Фаину Раневскую боготворили все. При всеобщей любви актриса была всю жизнь одинока, и отсутствие спутника жизни породило бурное обсуждение ее сексуальной ориентации: якобы мужчины Фаине Григорьевне и не нравились вовсе. Сейчас о ее жизни ходит множество слухов и домыслов.

«Королева кинематографа», «гениальнейшая актриса своего времени», «самая острая на язык», — какие только лестные эпитеты ни летели в ее адрес от современников. Однако актерский талант женщины также вызывает теперь сомнения у многих недоброжелателей: так ли уж заслуженно ее расхваливают?

Предлагаю разобраться, где правда, а где — лишь домыслы завистников.

Нахальная девятнадцатилетняя девица с удивленно вскинутыми бровями ворвалась в кабинет директора одного из театров Подмосковья в 1915-м году. Едва отдышавшись, она хлопнула по столу рекомендательным письмом авторства антрепренера Соколовского, близкого друга директора.

Дорогой Ванюша, посылаю тебе эту дамочку, чтобы только отвязаться от нее. Ты уж сам как-нибудь деликатно, намеком, в скобках, объясни ей, что делать ей на сцене нечего, что никаких перспектив у нее нет. Мне самому, право же, сделать это неудобно по ряду причин, так что ты, дружок, как-нибудь отговори ее от актерской карьеры - так будет лучше и для нее, и для театра. Это совершенная бездарь, все роли она играет абсолютно одинаково, фамилия ее Раневская…

Казалось бы, на этом редакция могла бы свернуть работу над этой статьей, но директор театра что-то разглядел в этой маленькой запыхавшейся девочке. Он еще раз окинул молоденькую актрису внимательным взглядом и… разорвал письмо. В этом крохотном кабинете богом забытого театра и родилась великая Раневская.

Уже через пару недель после своего яркого появления Раневская впервые вышла на сцену. Немногочисленные посетители Малаховского дачного театра рукоплескали молодой актрисе, никто и не мог подумать, что эта нескладная, но очень талантливая девочка ни одного часа своей жизни не уделила учебе актерству!

Шарлотта в «Вишневом саде», Змеюкина в «Свадьбе», Дунька в «Любови Яровой» — казалось, роли второго плана становились главными, когда их играла Раневская. Вскоре актрису начали замечать более именитые театры: сначала московский Камерный, а потом уже Театр Красной Армии и Театр им. Моссовета. За всю свою жизнь Раневская не сыграла ни одной главной роли. Актриса с горькой иронией отмечала:

"Я как яйца: участвую, но не вхожу"

Каждый, кто хоть раз встречался с Раневской вживую, отмечал бешеную энергетику, исходящую от актрисы. Ее обаянию и харизме завидовал каждый, а острый язык вводил в ступор любого. Оцените сами:

Раневская стояла в своей гримуборной совершенно голая и курила. Вдруг к ней без стука вошел директор-распорядитель Театра им. Моссовета Валентин Школьников. И ошарашено замер. Фаина Георгиевна спокойно спросила:
- Вас не шокирует, что я курю?

Но несмотря на столь яркий характер и успех в карьере, личная жизнь актрисы совсем не складывалась. Казалось, она вообще никогда не заводила романы. Но многие полушепотом поговаривали о том, что Раневская предпочитает женщин.

Алексей Щеглов, внук русской актрисы Павлы Вульф, рассказывал о том, как однажды стал невольным свидетелем крайне близкого общения Фаины и его бабушки, которое можно было назвать дружеским с очень большой натяжкой. Застуканная маленьким ребенком, Раневская тут же нашлась, что ответить: «Мы с твоей бабушкой делаем зарядку» .

В огонь лесбийства актрисы подлил масла журналист Глеб Скороходов, который был близким другом Фаины. Она относилась к нему с большой любовью, зачастую шутливо называя своим сыном. Долгие часы они проводили в беседе, которые Скороходов потом записывал в блокнотик.

Так, по словам журналиста, Раневская без стеснения рассказывала о своей любви к представительницам прекрасного пола. Вскоре из этих записанных диалогов родилась книга. Раневская узнала о рукописи и тут же разорвала отношения со Скороходовым. Книга вышла в печать только после смерти актрисы.

Великая Раневская всю жизнь чувствовала себя совсем одной в этом огромном мире. Прикрывая свои душевные терзания едким сарказмом, она безумно боялась не только жить, но и умереть в одиночестве. Она завела собаку, которого назвала Мальчик — в честь любимого ею Станиславского. Домработницы, в которых актриса пыталась найти подруг, разворовывали имущество постаревшей актрисы, а знакомые все реже и реже заходили в гости.

Сбылось то, чего так боялась Раневская: она умерла в одиночестве. Но, быть может, по-настоящему великие люди и должны уходить так — тихо, почти бесшумно?

«У Раневской была домработница Лиза, мечтающая выйти замуж и вечно бегающая на свидания. На одну встречу Раневская позволила ей надеть… роскошную шубу Любови Орловой, которая как раз в этот момент пришла в гости. Часа четыре Фаина Георгиевна находилась в страшном напряжении, изо всех сил поддерживая беседу, чтобы Орловой не пришло в голову распрощаться и уйти»

Алексей Щеглов - внук актрисы Павлы Вульф, ближайшей подруги Раневской. Фаина Георгиевна, не имевшая детей, считала его своим внуком тоже.

Алексей Валентинович рассказывает «7Д» о том, какой он запомнил великую актрису…

«Из роддома меня несла Фаина Георгиевна. Поскольку роды дались моей маме, Ирине Вульф, очень тяжело, она осталась в больнице. Бабушка, Павла Леонтьевна Вульф, была с ней. Так что отдали меня Раневской. Много позже она рассказывала, как крепко прижала меня к себе и пошла, умирая от страха, как бы… не бросить меня на землю. Это чувство было сродни тому, что испытывает человек, стоя на высоте, - он боится, как бы не шагнуть в пропасть.

Я сам помню Фаину Георгиевну лет с двух. Шла война, и мы всей семьей находились в Ташкенте, в эвакуации. Первые «зарисовки»: наша домработница Тата, родной человек, член семьи, иногда перечила Фаине Георгиевне.

Раз возразила, два возразила… И тут Раневская не выдержала: «Наталья Александровна, идите в жопу!» Повернулась, вышла и хлопнула дверью. Позже я имел возможность узнать: это фирменное изречение Раневской!

Еще помню - из комнаты Фаины Георгиевны, находящейся в бельэтаже нашего деревянного ташкентского дома, ползет дым. Я в панике кричу: «Фуфа, Фуфа!» (так я тогда выговаривал ее имя, а вслед за мной Фуфой Раневскую стали звать все друзья). Взрослые бросаются по лестнице вверх. И вовремя! Оказывается, Раневская заснула с папиросой в руке - она ведь беспрерывно курила, - и загорелся матрас.

Кем я считал Раневскую? Родней - наравне с бабушкой, мамой и моей обожаемой Татой, которая занималась мною больше всех.

Я с разбегу садился к Фуфе на колени и просил ее почитать мне стихи. Пока я не научился хорошо говорить, только она могла разобрать мою речь. Помню, однажды она решила подкормить нашу семью. Купила на рынке пару индюшек, стала откармливать. Где-то Фуфа прочитала, что птиц надо поместить в подвесные мешки и пичкать грецкими орехами. Вот она и устроила такой птичник в подвале. Только что-то пошло не так: вместо того чтобы жиреть, индюшки безмерно исхудали и сдохли… Да уж, ведение хозяйства не было ее коньком!

Еще воспоминание… Избалованный женским обществом, в какой-то момент я стал просто неуправляем, всего добивался слезами и криком. И тогда мама позвонила в некий «Отдел детского безобразия», откуда явился страшный мужик в полушубке - меня забирать.

Я просто обмер от испуга и стал умолять маму не делать этого, обещая вести себя хорошо. Далеко не сразу я догадался, что этим «мужиком» была Фаина Георгиевна. Что ей, великой актрисе, стоило сыграть такую нехитрую роль!

Вернувшись из эвакуации, мы поселились на первом этаже двухэтажного флигеля по улице Герцена, конечно, вместе с Раневской. И она стала водить меня по бульварам на прогулки, которые неизменно омрачались назойливыми криками школьников: «Муля! Муля!» Вышедший еще до войны фильм «Подкидыш» был страшно популярен, и Раневскую замучили фразой «Муля, не нервируй меня!». Вот в такой-то ситуации Раневская и произносила свое знаменитое: «Пионэры, идите в жопу!» Да, теперь, по прошествии многих лет, знаменитые изречения Раневской всем очень нравятся, их передают из уст в уста.

Мы и тогда над ними хохотали. Больше всего мне нравилось, как она рассказывала свой сон про Пушкина. Он ей приснился и сказал: «Как же ты мне надоела со своей любовью, старая б...» И следовало нецензурное слово, которое Раневская вообще употребляла с легкостью. Единственный человек, при ком она никогда себе этого не позволяла, была Анна Ахматова. При ней Раневская становилась сдержанна, как английская аристократка. А остальным от ее шуточек доставалось! Далеко не всем было приятно встретить Раневскую на улице. Помню, идем мы с ней, а она вдруг остановится и, глядя на какую-то женщину, громко говорит: «Такая задница называется «жопа-игрунья»!» Разумеется, женщина, о которой это было сказано, не принималась весело смеяться. Чаще всего в ответ звучало: «Известная актриса, а так себя ведет!»

А если Фуфу не узнавали, то и вовсе принимали за городскую сумасшедшую. Я сгорал от стыда, страшно стеснялся. Но понимал, что это - элемент игры, без которой Раневской жить скучно. Она любила давать едкие, убийственные, но очень точные характеристики людям. «Вытянутый в длину лилипут», «поет, будто в таз писает», «смесь степного колокольчика с гремучей змеей» или «человек с уксусным голосом»… Все это Фуфа сопровождала карандашными шаржами, которые называла «рожи».

Словом, у Раневской был своеобразный взгляд на приличия. Довольно зеленым юношей я легко получал от нее в подарок сигареты. Но попробовал бы я не встать, когда в комнату зашла женщина. Недопустимым было и появляться в неопрятном виде. Как-то раз я запачкал пальто, дело было вечером, но Фуфа не позволила мне вернуться домой в грязном.

Она тут же подняла на ноги все бытовые службы нашей улицы. Пальто вычистили, и я вернулся домой в подобающем виде.

НЕМИРОВИЧ-ДАНЧЕНКО СЧИТАЛ РАНЕВСКУЮ НЕНОРМАЛЬНОЙ

В доме моей бабушки - тогда очень известной, можно сказать, легендарной актрисы - Раневская появилась задолго до моего рождения. Она тогда только-только начинала свою сценическую карьеру. Из родного и благополучного Таганрога (у их семьи было все, по крайней мере до революции, - собственный дом, состояние, поездки на лето в Швейцарию) она уехала в Москву, чтобы учиться. Но ни в одну из театральных школ ее не приняли.

И вот в 1919 году молодая Раневская, оказавшись в Ростове-на-Дону, узнала, что там гастролирует «сама Павла Вульф», и пошла знакомиться.

Все началось с бурных признаний поклонницы, восхищенной талантом звезды сцены. А кончилось тем, что бабушка взяла Фаину в ученицы и оставила жить у себя. Почему Павла Леонтьевна заинтересовалась никому не нужной, неизвестной рыжей девицей? Дело в том, что в дореволюционное время существовала традиция: знаменитые актеры приглашали в свой дом талантливую молодежь и часто оставляли в своей семье - так было принято. Несмотря на то что власть в то время часто менялась и бабушке с Татой и дочерью Ириной выживать стало непросто, ей казалось совершенно естественным оставить Фаину в своей семье. Шла Гражданская война, в Ростове было неспокойно, и бабушка пригласила Фаину ехать в Крым. Они попали, как говорится, из огня да в полымя.

В 1920 году Крым был страшным местом, обескровленным террором, перестрелками, повальным тифом. Люди умирали прямо на улицах. Но Раневская и Вульф держались вместе, и это помогало им выживать. Они, насколько это было возможно, играли на крымских сценах, что-то зарабатывали. А в остальное время Павла Леонтьевна занималась со своей подопечной - сцендвижением, сценречью… Фаине ведь нужно было еще избавиться от таганрогского говорка… Зато дар перевоплощения и наблюдательность у Раневской были природные. Она рассказывала мне, как в Крыму «подсмотрела» образ, который потом использовала, играя Мурашкину в экранизации чеховской «Драмы». Ее, шатавшуюся от голода, пригласила в гости одна писательница, обещала напоить чаем с пирогом. Вот только придя в гости, Раневская обнаружила, что прежде долгожданного угощения она должна послушать кое-что из творчества хозяйки.

На голодный желудок трудно было выносить утомительное чтение, к тому же из столовой доносился сводящий с ума запах пирога… Фуфа измучилась, изображая интерес к посредственной литературе, но и когда дождалась наконец приглашения за стол, испытала страшное разочарование. Пирог оказался с морковью - более неудачную начинку даже трудно представить. Что ж! Зато комический образ лег на полочку в памяти Раневской и со временем пригодился!

В 1924 году вся семья вернулась в Москву, где тогда кипела театральная жизнь. Поступили сначала в передвижной Театр московского отдела народного образования, а через несколько лет - в Театр Красной армии. Вообще-то Раневская мечтала работать во МХАТе, и Василий Качалов устроил для нее встречу с Немировичем-Данченко.

Но когда Фуфа пришла к тому в кабинет, она так разволновалась, что вместо Владимира Ивановича назвала Немировича Василием Степановичем, еще стала бурно жестикулировать, вскакивать с места, вообще вела себя неординарно. А в конце концов, смешавшись, и вовсе выбежала из кабинета, не простившись. Тогда Немирович сказал Качалову: «И не просите! Я не возьму в театр эту ненормальную, я ее боюсь!»

Что же касается Качалова, Раневская познакомилась с ним, прислав восторженное письмо: «Пишет Вам та, которая в Столешниковом переулке однажды, услышав Ваш голос, упала в обморок. Я уже актриса - начинающая. Приехала в Москву с единственной целью попасть в театр, когда Вы будете играть. Другой цели в жизни у меня теперь нет и не будет».

Качалов ответил ей очень любезно: «Дорогая Фаина, пожалуйста, обратитесь к администратору Ф. Н. Мехальскому, у которого на Ваше имя будут два билета. Ваш В. Качалов». Так они познакомились и подружились на всю жизнь. Хотя со стороны Фаины здесь была не только дружба. Как она сама писала в воспоминаниях: «Я влюбилась в Качалова, влюбилась на тяжкую муку себе, ибо в него влюблены были все, и не только женщины». Она часто влюблялась таким образом: в Осипа Абдулова, Александра Таирова, маршала Федора Толбухина… Для того чтобы любить, Фаине Георгиевне не требовалось взаимности. Она на нее, собственно, и не рассчитывала, считая свои женские шансы «ниже всякой критики».

Фуфа с детства чувствовала себя несчастной из-за своей внешности. И ее муки только усугубляло то обстоятельство, что сестра Белла выросла красавицей.

Фаина очень страдала из-за своего длинного носа и ненавидела всю свою семью, от которой она его унаследовала! И все-таки ей хотелось быть красивой, хотелось нравиться! Но в любви ей никогда не везло. Это не значит, что в молодости у Раневской не было романов. Были, конечно, как и шанс стать матерью… Но Фаина Георгиевна этот шанс упустила. О чем потом страшно сожалела, хотя старалась не подавать виду. Помню, как нарочито спокойно она говорила об этом - будто это произошло с кем-то другим, а не с ней.

ЗАЗНАВШЕЙСЯ РАНЕВСКОЙ - БОЙКОТ!

Сейчас я вам скажу удивительную вещь: при своем умении высмеять человека Фаина Раневская абсолютно, просто категорически не воспринимала ни слова критики в свой адрес!

Ни слова! Единственным человеком, который имел право делать ей замечания, была моя бабушка. Даже моя мама, став режиссером и приглашая Раневскую играть в своих спектаклях, мучилась с ней, потому что Фаина Георгиевна не принимала никаких замечаний. Что уж говорить о посторонних людях! Говорят, появление Раневской в Театре Моссовета уже было спектаклем! Сцена перед ее приходом должна быть вымыта, декорации - в порядке. И далеко не все актеры, особенно молодые, стремились к ней навстречу. Многие, наоборот, предпочитали закрыться в гримуборной от греха подальше. А то ведь она пройдет по коридору и тихо скажет: «У этой актрисы лицо как копыто», - и все, прилепится на много лет! А попробуй-ка ответь ей как-то неправильно на вопрос после спектакля: «Ну как я сегодня?»

Однажды актер Анатолий Баранцев вместо обычного: «Гениально! Блистательно!» - сказал честно: «Фаина Георгиевна, сегодня немножко меньше накал, чем вчера». И услышал в ответ: «Это кто это там? Я вас не знаю… Оставьте меня в покое!» Отчасти такое отношение к критике было связано с тем, что Раневская была необычайно требовательна к своей профессии. Одна из последних ролей, которую предложили Раневской, - Сара Бернар в старости. Казалось бы, чего лучше, интересная, характерная роль! Но она отказалась: «Я недостойна играть великую Сару Бернар!» Была еще одна причина для отказа - Раневская с трудом выходила на сцену. А пока были силы, приходилось играть «совесть народа» в пьесе Сурова «Рассвет над Москвой». Там ее героиня ходила по инстанциям и требовала, чтобы производимые ткани были более яркими.

«Я иду на эту роль, как в молодости шла на аборт, а в зрелости - к зубному врачу!» - шутила Раневская. А сама играла так, что народ сидел в зале только ради нее. А когда ее выход заканчивался, кресла пустели.

Как на самом деле труппа относится к Фаине Георгиевне, стало ясно, когда произошел конфликт с Юрием Завадским. Это про него она сказала «вытянутый в длину лилипут». Красавец, герой-любовник, был женат на Марецкой, позже - на Улановой, потом был десятилетний союз с моей мамой. У Раневской с Юрием Александровичем с самого начала были сложные отношения. Они обострились, когда на репетиции спектакля «Госпожа министерша» Раневская почувствовала себя плохо. Ее мучили спазмы в сосудах, боли в сердце, высокое давление. А коллеги думали, что она капризничает. В результате раздражение накопилось до предела, и со стороны Завадского прозвучало: «Вон из театра!»

На что Раневская ответила: «Вон из искусства!» А дальше было собрание труппы по поводу ее поведения, на которое саму Раневскую даже не пригласили. И никто из коллег не сказал ни слова в ее защиту. Говорили, что она высокомерная, что беззастенчиво пользуется служебной машиной, и как вывод: «Пора кончать этот «освенцим Раневской»!» В результате Фаина Георгиевна заболела и написала заявление об уходе из театра. И только после смерти Завадского она признавалась: «Мне жалко, что я обижала его, подшучивала над ним. И мне жаль, что он ушел раньше меня».

ДОМРАБОТНИЦЫ ОБВОРОВЫВАЛИ

К этому времени Раневская уже жила одна - в комнате в коммуналке, потом получила квартиру.

Вести самой хозяйственные дела ей абсолютно не хотелось. Пришлось нанимать домработниц, которые то и дело ее обворовывали. Я помню, одна из них запросила сто рублей за пару килограммов бифштекса для песика Раневской. Это было слишком даже для не имевшей представления о ценах Фуфы. «Почему так дорого?» - удивилась она. «Так я же ж по всей Москве ездила на такси, шукала это мясо!» Единственная домработница, с которой Раневская ужилась, была Лиза. Некрасивая неудачница, мечтающая выйти замуж, Лиза часто ходила на свидания. И на одно такое свидание Фаина Георгиевна позволила ей надеть… роскошную шубу Любови Орловой, которая как раз в этот момент пришла в гости. Часа четыре Раневская лезла из кожи вон, стараясь увлекательной беседой удержать гостью, чтобы Орловой не пришло в голову распрощаться и уйти.

При этом она рисковала - а вдруг бы домработница не вернулась? Но Лиза вернулась и преданно служила ей, пока наконец не вышла замуж. И тогда Фаина Георгиевна на радостях подарила молодоженам свою большую двуспальную кровать. А сама стала спать на тахте. Для нее вещи вообще ничего не значили, она могла понравившемуся человеку отдать буквально все с себя. Она получала весьма щедрый паек в магазине «Елисеевский», который раздавала. Угощала и мое семейство. Помню ее записку: «Посылаю тебе бананы, выращенные на плантациях буржуазного мира, где бананы жрут даже свиньи, а возможно, и обезьяны».

Она набивала деликатесами холодильник - для друзей, ведь сама есть все это не могла - запрещали врачи. Если кто-то из знакомых, приходя к ней, спрашивал: «Я возьму немножечко сервелата?» - она с досадой отмахивалась: «Не надо мне объявлять, сколько граммов.

Просто бери!» Сама она любила очень простое блюдо - жареный хлеб. Она его готовила прямо на открытом огне на плите и тут же мазала маслом - оно таяло и пропитывало хлеб. Еще Фуфа обожала фисташки и жареные каштаны, которых в Москве днем с огнем было не сыскать, но ей привозили.

БЛИЖАЙШИЙ ДРУГ СЛЕДИЛ ЗА КАЖДЫМ ШАГОМ

В 50-е годы стало возможным возобновить общение с семьей - родные Фаины эмигрировали после революции в Румынию. В 1957 году Фаина Георгиевна туда съездила. Вернулась разочарованная. Оказалось, что за десятилетия разлуки она настолько отдалилась от родных, что им было не о чем говорить, тем более что они почти забыли русский язык.

Поэтому Раневская удивилась, когда в Москву пришел запрос от ее сестры Изабеллы. Та хотела приехать в Россию и жить у Фаины. А почему бы и нет, если сестра знаменита и имеет средства? С собой Изабелла привезла лишь немного денег, обмен которых по курсу составил 900 рублей. Раневская выделила ей комнату в своей квартире. После этого Изабелла Георгиевна прожила всего лишь четыре года. Переезд в Советскую Россию не принес ей счастья, она со своим дореволюционным воспитанием просто не понимала этой страны.

И вот она опять осталась одна. С годами Фаине Георгиевне стало свойственно привязываться к едва знакомым людям. Так было и в случае с журналистом Глебом Скороходовым, с которым она познакомилась, записывая на радио рассказы Чехова.

Про этого молодого человека она говорила: «Я его усыновила, а он меня уматерил». Они очень много времени проводили вместе. Она не знала, что, приходя домой, Глеб садится за письменный стол и дословно фиксирует все их беседы. Так за много лет у него собрался материал на целую книгу, которую он и вознамерился опубликовать. Раневская растерялась и предложила отдать книгу моей маме, Ирине Вульф, чтобы та высказала свое мнение. Мама пришла в ужас! Она сказала Раневской: «После публикации вам сразу придется написать заявление об уходе из театра. Вас возненавидят! Вы ни о ком не отзываетесь хорошо, ни о ком!» Ведь Скороходов собрал самые едкие высказывания Раневской в адрес друзей и коллег, из тех, что вовсе не были предназначены для печати. В общем, Фаина Георгиевна отказалась возвращать Глебу рукопись, а когда тот попытался прийти к ней домой, вызвала милицию.

А друзей становилось все меньше… В 1961 году умерла Павла Леонтьевна. Это было большим ударом для Раневской. В последние годы она делала все, чтобы бабушке стало легче, устраивала ее в кремлевскую больницу, покупала лекарства, возила на машине гулять в Серебряный Бор. После смерти бабушки Фаина Георгиевна бросила курить. Далось это с огромным трудом, ведь Раневская беспрерывно дымила с молодости! Почему-то ей было психологически легче, чтобы сигареты имелись в доме - просто она к ним не притрагивалась. Дефицитный заграничный товар оседал в карманах знакомых.

Под конец жизни Раневская чувствовала острые приступы одиночества.

Тем более что здоровье совсем расшаталось и все чаще приходилось лежать в больнице, которую актриса называла «ад со всеми удобствами». Последний раз мы виделись в 1983 году, когда я приехал на побывку в Москву из Кабула - мы с женой Таней уехали туда работать по контракту. Фаина Георгиевна присылала нам бесконечные открытки, она сильно тосковала. И вот я навестил ее. До окончания контракта оставалось полтора года, и я понимал, чувствовал, что Раневская может не дожить до моего возвращения. Мы с ней крепко обнялись и никак не могли расстаться, горло сжимал комок, выйдя на улицу, я едва не расплакался. А потом я узнал, что Фаина Георгиевна снова попала в больницу. Вот ее последняя открытка, прилетевшая в Кабул: «Мой родной мальчик, наконец-то собралась написать тебе, с моей к тебе нежной и крепкой любовью.

Мне долго нездоровилось, но сейчас со здоровьем стало лучше. Очень по тебе тоскую, мечтаю скорей увидеть и обнять тебя и Танечку. Обнимаю. Твоя Фуфа». Раневская была серьезна. Она прощалась…»

Ф. Г. достала из шкафа тоненькую книжечку, размером с записную, - «Софья Парнок. Вполголоса. Стихи».

Посмотрите, какой тираж, а то мои очки, как обычно, куда-то провалились, - попросила она.

Двести экземпляров! - удивился я.

Да, да, всего двести штук и все номерные. В магазины они не поступали, и это предмет особой гордости поэта. Софья не собиралась соперничать с лесбосской Сафо и предназначала свои вирши очень узкому кругу - островку среди Москвы.

Если бы ее видели, не стали бы спрашивать, торговала ли она ими. Парнок - из последних аристократок. Худая, с волосами, как смоль, гладкими и блестящими, с выбеленным лицом - я всегда завидовала ей и пыталась выяснить, как достичь такого.

Знала она все языки на свете. Мой французский от гувернантки гроша ломаного не стоит. А книжечку эту она дарила подругам, друзьям, знакомым. И мужчинам, конечно.

Блаженнее безнадежности

В сердце моем не запомню.

Мне, грешной во всем, за что мне

Отчаяние от нежности?

Прочитала Ф. Г.

А что вы удивляетесь: ее поэзия доступна далеко не каждому - она интимна. И не понимаю вашей улыбки! Интим по-французски, которому вас не учили, значит - внутренний, очень глубокий, узколичный.

И песней досмерти запой, -

Не надо, чтоб душа боролась

Сама с собой.

Можно только восхищаться такой неистовостью. Завидовать ей. Меня так не любили, - вздохнула Ф. Г.

Я тут на днях посмотрела в своем кинотеатре, в «Иллюзионе», «Девушку с характером» - никогда прежде ее не видела. Настроение было мерзопакостное, решила отвлечься, все-таки комедия, хотя кому, как не мне, не знать: комедию нужно глядеть только в хорошем настроении. Серова там очаровательна и так привлекательна - Симонова легко понять. Мне бы такой носик!

Говорить, какая она актриса, язык не повернется. Искренна и слава Богу! Ей, конечно, повезло - стала идеалом советской девушки. Когда мы снимали «Пышку», я сказала Ромму о Галине Сергеевой: «Не имей сто рублей, а имей сто грудей!». Мы думали, что ее с такими данными ждет блестящее будущее. А в итоге - мелочи да опереточная примадонна в военной «Актрисе». Тип у Сергеевой оказался «несозвучным».

С Серовой - прямо противоположное. Но вот я смотрела ее «Девушку с характером» и за весь фильм ни разу не улыбнулась, хотя там даже на экране не забыли написать «комедия». Чему там смеяться? Злободневная агитка на тему хетагуровок.

Вы этого не знаете: в конце тридцатых нашлась такая дама, Хетагурова по фамилии, жена, как тогда говорили, красного командира, служившего на краю света. Она выступила с почином: «Девушки, все - на Дальний Восток!» И началось массовое безумие - печать его назвала патриотическим движением. Даже я с нашим театром Красной армии двинулась для бесконечного, почти на год, обслуживания частей Дальнего Востока. Еще до агитации «Девушки с характером».

Всю картину Серова скачет из одного съемочного павильона в другой, призывая массовку ехать неизвестно на что и неизвестно к кому. Бред энтузиазма! Да еще попутно ловит врага народа - диверсанта: макает его в воду, держа за волосы. Безумно смешно!

После сеанса меня окружило несколько зрительниц старшего возраста, что-то проахали о моих ролях и любви ко мне, а потом спросили, как мне «Девушка с характером»? И тут я врезала картине по полной программе - нужно было разрядиться.

Одна из дам, выслушав меня, сказала гениально:

Фаина Георгиевна, мы ведь не фильм смотрим. Мы смотрим нашу молодость.

Я заткнулась. Извинилась. Хотела пригласить их к себе на чай и до сих пор жалею, что не сделала этого.

Гениальная актриса Павла Вульф играла на сценах провинциальных театров, изредка заглядывая в столицу России. Женщина примеряла роли в постановках всемирно известных пьес и водила знакомства со знаменитыми режиссерами и актерами. Она стала первым театральным педагогом и близкой подругой .

Детство и юность

Павла Леонтьевна родилась в городе Порхове (Псковская губерния) в семье потомственных дворян. Часть источников утверждает, что родители – обрусевшие немцы, однако есть версии, что у них французские или еврейские корни.

Зажиточная семья имела возможность привлекать к образованию детей преподавателей Московского университета. Программу средней школы Павла освоила дома, а после стала студенткой петербургского института благородных девиц.

Девочка мечтала стать актрисой с детства, с удовольствием примеряла разномастные роли в домашних спектаклях. Однажды так очаровалась игрой Веры Комиссаржевской, знаменитой российской актрисы, основательницы собственного театра, что решила во что бы то ни стало тоже посвятит жизнь лицедейству.

Павла написала Вере Федоровне письмо, которое, на удивление, не осталось без ответа. Артистка рекомендовала девушке поступить в драматическую школу Поллак. После Вульф приняло в свои ряды императорское балетное училище, открытое при Александринском театре. Выпускница желала попасть в столичный Художественный театр, но получила отказ. Павле Леонтьевне суждено было сделать блестящую карьеру провинциальной актрисы в амплуа лирической героини.

Театр

Выход на большую сцену Павлы Вульф случился еще в студенческие годы – сыграла Лауру в пьесе «Бой бабочек», написанную немецким драматургом Германом Зудерманом. Дипломированная актриса сначала отправилась на гастроли по Украине вместе со своим кумиром Комиссаржевской. На сценах Николаева, Харькова и Одессы доставались роли в россыпи постановок – играла Лизу в «Волшебной сказке», Поликсену в спектакле «Правда хорошо, а счастье лучше», Настю в «Борцах». Молоденькая актриса в поведении и внешнем виде пыталась копировать свою наставницу.

Павла Вульф в театре

В 1901 году Вульф попала в Нижний Новгород, где год отдала антрепризе Константина Незлобина. Здесь творческая биография озарилась ролью Эдвиг из драмы «Дикая утка». Затем служила в Рижском городском театре, где женщине тоже отводили яркие образы – она представала из знаменитой пьесы , из трагедии .

Павле Леонтьевне пришлось покочевать по просторам России и Украины. Актрису принимали театры Харькова, Киева, Иркутска, Москвы. А после революции женщина обосновалась в Ростове-на-Дону. Впрочем, ненадолго. Спустя три года игрой Вульф наслаждались жители Симферополя. Копилка работ пополнилась ролями Лизы из «Дворянского гнезда», Нины из «Чайки» и Насти из пьесы «На дне».

В Симферополе открылись дополнительные возможности для развития карьеры. Павлу Вульф пригласили преподавать в театральной школе. Позже, в начале 30-х годов, актриса и уже режиссер театральных постановок руководила классом движения и ставила сценическую речь членам секции Бакинского театра рабочей молодежи.

Алексей Щеглов, Фаина Раневская и Павла Вульф

В 1931 году Вульф вновь оказалась в Москве. Работала не покладая рук, успевала совмещать сцену с преподаванием в школе Камерного театра, потом актерским премудростям учила молодежь в драматической школе, открытой на базе Театра Красной Армии.

Одной из последних работ женщины стала роль Аграфены в пьесе «Волк», созданной Леонидом Леоновым. Однако в 1938 году Павлу Вульф подкосила тяжелая болезнь, из-за которой пришлось проститься со сценой.

О знакомстве и дружбе Павлы Леонтьевны с Фаиной Раневской красноречиво написал в воспоминаниях внук Вульф – Алексей Щеглов. Фаина Фельдман осталась под таким сильным впечатлением от игры актрисы Ростовского театра в постановке «Вишневый сад», что на следующий же день явилась к ней домой.

Павла Вульф и молодая Фаина Раневская

Вульф, страдающая в это утро мигренью, сначала не желала принимать гостью, но та оказалась слишком настойчивой. Фаина Георгиевна умоляла взять ее в труппу. Чтобы отвязаться от девушки, Павла Леонтьевна вручила непонравившуюся по сюжету пьесу и велела прийти через неделю с любой выученной ролью.

Когда будущая Раневская предстала в образе итальянской актрисы, Вульф пришла в восторг и поняла, что перед ней настоящий алмаз. Тем более Фаина подготовилась очень основательно – не поленилась найти в городе итальянца, у которого переняла мимику и жесты. С тех пор Раневская поселилась в доме Павлы Леонтьевны, ставшей для молодого дарования наставником и близкой подругой.

Личная жизнь

С первым мужем Сергеем Анисимовым Павла Вульф прожила недолго. Затем женщина сошлась с барином татарских кровей, сыном военного Константином Каратеевым, который рано ушел из жизни. Актриса не успела развестись с первым супругом и обвенчаться со вторым. Поэтому дочь Ирина, родившаяся в 1906 году, получила фамилию и отчество первого супруга.

Павле Леонтьевне досталась тяжелая жизнь, наполненная разъездами, частой сменой места жительства. Говорят, актриса называла скитания «провинциальной каторгой». Это отразилось на здоровье дочери – Ира сильно заболела.

Выхаживала ребенка костюмерша Наталья Иванова, которую в доме Вульфов называли просто Татой. Девушка взяла на себя все заботы об Ирине, став ей второй мамой. Павла Леонтьевна была безмерно благодарна помощнице за то, что она дает возможность посвящать себя актерскому ремеслу.

В будущем Ирина Сергеевна Вульф стала театральной актрисой и режиссером, играла в спектаклях и Юрия Завадского. Женщина подарила Павле Леонтьевне внука Алексея.

Смерть

Последние 20 с лишним лет Павла Вульф тяжело болела. Скончалась великая театральная актриса в начале июня 1961 года. Раневская отмечала, что подруга умирала в страшных муках. До конца своих дней Фаина Георгиевна так и не смирилась с утратой. Павла Леонтьевна покоится на Донском кладбище.

В биографическом сериале «Фаина», который выходит на «Первом канале», Павлу Вульф играет .

Спектакли

• «Снегурочка», Александр Островский - роль Снегурочки
• «Ромео и Джульетта», Уильям Шекспир - роль Джульетты
• «Дворянское гнездо», - роль Лизы
• «Чайка», - роль Нины Заречной
• «Вишневый сад», Антон Чехов - роль Ани
• «Иванов», Антон Чехова - роль Саши
• «Горе от ума», - роль Софьи
• «Дикая утка», Генрик Ибсен – роль Эдвиг

Встреча Раневской и Вульф во многом изменила жизнь каждой из них и обеих вместе. Без встречи с Вульф биография Фаины Георгиевны немыслима, вернее, она была бы совсем другой. Между тем и Павла Вульф не раз отмечала, что она без Раневской тоже прожила бы совсем другую жизнь. На закате жизни Фаина Раневская вспоминала: «Павла Леонтьевна спасла меня от улицы. Она меня очень любила, а я относилась к ней молитвенно. Павла Леонтьевна - имя это для меня свято. Только ей я обязана тем, что стала актрисой. В трудную минуту я обратилась к ней за помощью. Она нашла меня способной и стала со мной работать. Научила меня тому, что ей преподал ее великий учитель Давыдов и очень любившая ее Комиссаржевская. Она сделала из меня и человека, и актрису. Если я стала понимать, как вести себя на сцене, - я обязана этим только Павле Леонтьевне».

О своем знакомстве с Павлой Вульф Раневская рассказывала: «В Ростове-на-Дону в 1918 году, работая в цирковой массовке, увидела на сцене театра "Дворянское гнездо" с Павлой Леонтьевной Вульф в роли Лизы Калитиной. Вообще-то я уже видела этот спектакль и именно с Вульф еще в Таганроге, была потрясена ее Лизой, но тогда еще мало что понимала. Теперь впечатление было гораздо более сильным и глубоким. Это решило все. Какой цирк, когда в мире есть такие люди?! Набралась необъяснимого нахальства и отправилась к Павле Леонтьевне со "скромной" просьбой - научить меня играть. Вот так просто». В тот день у Павлы Леонтьевны был приступ мигрени, из-за которого она никого не хотела видеть. Но Фаина пришла на следующий день, она так страстно говорила Павле Леонтьевне о своем желании стать ее ученицей, что уже в тот день между ними завязалась дружба, длившаяся более сорока лет.

Павла Вульф много сделала для театральной карьеры своей подруги Фаины. Уже в день знакомства она дала Фаине пьесу с рекомендацией выбрать любую роль и показаться ей. Фаина выбрала роль итальянской актрисы и в течение недели подготовилась к ней. Она нашла в Ростове итальянца, им оказался булочник из Генуи. Под его руководством Фаина изучала итальянский язык, мимику, жестикуляцию, потратив на учебу практически все деньги, заработанные в цирковой массовке. Появившись перед Павлой Вульф сильно похудевшей, но подготовленной к роли, Фаина произвела на актрису благоприятное впечатление. Позднее Раневская рассказывала: «Со страхом сыграла ей монолог из роли, стараясь копировать Андрееву. Прослушав меня и видя мое волнение, Павла Леонтьевна сказала: "Мне думается, вы способная, я буду с вами заниматься". Она работала со мною над этой ролью и устроила меня в театр, где я дебютировала в этой роли. С тех пор я стала ее ученицей».

Вскоре Павла Леонтьевна пригласила Фаину жить к себе. Отказаться было нельзя - театр отправлялся в Крым, и надеяться на новую случайную встречу с Вульф было нереально. В дальнейшем Фаина Георгиевна и Павла Леонтьевна не представляли свою жизнь друг без друга. Вместе с Павлой Леонтьевной и ее маленькой дочерью Раневская отправилась в Крым. В Симферопольский городской театр, ранее называвшийся Дворянским, точнее - театром Таврического дворянства. Добирались до Симферополя пароходом, через Евпаторию. В своей книге воспоминаний Павла Вульф напишет: «Крымский период был началом творческих успехов Раневской...»

После войны Раневская боялась надолго разлучаться с Павлой Леонтьевной, беспокоилась о ее здоровье, скучала. Из поездок, со съемок Фаина Георгиевна спешила написать ей письмо, открытку - посоветоваться, пожаловаться, успокоить: «Мамочка, попытаюсь тебе объяснить, почему я в таком раскисшем состоянии и подавленности... Когда я вылезла с сырой, не сделанной, не проверенной и не готовой ролью, да к тому же еще ролью, которая мне чуждая и противная, я растерялась, испугалась, вся тряслась, забывала текст, путалась и в итоге испытала что-то вроде нервного шока, потрясения. На премьере ввиду всего вышесказанного был полный провал, на втором спектакле я расшиблась и на третьем еле двигалась, потом я уже на спектаклях разогревалась, но играла и продолжаю играть плохо. Пойми - я не бытовая актриса, быт мне не дано играть, не умею, - я перевела роль в план реалистической буффонады, но и это не верно, а может быть, роль незначительна...» «Мамонька-золотиночка... Все мои мысли, вся душа с тобой, а телом буду к 1-му июля. Отпускают делать зубы, 15-го июля опять съемки, пересъемки и досъемки, т. е. продолжение кошмара. Забот накопилось множество... рада, что скоро обниму тебя, мою родную, дорогую. Не унывай, не приходи в отчаяние. Твоя Фаина».

Дружба Раневской и Вульф продолжалась до конца жизни Павлы Леонтьевны, да и после кончины ее в 1961 году Раневская ежедневно, едва ли не ежечасно вспоминала о ней. Надо ли говорить, каким ударом ее смерть стала для Фаины Георгиевны? Место Вульф в сердце Раневской так и осталось незанятым, зияющим, как открытая рана. Много лет, оплакивая свою потерю, она не переставала благодарить судьбу за то, что ей была послана такая дружба, творческая и человеческая, какая мало кому выпадает на долю. Может быть, именно это дало Раневской основание признаться в конце жизни: «Мне везло на друзей».

Биография

Павла Леонтьевна Вульф - русская актриса, заслуженная артистка Республики (1927). Павла Леонтьевна Вульф была родом из Порхова, из псковских помещиков, которые происходили из рода Васильчиковых, имевших множество дочерей. Одна из них вышла замуж за графа Строганова, владельца огромного имения-майората Волышево (под Порховом), а другая - за сына обрусевшего немецкого барона Карла Вульфа - Леонтия Карловича Вульфа, от брака с которым и родилась Павла Леонтьевна.

Павла Вульф родилась 19 июля 1878 года. Вскоре ее родители переехали из Порхова в Псков, и здесь на них обрушилось несчастье - тяжелая болезнь отца, обрекшая его на бездействие: «Он страдал неизлечимой болезнью и мог передвигаться только в кресле, на колесах... Он никогда не жаловался, и в те немногие часы, когда ему делалось лучше, шутил. Отец никогда не наказывал нас, не повышал голоса, но только огорчался, и это было страшнее наказания». Отец Павлы Вульф прекрасно играл на скрипке и не расставался с ней до конца дней своих: «Вдруг звуки оборвались, скрипка замолкла, я побежала в комнату отца - он сидел в своем кресле, опустив скрипку, и тихо плакал. Это было незадолго до его смерти».

В имении тетки в Волышеве Павла впервые участвовала в спектакле «Сорванец» и «живых картинках», вероятно, подтолкнувших ее к мысли о театральной карьере. Волышево сохранилось до сих пор, правда, в плачевном состоянии. Павла Леонтьевна тщательно скрывала свое непролетарское происхождение и лишь вскользь написала об этом в своей книге «В старом и новом театре» как о каком-то праздничном сне.

Первоначальное образование получила дома, где с Павлой занимались преподаватели Московского университета, а потом поступила в институт Благородных девиц в Петербурге, где проучилась несколько лет, а потом решила, что станет актрисой. Это решение она приняла после того, как увидела на сцене В.Ф. Комиссаржевскую. По совету Комиссаржевской, к которой обратилась с письмом, поступила в драматическую школу Поллак, через год перешла на драматические курсы в императорском балетном училище при Александринском театре.

Дебютировала на сцене студенткой в роли Лауры в пьесе Г. Зудермана «Бой бабочек». По завершении учебы по совету своего педагога В. Данилина пыталась поступить в Московский Художественный театр, но не была принята. С 1901 года работала в Нижегородском театре в антрепризе Незлобина. В 1902-1904 годах играла в Рижском городском театре. На гастролях в Одессе играла вместе с М.Г. Савиной. В сезоне 1905/1906 года работала в Театре Корша, играла с В.И. Качаловым. В последующие годы выступала на провинциальной сцене.

В 1909-1911 годах играла в Москве в «Новом театре» К.Н. Незлобина. В 1911 году опять вернулась на провинциальную сцену. До 1917 года играла в театрах Ростова-на-Дону, Киева, в Харькове у Н.Н. Синельникова.

После революции 1917 года вступила в товарищество, организованное В.А. Ермоловым-Бороздиным. Сначала товарищество работало в Евпатории. В составе труппы были: И.Ф. Скуратов, С.И. Днепров, Р.А. Карелина-Радич, Н.И. Кварталова. Среди начинающих артистов в труппе работали Д.Н. Журавлев, Е.И. Страдомская, Ф.Г. Раневская (впоследствии Вульф стала близкой подругой Раневской).

В 1918-1923 годах была ведущей актрисой Симферопольского театра. Начала преподавать в театральной школе, организованной при симферопольском драмтеатре. В 1923-1929 годах работала в Смоленске, Ростове, Казани, Святогорске, Баку, Днепропетровске. В сезоне 1929/1930 годов была приглашена в Махачкалу в Дагестанский государственный академический театр как актриса и очередной режиссер. Поставила спектакль «Заговор чувств» Ю. Олеши, который получил одобрительные отклики критики и зрителей.

В 1930-1931 годах была педагогом класса движения в азербайджанской секции Бакинского театра рабочей молодежи, в русской секции - сценической речи. С 1931 года работала в Москве, сначала как педагог в школе Камерного театра, в агитколлективе машиностроителей и драматической школе при Театре Красной Армии.

В 1935 году вернулась на сцену - в Театр Красной Армии, где сыграла генеральшу Нюрину («Я вас люблю» Иосифа Прута в постановке Ю.А. Завадского).

Вместе с Юрием Завадским перешла работать (1936-1938) в Ростовский театр имени Горького. Вернувшись в Москву, в Театр им. Ленсовета, репетировала роль Аграфены в пьесе Леонида Леонова «Волк». Вследствие тяжелой болезни была вынуждена в 1938 году оставить сцену. Написала мемуары.