Книга: Конспект лекций Всемирная история ХХ века

31. Развитие литературы 20-30-х годов

Условия развития литературы в тоталитарных и демократических странах. Традиционно большое влияние на общественное сознание имела литература. Именно поэтому правящие режимы стремились спрямува-ты ее развитие в выгодное русло, сделать своей опорой. Писатели и поэты нередко оказывались в центре политических событий, и нужно было иметь крепкую силу воли и талант, чтобы не предать правде истории. Особенно нелегко это было сделать в государствах, где надолго утвердился тоталитаризм как форма политического правления и духовного одурманивания масс.

Так, в Германии было создано специальное Министерство пропаганды во главе с Геббельсом. Оно осуществляло жесткий контроль над всей духовной жизнью страны. Физические расправы угрожали каждому, кто выражал недовольство или не подчинялся фашистской идеологии. По этим причинам, страну покинули известные писатели - І.Бехтер, Б, Е.Вайнерт, а. зегерс, Манн, Э.-М.Ремарк, Л.Фейхтвангер, А.Цвейг.

Трагические ноты пронизывали творчество писателей и поэтов Италии. У героев их произведений преобладали чувства отчаяния и одиночества. В творчестве художников страны, которая дала миру много славных имен, наблюдался отход от социальной тематики, увлечение формой, равнодушие к содержанию.

Исключительную роль Японии в Азии обосновывала профашистская литература этой страны. В 30-е годы духовная жизнь здесь было подчинено возвеличенню национального духа, власти императора, воспеванию воинской доблести. Тоталитарное государство поддерживало тех писателей, которые помогали морально готовить общество к трудностям и самопожертвования.

В СССР основным методом в литературе и искусстве считался социалистический реализм. Он насаждался средствами. Принцип партийности литературы, определен Лениным, был главным при проверке лояльности писателей и поэтов к существующему режиму. Усмирения талантливых художников путем репрессий совмещалось с "заботой" о новую, советскую, литературу и поэзию. Проводниками сталинизма выступали, в первую очередь, партийные чиновники, которые требовали прославление советской действительности и руководящей роли большевистской партии. Постановление ЦК ВКП(б) 1932 г. "О перестройке литературно-художественных организаций" надолго определила судьбу советской литературы. Постановление стало идеологической основой безграничного вмешательства государства в литературно-художественная жизнь, что в условиях однопартийности системы было особенно опасным для развития культуры.

Первая волна репрессий против творческой интеллигенции в СССР прокатилась в 1920-е годы. Но наибольших ударов был нанесен в 1936-1939 гг. Вследствие сталинского террора погибли І.Бебель, М.Клюев, М.Кольцов, О.Мандельштам, Б.Ясенський и много других писателей и поэтов, в том числе из Украины. Те, кто выжили, вынуждены были приспосабливаться к требованиям официальной идеоло-гии и большевистской практики строительства социализма в одной, отдельно взятой стране. Распространенными и всегда актуальными стали темы победы большевиков в 1917 p., политики коллективизации и индустриализации.

В то же время, в жестких рамках тоталитарного государства появились произведения, освященные талантом писателей и поэтов. Для СССР, кроме этого, положительным было преодоление унаследованной от царской империи массовой неграмотности населения. Некоторые народы впервые получили собственную письменность и начали развивать самобытную литературное творчество.

В странах западной демократии литературная деятельность была роз-кутішою. Но политическая свобода еще не давала материального комфорта. Если в странах с тоталитарными режимами творчество зависела от взаимоотношений с правящей элитой, то в относительно демократических государствах немалое давление оказывали издатели, настоятельная потребность в заработке. Подъем переживала творчество писателей, рассчитана на массового читателя. Популярностью пользовались приключения, фантастика, психологические романы. Признанными мастерами детективного жанра стали а. кристи (Англия), ж. сименон (Франция), р. стаут и Е.Гарднер (США). Яркими представителями течения модернизма, который стремился к изменениям не только содержания, но и формы литературных произведений, были Дж.Джойс, Ф.Кафка, М.Пруст.

Основные направления развития мировой литературы. Пись-менники-лауреаты Нобелевской премии. Объединяющими для писателей, поэтов, публицистов всех стран, независимо от господствующих форм и методов политического правления, были темы войны и мира, жизни и смерти, любви и ненависти. Концентрированное выражение они получили в творчестве американского писателя Эрнеста Хемингуэя (1899-1961). Ему суждено было участвовать в Первой мировой войне, Второй мировой войне, защищать республику в Испании. Первый роман "Фиеста" Э печатает в 1926 г. Это - книга-протест против "бессмысленной войны", крик души "потерянного поколения". Ярко антивоенную направленность имел роман "Прощай, оружие!" Ненавистью К фашизму, любовью к Испании и ее народу полон роман э. хемингуэя "По ком бьет колокол" (1940 г.). Литературное творчество и активная общественная позиция писателя отмечены Нобелевской премией в 1954 г. после выхода в свет повести "Старик и море".

Французский писатель Анатоль Франс (1884-1924) лауреатом Нобелевской премии стал в 1924 г. Историко-философские романы А.Франса направленные против распространения влияния церкви. Параллели современной ему Франции искал в XVIII ст. Проникшись социальными проблемами, сблизился с социалистическим движением, поддерживал советскую Россию.

С литературой и музыкальной культурой Франции тесно связано имя Ромена Роллана (1866-1944). Судьбе художника в обществе он отразил в романе-эпопее "Жан-Кристоф". В годы Первой мировой войны выступал с острыми отзывами и статьями. Не воспринимал методов революционной борьбы, а свой протест против войны и насилия передал в романе "Клерамбо" и повести "Пьер Люс". Духовная жизнь европейской интеллигенции, предостережение от опасности фашизма является лейтмотивом романа "Очарованная душа". Антивоенный пафос, присущий не только творчества Р.Роллана, но и его жизненной позиции. Вместе с Анри Барбюсом он инициировал проведение антифашистских конгрессов. Однако, оба писатели после посещения СССР использовались для формирования общественного мнения в странах Запада об отсутствии в СССР репрессий и голодомора.

На творчество английского писателя Джона Голсуорси (1867-1933) оказали большое влияние гуманистические взгляды Ч.Дік-кенса, И.тургенева, Л.Толстого. Оставаясь активным сторонником английского общества, он сумел воссоздать его жизнь со всеми проблемами и противоречиями. Известная трилогия "Сага о Форсайтах", другие романы, новеллы и драмы Д.Голсуорсі раскрывают судьбу одной семьи на фоне кризисных явлений в обществе и в человеческих отношениях.

Выдающийся немецкий писатель Томас Манн (1875-1955)-автор романов "Будденброки", "Волшебная гора", исторической тетралогии на библейские темы "Иосиф и его братья". Анализировал истоки немецкого фашизма и остро осуждал последствия фашистского варварства. В 1947 г. завершил работу над романом "Доктор Фаустус", в котором раскрыл тесную связь между кризисом общества, культуры и человеческой личности.

Знаменитый индийский писатель Рабиндранат Тагор (1861-1941) был всесторонне одаренным человеком. Некоторое время возглавлял национально-освободительное движение. Его патриотическая песня "Моя золотая Бенгалия" стала национальным гимном Бангладеш, а песня "Душа народа" - гимном Индии. Он является автором многочисленных поэтических сборников, романов, драматических произведений. В творчестве Р.Тагора преобладают социально-психологические мотивы, воспевается природа и любовь. Р.Тагор - первый выходец из Азии, удостоенный Нобелевской премии. Много работал в области живописи, вел просветительскую деятельность. Вблизи Калькутты основал университет, в котором училась, в частности Индира Ганди, много других политических лидеров Индии, известных деятелей индийской науки и культуры.

Английский драматург, публицист, критик Джордж Бернард Шоу (1856-1950) литературную деятельность начал в 1875 г. Тогда его творчество отрицалась издателями. Разоблачение лицемерия, корыстолюбия помощью едкой иронии и опровержение существующих форм обусловили оригинальность творческого метода б. шоу. Считал, что буржуазное общество зашло в тупик, и потому обречено (произведения "Тележка с яблоками", "Горько, но правда", "Женева"). Публицистика б. шоу сочеталась с размышлениями о судьбе человечества, а осуждение западного парламентаризма - с одобрением советского общественного строя.

Русский писатель Иван Бунин (1870-1953) родился под Воронежем. Родители принадлежали к старинным дворянским родам. 22-летним юношей приехал в Украину. Жил в Полтаве и Харькове, бывал в Киеве, Миргороде, Черкассах, Чигирине, поэтому естественными в его творчестве есть украинские мотивы и образы. С 1895 г. жил в Москве и Петербурге. Переписывался с М.Горьким, дружил с композитором С.рахманиновым, певцом Ф.Шаляпіним, встречался с М.Коцюбинським. Переводил произведения Дж.Байрона, А.Міц-кевича, Т.шевченко.

Бунин осудил октябрьский переворот 1917 г., считая, что победа большевиков приведет Россию к катастрофе. Во время гражданской войны в России жил в Одессе, оттуда перебрался во Францию. Если в первых известных произведениях Бунин тосковал по дворянскими гнездами, то в эмиграции он затрагивает темы любви, ссылки и смерти. В дневнике "Окаянные дни" с ненавистью писал о большевистский режим. Лучшей считается автобиографическая повесть 1933 г. "Жизнь Арсеньева". Тогда же Бунин получил Нобелевскую премию за мастерство в развитии традиций русской классической прозы и умение необычайно выразительно и точно описывать реальную жизнь. В 1930-х годах Бунин был ведущим русским писателем-эмигрантом.

1.	Конспект лекций Всемирная история ХХ века
2.	2. Первая мировая война
3.	3. Революционные события в Российской империи в 1917 г. Большевистский переворот
4.	4. Революционное движение в Европе в 1918-1923 гг.
5.	5. Установление большевистской диктатуры. Национально-освободительное движение и гражданская война в России
6.	6. Образование основ послевоенного мира. Версальско-Вашингтонская система
7.	7. Попытки пересмотра послевоенных договоров в 20-х годах
8.	8. Основные идейно-политические течения первой половины XX вв.
9.	9. Национально-освободительные движения
10.	10. Стабилизация и "процветания" в странах Европы и США в 20-е годы
11.	11. Мировой экономический кризис (1929-1933 гг.)
12.	12. "Новый курс" Ф.Рузвельта
13.	13. Великобритания в 30-е годы. Экономический кризис. "Национальное правительство"
14.	14. "Народный фронт" во Франции
15.	15. Установление нацистской диктатуры в Германии. А.гитлер
16.	16. Фашистская диктатура б. муссолини в Италии
17.	17. Революция 1931 г. в Испании.
18.	18. Чехословакия в 20-30-е годы
19.	19. Страны Восточной и Юго-Восточной Европы в 20-30-е годы
20.	20. Провозглашение СССР и установления сталинского режима
21.	21. Советская модернизация СССР
22.	22. Япония между двумя мировыми войнами
23.	23. Национальная революция в Китае. Чан Кайши. Внутренняя и внешняя политика Гоминьдана
24.	24. Гражданская война в Китае. Провозглашение КНР
25.	25. Индия в 20-30-е годы
26.	26. Национальные движения и революции в Арабских странах, Турции, Иране, Афганистане. Зарождение палестинской проблемы. К.Ататюрк, Резахан
27.	27. Национальные движения в странах Швденко-Восточной Азии (Бирма, Индокитай, Индонезия)
28.	28. Африка между двумя мировыми войнами
29.	29. Развитие стран Латинской Америки в 20-30-е годы
30.	30. Образование, наука и техника
31.	31. Развитие литературы 20-30-х годов
32.	32. Искусство 20-30-х годов
33.	33. Образование очагов Второй мировой войны. Создание блока Берлин-Рим-Токио
34.	34. Политика "умиротворения" агрессора
35.	35. СССР в системе международных отношений
36.	36. Причины, характер, периодизация Второй мировой войны
37.	37. Нападение Германии на Польшу и начало Второй мировой войны. Боевые действия в Европе в 1939-1941 гг.
38.	38. Нападение фашистской Германии на СССР. Оборонительные сражения летом-осенью 1941 г. Битва за Москву
39.	39. Военные действия на Восточном фронте в 1942-1943 гг. Коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Освобождение территории СССР
40.	40. Образование антигитлеровской коалиции. Международные отношения в годы Второй мировой войны
41.	41. Положение в воюющих и оккупированных странах. Движение Сопротивления в странах Европы и Азии в годы Второй мировой войны
42.	42. Основные события Второй мировой войны в Африке, в бассейне Тихого океана (1940-1945 гг.)
43.	43. Освобождение стран Центральной и Восточной Европы (1944-1945 гг.)
44.	44. Высадка союзнических войск в Нормандии. Освобождение стран Западной Европы. Капитуляция Германии и Японии
45.	45. Итоги Второй мировой войны
46.	46. Создание Организации Объединенных Наций
47.	47. Подписание мирных договоров. Оккупационная политика Германии и Японии. Нюрнбергский и Токийский судебные процессы
48.	48. План Маршалла и его значение для восстановления Европы
49.	49. Основные тенденции социально-экономического и политического развития стран Запада в 1945-1998 гг.
50.	50. Соединенные Штаты Америки
51.	51. Канада
52.

Конец 20-х - начало 50-х годов - один из самых драматических периодов в истории русской литературы.

С одной стороны, народ, воодушевленный идеей построения нового мира, совершает трудовые подвиги. Вся страна встает на защиту отечества от немецко-фашистских захватчиков. Победа в Великой Отечественной войне внушает оптимизм и надежду на лучшую жизнь.

Эти процессы находят отражение в литературе.

На творчество многих советских писателей оказывает влияние мысль М. Горького, наиболее полно воплотившаяся в «Жизни Клима Самгина» и пьесе «Егор Булычев и другие» о том, что только участие в революционном преобразовании общества делает человека личностью. Десятки талантливых писателей субъективно честно отражали нелегкий и часто исполненный подлинной героики труд советских людей, рождение новой коллективистской психологии.

С другой стороны, именно во второй половине 20-х - начале 50-х годов отечественная литература испытывала мощное идеологическое давление, несла ощутимые и невосполнимые потери.

В 1926 году был конфискован номер журнала «Новый мир» с «Повестью непогашенной луны» Бориса Пильняка. Цензура увидела в этом произведении не только философскую идею права человека на личную свободу, но и прямой намек на убийство М. Фрунзе по приказу Сталина, факт недоказанный, но широко распространявшийся в кругах «посвященных». Правда, собрание сочинений Пильняка еще будет выходить до 1929 года. Ho участь писателя уже предрешена: его расстреляют в тридцатые годы.

В конце 20-х - начале 30-х годов еще публикуются, но уже подвергаются критике «Зависть» Ю. Олеши и «В тупике» В. Вересаева. В обоих произведениях рассказывалось о душевных метаниях интеллигентов, которые все менее и менее поощрялись в обществе торжествующего единомыслия. По мнению ортодоксальной партийной критики, советскому человеку сомнения и духовные драмы не присущи, чужды.

В 1929 году разразился скандал в связи с публикацией в Чехословакии романа Е. Замятина «Мы». Жесточайшая критика обрушилась в адрес почти безобидных с цензурной точки зрения путевых размышлений о колхозной жизни Б. Пильняка и А. Платонова («Че-Че-О»). За рассказ А. Платонова «Усомнившийся Макар» А. Фадееву, редактору журнала, в котором он был опубликован, по его собственному признанию, «попало от Сталина».

С этого времени читательской аудитории лишились не только А. Платонов, но и Н. Клюев, М. Булгаков, Е. Замятин, Б. Пильняк, Д. Хармс, Н. Олейников и целый ряд других писателей самых различных направлений. Сложные испытания выпадают на долю сатириков М. Зощенко, И. Ильфа и Е. Петрова.

В 30-е годы начался процесс физического уничтожения писателей: были расстреляны или погибли в лагерях поэты Н. Клюев, О. Мандельштам, П. Васильев, Б. Корнилов, прозаики С. Клычков, И. Бабель, И. Катаев, публицист и сатирик М. Кольцов, критик А. Воронский, арестовывались Н. Заболоцкий, Л. Мартынов, Я. Смеляков, Б. Ручьев и десятки других писателей.

He менее страшным было и нравственное уничтожение, когда в печати появлялись разносные статьи-доносы и подвергаемый «экзекуции» писатель, уже готовый к ночному аресту, вместо этого обрекался на многолетнее молчание, на писание «в стол». Именно эта судьба постигла М. Булгакова, А. Платонова, вернувшуюся перед войной из эмиграции М. Цветаеву, А. Крученых, частично А. Ахматову, М. Зощенко и многих других мастеров слова.

Лишь изредка удавалось пробиться к читателю писателям, не стоящим, как тогда говорили, «на столбовой дороге социалистического реализма»: М. Пришвину, К. Паустовскому, Б. Пастернаку, В. Инбер, Ю. Олеше, Е. Шварцу.

Единая еще в 20-е годы многоводная река русской литературы в 30-е - 50-е годы распалась на несколько потоков, взаимосвязанных и взаимоотталкивающихся. Если до середины 20-х годов в Россию проникали многие книги русских писателей-эмигрантов, а советские писатели довольно часто посещали Берлин, Париж и другие центры расселения русской диаспоры, то с конца 20-х годов между Россией и остальным миром устанавливается «железный занавес».

В 1932 году ЦК ВКП(б) принял постановление «О перестройке литературно-художественных организаций». Советские писатели на первых порах восприняли его как справедливое решение партии освободить их от диктата РАПП (Российской ассоциации пролетарских писателей), под видом отстаивания классовых позиций игнорировавшей почти все лучшие произведения, созданные в те годы, и пренебрежительно относившейся к писателям непролетарского происхождения. В постановлении действительно говорилось, что писатели, живущие в СССР, едины; в нем объявлялось о ликвидации РАПП и создании единого Союза советских писателей. На самом деле, ЦК ВКП(б) был озабочен не столько судьбой писателей, сколько тем, что от имени партии говорили далеко не всегда близкие к руководству партии люди. Партия сама хотела напрямую руководить литературой, превратить ее в «часть общепролетарского дела, «колесико и винтик» одного-единого великого партийного механизма», как завещал В. И. Ленин.

И хотя на Первом съезде писателей СССР в 1934 году М. Горький, выступавший с основным докладом и бравший несколько раз слово по ходу съезда, настойчиво подчеркивал, что единство не отрицает многообразия, что никому не дано права командовать писателями, его голос, образно говоря, утонул в аплодисментах.

Несмотря на то, что на Первом съезде писателей СССР социалистический реализм был провозглашен только «основным (но не единственным. - Авт.) методом советской художественной литературы и литературной критики», несмотря на то, что в Уставе Союза писателей было записано, что «социалистический реализм обеспечивает художественному творчеству исключительную возможность проявления творческой инициативы, выбора разнообразных форм, стилей и жанров», после съезда стала все отчетливее проступать тенденция универсализации литературы, приведения ее к единому эстетическому шаблону.

Невинная на первый взгляд дискуссия о языке, начатая спором М. Горького с Ф. Панферовым о правомерности использования диалектных слов в художественном произведении, вскоре вылилась в борьбу с любыми оригинальными языковыми явлениями в литературе. Были поставлены под сомнение такие стилевые явления, как орнаментализм и сказ. Всякие стилевые поиски были объявлены формализмом: все более утверждалось не только единообразие идей в художественной литературе, но и однообразие самого языка.

Под полный запрет попали эксперименты в области языка, связанные с творчеством писателей ОПОЯЗа Д. Хармса, А. Введенского, Н. Олейникова. Лишь детским писателям удалось еще использовать в своих «несерьезных» произведениях игру словом, звуками, смысловые парадоксы (С. Маршак, К. Чуковский).

1930-е годы были отмечены не только ужасом тоталитаризма, но и пафосом созидания. Прав был изгнанный из России в 1922 году выдающийся философ XX века Н. Бердяев, утверждая в работе «Истоки и смысл русского коммунизма», что большевики сумели использовать вековечную мечту русского народа о едином счастливом обществе для создания своей теории построения социализма. Русский народ с присущим ему энтузиазмом воспринял эту идею и, преодолевая трудности, мирясь с лишениями, участвовал в осуществлении планов революционного преобразования общества. И те талантливые писатели, которые честно отражали героический труд советских людей, порыв к преодолению индивидуализма и объединению в единое братство, вовсе не были конформистами, прислужниками партии и государства. Другое дело, что правда жизни порой сочеталась у них с верой в иллюзии утопической концепции марксизма-ленинизма, все более превращавшегося из научной теории в квазирелигию.

В трагическом 1937 году появилась книга Александра Малышкина (1892-1938) «Люди из захолустья», где на примере строительства завода в условном городе Красногорске показывалось, как изменились судьбы бывшего гробовщика Ивана Журкина, батрачонка Тишки, интеллигентки Ольги Зыбиной и многих других русских людей. Размах строительства не только обеспечил каждому из них право на труд, но и позволил полностью раскрыть свой творческий потенциал. И - что еще важнее - они ощутили себя хозяевами производства, ответственными за судьбу строительства. Писатель мастерски (с использованием как психологических характеристик, так и символических деталей) передал динамику характеров своих героев. Более того, А. Малышкин сумел, хотя и в завуалированной форме, показать порочность коллективизации, осудить жестокость официальной доктрины государства. Сложные образы редактора центральной газеты Калабуха (за ним угадывается фигура понявшего в конце своей жизни трагедию коллективизации Н. И. Бухарина), корреспондента из раскулаченных Николая Соустина, догматика Зыбина позволяли читателю увидеть неоднозначность происходящих в стране процессов. Даже детективный сюжет - дань эпохе - не мог испортить это произведение.

Интерес к изменению психологии человека в революции и послереволюционном преобразовании жизни активизировал жанр романа воспитания. Именно к этому жанру относится книга Николая Островского (1904-1936) «Как закалялась сталь». В этом на первый взгляд бесхитростном рассказе о мужании Павки Корчагина просматриваются традиции Л. Толстого и Ф. Достоевского. Страдания и большая любовь к людям делают Павку стальным. Целью его жизни становятся слова, еще недавно составлявшие нравственный кодекс целых поколений: «Прожить жизнь так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы <...>, чтобы, умирая, мог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире - борьбе за освобождение человечества». Как стало известно лишь недавно, редакторы книги Н. Островского сократили в ней места, рассказывающие о трагедии одиночества, постигшей романтика Корчагина. Ho даже в том тексте, который был опубликован, различима боль писателя за нравственное вырождение многих вчерашних активистов, добравшихся до власти.

Принципиально новые черты придал роману воспитания и Антон Макаренко (1888-1939) в своей «Педагогической поэме». В ней показано, как осуществляется воспитание личности под воздействием коллектива. Автор создал целую галерею самобытных и ярких характеров, начиная от постоянно находящегося в поиске заведующего колонией бывших малолетних преступников и кончая колонистами. Писатель не может нести ответственность за то, что в последующие годы его книгу превратили в догму советской педагогики, выхолостив из нее тот гуманистический пафос, который придает ей нравственную и художественную ценность.

Создателем философского романа выступил в 30-50-е годы Леонид Леонов (1899-1995). Его романы, в отличие от многих творений собратьев по перу, достаточно регулярно появлялись в печати, пьесы (особенно «Нашествие») шли во многих театрах страны, время от времени художник получал правительственные награды и почести. Действительно, внешне книги Л. Леонова вполне вписывались в разрешенную тематику социалистического реализма: «Соть» соответствовала канону «производственного романа» о строительстве заводов в медвежьих углах России; «Скутаревский» - литературе о «врастании» дореволюционного ученого-интеллигента в советскую жизнь; «Дорога на океан» - «правилам» жизнеописания героической жизни и смерти коммуниста; «Русский лес» представлял собой полудетективное описание борьбы прогрессивного ученого с псевдоученым, оказавшимся к тому же агентом царской охранки. Писатель охотно пользовался штампами соцреализма, не брезговал детективным сюжетом, мог вложить в уста героев-коммунистов суперправильные фразы и почти всегда завершал романы если не благополучным, то почти благополучным финалом.

В большинстве случаев «железобетонные» сюжеты служили писателю прикрытием для глубоких размышлений о судьбах века. Леонов утверждал ценность созидания и продолжения культуры вместо разрушения до основания старого мира. Его любимые персонажи обладали не агрессивным стремлением к вмешательству в природу и жизнь, а духовно благородной идеей сотворчества с миром на основе любви и взаимопонимания.

Вместо однолинейного примитивного мира, характерного для использованных Леоновым жанров соцреалистической прозы, читатель находил в его книгах сложные, запутанные взаимоотношения, вместо прямолинейных «неоклассицистических» характеров, - как правило, натуры сложные и противоречивые, находящиеся в постоянном духовном поиске и по-русски одержимые той или иной идеей. Всему этому служили сложнейшая композиция романов писателя, переплетение сюжетных линий, использование большой доли условности изображения и крайне не поощряемой в те годы литературности: Леонов заимствовал имена, фабулы из Библии и Корана, индийских книг и произведений русских и зарубежных писателей, тем самым создавая для читателя не только трудности, но и дополнительные возможности толкования его собственных идей. Один из немногих, Л. Леонов охотно пользовался символами, аллегориями, фантастическими (условными нежизнеподобными) сценами. Наконец, и язык его произведений (от лексики до синтаксиса) был связан со сказовым словом как народным, так и литературным, идущим от Гоголя, Лескова, Ремизова, Пильняка.

Другим выдающимся создателем философской прозы был Михаил Пришвин , автор повести «Жень-шень», цикла философских миниатюр.

Значительным событием в литературной жизни 30-х годов стало появление эпопей М. Шолохова «Тихий Дон» и А. Толстого «Хождение по мукам».

Особую роль в 30-е годы играла детская книга. Именно здесь, как уже говорилось, оставалось место шутке, игре. Писатели говорили не столько о классовых, сколько об общечеловеческих ценностях: доброте, благородстве, честности, обыкновенных семейных радостях. Говорили непринужденно, весело, ярким языком. Именно таковы «Морские рассказы» и «Рассказы о животных» Б. Житкова , «Чук и Гек», «Голубая чашка», «Четвертый блиндаж» А. Гайдара , рассказы о природе М. Пришвина, К. Паустовского, В. Бианки, Е. Чарушина.

Идея хоровой жизни (идущая от православной соборности, от «Войны и мира» Л. Толстого) пронизывает творчество лирического поэта 30-х годов М. Исаковского. От первой своей книги «Провода в соломе» и до зрелого цикла «Минувшее» и «Поэмы ухода» (1929) М. Исаковский утверждал, что революция принесла в деревню электричество, радио; создала предпосылки для объединения живущих поодиночке людей воедино. «Опыт» коллективизации, видимо, настолько потряс писателя, что в дальнейшем он никогда не касался этих проблем. В лучшем, что он создал, - в песнях (знаменитой «Катюше», «Провожанье», «Летят перелетные птицы», «Шел со службы пограничник», «Ой туманы мои, растуманы», «Враги сожгли родную хату» и многих других) - не было традиционных славословий партии и народу, воспевалась лирическая душа русского человека, его любовь к родной земле, воссоздавались житейские коллизии и передавались тончайшие движения души лирического героя.

Более сложные, чтобы не сказать - трагические, характеры были представлены в поэмах А. Твардовского «Дом у дороги», «За далью - даль» и др.

Великая Отечественная война на какое-то время вернула русской литературе ее былое многообразие. В годину всенародной беды вновь зазвучали голоса А. Ахматовой и Б. Пастернака, нашлось место для ненавистного Сталину А. Платонова, оживилось творчество М. Пришвина. Во время войны вновь усилилось трагедийное начало в отечественной литературе. Оно проявилось в творчестве таких разных художников, как П. Антокольский, В. Инбер, А. Сурков, М. Алигер.

В поэме П. Антокольского «Сын» трагические строки обращены к погибшему лейтенанту Владимиру Антокольскому:

Прощай. Поезда не приходят оттуда.
Прощай. Самолеты туда не летают.
Прощай. Никакого не сбудется чуда.
А сны только снятся нам. Снятся и тают.

Трагедийно и сурово прозвучала книга стихов А. Суркова «Декабрь под Москвой» (1942). Против войны будто восстает сама природа:

Лес притаился, безмолвен и строг.
Звезды погасли, и месяц не светит.
На перекрестках разбитых дорог

Распяты взрывом малые дети.

«Глохнут проклятья истерзанных жен. // Угли пожарища теплятся скупо». На этом фоне поэт рисует выразительный портрет солдата-мстителя:

Человек склонился над водой
И увидел вдруг, что он седой.
Человеку было двадцать лет.
Над лесным ручьем он дал обет

Беспощадно, яростно казнить

Тех людей, что рвутся на восток.
Кто его посмеет обвинить,
Если будет он в бою жесток?

О страшном отступлении наших войск с суровой беспощадностью рассказывает стихотворение К. Симонова «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины».

После недолгих споров, нужна ли на фронте интимная лирика, она вошла в литературу песней А. Суркова «Землянка», многочисленными песнями М. Исаковского.

В литературу вернулся народный герой, не вождь, не сверхчеловек, а рядовой боец, вполне земной, обыкновенный. Это и лирический герой цикла стихов К. Симонова «С тобой и без тебя» (с необычайно популярным в годы войны стихотворением «Жди меня»), тоскующий по дому, влюбленный, ревнующий, не лишенный обыкновенного страха, но умеющий преодолеть его. Это и Василий Теркин из «Книги про бойца» А. Твардовского (см. отдельную главу).

В произведениях военных и первых послевоенных лет нашли отражение как реалистические традиции «Севастопольских рассказов» Л. Толстого, так и романтический пафос «Тараса Бульбы» Н. Гоголя.

Суровая правда войны с ее кровью и трудовыми буднями; герои, находящиеся в неутомимом внутреннем поиске, вошли в повесть К. Симонова «Дни и ночи» (1943-1944), положившую начало его поздней тетралогии «Живые и мертвые». Толстовские традиции получили воплощение и в повести В. Некрасова «В окопах Сталинграда» (1946). Толстовский психологизм отличает характеры героев повести В. Пановой «Спутники» (1946), рассказывающей о будничной жизни санитарного поезда.

Романтическим пафосом проникнут роман А. Фадеева «Молодая гвардия». Писатель воспринимает войну как противостояние добра-красоты (все герои-подпольщики красивы и внешней и внутренней красотой) и зла-безобразия (первое, что делают фашисты, - вырубают сад, символ красоты; воплощением зла выступает вымышленный автором персонаж: грязный, вонючий палач Фенбонг; да и само фашистское государство сравнивается с механизмом - понятием, враждебным романтикам). Более того, Фадеев поднимает (хотя и не решает до конца) вопрос о трагическом отрыве некоторых обюрократившихся коммунистов от народа; о причинах возрождения индивидуализма в послеоктябрьском обществе.

Романтическим пафосом проникнута повесть Эм. Казакевича «Звезда».

Трагедия семьи в войне стала содержанием до сих пор недооцененной поэмы А. Твардовского «Дом у дороги» и рассказа А. Платонова «Возвращение», подвергнутого жестокой и несправедливой критике сразу после его публикации в 1946 году.

Ta же судьба постигла стихотворение М. Исаковского «Враги сожгли родную хату», герой которого, придя домой, нашел лишь пепелище:

Пошел солдат в глубоком горе
На перекресток двух дорог,
Нашел солдат в широком поле

Травой заросший бугорок.

И пил солдат из медной кружки

Вино с печалью пополам.

Хмелел солдат, слеза катилась,
Слеза несбывшихся надежд,
А на груди его светилась
Медаль за город Будапешт.

Суровой критике была подвергнута и повесть Эм. Казакевича «Двое в степи» (1948).

Официальной пропаганде не нужна была трагическая правда о войне, об ошибках военных лет. Целая серия партийных постановлений 1946-1948 годов вновь отбрасывала советскую литературу к бесконфликтности, лакировке действительности; к сконструированному по требованиям нормативной эстетики, оторванному от жизни герою. Правда, на XIX съезде КПСС в 1952 году теория бесконфликтности формально подверглась критике. Было даже заявлено, что стране нужны советские Гоголи и Салтыковы-Щедрины, на что один из писателей откликнулся едкой эпиграммой:

Нам нужны
Салтыковы-Щедрины
И такие Гоголи,
Чтобы нас не трогали.

Присуждение Сталинских премий писателям, чьи произведения были далеки от реальной жизни, надуманные конфликты разрешались легко и быстро, а герои по-прежнему были идеализированы и чужды обычным человеческим чувствам, превращало партийные решения в пустые декларации. Содержание таких книг очень едко и точно описано А. Твардовским:

Глядишь, роман, и все в порядке:
Показан метод новой кладки,
Отсталый зам, растущий пред
И в коммунизм идущий дед;
Она и он - передовые,
Мотор, запущенный впервые,
Парторг, буран, прорыв, аврал,
Министр в цехах и общий бал...

И все похоже, все подобно
Тому, что есть иль может быть,
А в целом - вот как несъедобно,
Что в голос хочется завыть.

He лучше обстояло дело и с поэзией. Практически все крупные советские поэты замолчали: одни писали «в стол», другие испытывали творческий кризис, о котором с беспощадной самокритичностью позже поведал А. Твардовский в поэме «За далью - даль»:

Пропал запал.
По всем приметам
Твой горький день вступил в права.
Всем - звоном, запахом и цветом -

Нехороши тебе слова;

Недостоверны мысли, чувства,
Ты строго взвесил их - не те...
И все вокруг мертво и пусто,
И тошно в этой пустоте.

По-своему продолжили традиции русской классической литературы XIX столетия и литературы серебряного века писатели зарубежья и андеграунда (потаенной, «подпольной» литературы).

Еще в 20-е годы из Советской России уехали писатели и поэты, олицетворявшие цвет русской литературы: И. Бунин, Л. Андреев, А. Аверченко, К. Бальмонт,

3. Гиппиус, Б. Зайцев, Вяч. Иванов, А. Куприн, М. Ocop-гин, А. Ремизов, И. Северянин, Тэффи, И. Шмелев, Саша Черный, не говоря уже о более молодых, но подававших большие надежды: М. Цветаевой, М. Алданове, Г. Адамовиче, Г. Иванове, В. Ходасевиче.

В творчестве писателей русского зарубежья сохранилась и получила развитие русская идея соборности и духовности, всеединства и любви, восходящая к трудам русских религиозных философов конца XIX - начала XX столетия (В. Соловьева, Н. Федорова, К. Циолковского, Н. Бердяева и др.). Гуманистические мысли Ф. Достоевского и JI. Толстого о нравственном совершенстве человека как высшем смысле бытия, о свободе и любви как проявлениях божественной сущности человека составляют содержание книг И. Шмелева («Солнце мертвых»), Б. Зайцева («Странное путешествие»), М. Осоргина («Сивцев Вражек»).

Все названные произведения, казалось бы, о жестоком времени революции. Авторы видели в ней, как и живший на родине М. Булгаков в «Белой гвардии», наступление апокалипсического возмездия за неправую жизнь, гибель цивилизации. Ho вслед за Страшным судом, согласно Откровению Иоанна Богослова, наступит Третье Царство. У И. Шмелева признаком его прихода служит посланный татарином герою-рассказчику, погибающему от голода в Крыму, гостинец. Герой рассказа Б. Зайцева Алексей Иванович Христофоров, знакомый читателям по дореволюционной повести писателя «Голубая звезда», без раздумий отдает жизнь за молодого паренька, и в этом проявляется его умение жить по законам Неба. О вечности природы говорит пантеист М. Осоргин в финале своего романа.

Вера в Бога, в торжество высшей нравственности даже в трагическом XX столетии придает героям названных писателей, а также близких им по духу, но живших в СССР художников андеграунда А. Ахматовой («Реквием») и О. Мандельштама («Воронежские стихи») мужество жить (стоицизм).

Уже в тридцатые годы писатели русского зарубежья обратились к теме прежней России, сделав центром своего повествования не ее язвы (о чем они писали до революции), а ее извечные ценности - природные, бытовые и конечно же духовные.

«Темные аллеи» - называет свою книгу И. Бунин. И у читателя тут же возникает воспоминание о родине и чувство ностальгии: на Западе липы не сажают близко друг к другу. Воспоминаниями о светлом прошлом пронизана и бунинская «Жизнь Арсеньева». Издалека прошлая жизнь кажется Бунину светлой и доброй.

Воспоминания о России, ее красоте и прекрасных людях привели к активизации в литературе 30-х годов жанра автобиографических произведений о детстве («Богомолье», «Лето Господне» И. Шмелева, трилогия «Путешествие Глеба» Б. Зайцева, «Детство Никиты, или Повесть о многих превосходных вещах» А. Толстого).

Если в советской литературе тема Бога, христианской любви и всепрощения, нравственного самосовершенствования либо вообще отсутствовала (отсюда и невозможность издания булгаковского «Мастера и Маргариты»), либо подвергалась осмеянию, то в книгах писателей-эмигрантов она занимала очень большое место. He случайно жанр пересказа житий святых и юродивых привлек к себе таких разных художников, как А. Ремизов (книги «Лимонарь, сиречь Луг Духовный», «Бесноватые Савва Грудцын и Соломония», «Круг счастья. Легенды о Царе Соломоне») и Б. Зайцев («Преподобный Сергий Радонежский», «Алексей Божий человек», «Сердце Авраамия»). Б. Зайцеву принадлежат и путевые очерки о путешествиях по святым местам «Афон» и «Валаам». О стойкости православия - книга эмигранта второй волны С. Ширяева «Неугасимая лампада» (1954) - страстный рассказ о Соловецком монастыре, превращенном советской властью в один из островов ГУЛАГа.

Сложную гамму почти христианского отношения русской эмиграции к родине передают стихи поэта-эмигранта Ю. Терапиано :

Россия! С тоской невозможной
Я новую вижу звезду -
Меч гибели, вложенный в ножны.

Погасшую в братьях вражду.
Люблю тебя, проклинаю.
Ищу, теряю в тоске,
И снова тебя заклинаю
На дивном твоем языке.

Трагизм, связанный с бытием (экзистенцией) человека, с тем, что каждого ждет неизбежная смерть, пронизывает произведения писателей русского зарубежья И. Бунина, В. Набокова, Б. Поплавского, Г. Газданова. И писатели, и герои их книг мучительно решают вопрос о возможности преодоления смерти, о смысле бытия. Именно поэтому можно говорить о том, что книги названных художников составляют экзистенциальное направление в русской литературе XX века.

Творчеству большинства молодых поэтов русской эмиграции при всем его многообразии была присуща высокая степень единства. Это особенно характерно для поэтов (живших в основном в Париже), которых стали называть «русским Монпарнасом», или поэтами «парижской ноты». Термин «парижская нота» принадлежит Б. Поплавскому; он характеризует то метафизическое состояние души художников, в котором соединяются «торжественная, светлая и безнадежная» ноты.

Духовным предтечей «парижской ноты» считался М. Лермонтов, воспринимавший, в отличие от Пушкина, мир как дисгармонию, землю как ад. Лермонтовские мотивы можно обнаружить почти у всех парижских молодых поэтов. А прямым их наставником был Георгий Иванов (см. отдельную главу).

Однако отчаяние - только одна сторона поэзии «парижской ноты». Она «билась между жизнью и смертью», ее содержание составляло, по словам современников, «столкновение между чувством обреченности человека и острым ощущением жизни».

Наиболее талантливым представителем «парижской ноты» был Борис Поплавский (1903-1935). В ноябре 1920 года семнадцатилетним юношей он вместе с отцом покинул Россию. Жил в Константинополе, пытался учиться живописи в Берлине, но, убедившись, что художник из него не выйдет, полностью ушел в литературу. С 1924 года он жил в Париже. Большую часть времени проводил на Монмартре, где, как он писал в стихотворении «Как холодно, молчит душа пустая...», «читали мы под снегом и дождем / Свои стихи озлобленным прохожим».

Жизнь не баловала его. Несмотря на то что весь русский Париж знал его «Черную Мадонну» и «Мечтали флаги», несмотря на то что он был признан литературной элитой, его стихи встречали холодно-равнодушный прием у издателей. 26 его стихотворений были напечатаны за два года (1928-1930) в пражском журнале «Воля России», еще пятнадцать за шесть лет (1929-1935) - в «Современных записках». Он же писал их десятками.

Лишь в 1931 году вышла его первая и последняя прижизненная книга стихов «Флаги», высоко оцененная такими авторитетными критиками, как М. Цетлин и Г. Иванов. Неудачей закончились все попытки Б. Поплавского издать роман «Аполлон Безобразов» (издан полностью в России вместе с неоконченным романом «Домой с небес» в 1993 году). В октябре 1935 года Поплавский трагически погиб.

Художественный мир стихов Б. Поплавского непривычен и труден для рационального постижения. Отвечая в 1931 году на анкету альманаха «Числа», поэт писал, что творчество для него - возможность «предаться во власть стихии мистических аналогий, создавать некие «загадочные картины», которые известным соединением образов и звуков чисто магически вызывали бы в читателе ощущения того, что предстояло мне». Поэт, утверждал Б. Поплавский в «Заметках о поэзии», не должен отчетливо осознавать, что он хочет сказать. «Тема стихотворения, ее мистический центр находится вне первоначального постигания, она как бы за окном, она воет в трубе, шумит в деревьях, окружает дом. Этим достигается, создается не произведение, а поэтический документ, - ощущение живой, не поддающейся в руки ткани лирического опыта».

Далеко не все образы стихов Б. Поплавского понятны, большинство из них не поддается рациональному толкованию. Читателю, писал в «Заметках...» Б. Поплавский, должно вначале показаться, что «написано «черт знает что», что-то вне литературы».

В «сюрреалистических» образах, где каждое отдельное описание вполне понятно, но их соединение кажется необъяснимым произволом автора, читатель прозревает некое подсознательно трагическое восприятие мира, усиленное итоговыми образами «священного адного» и «белого, беспощадного снега, идущего миллионы лет».

Образы ада, дьявола появляются и в текстах, и в заголовках многих стихотворений поэта: «Ангелы ада», «Весна в аду», «Звездный ад», «Diabolique». Поистине в поэзии Б. Поплавского, «блеснув огнями в ночи, дышит ад» («Lumiere astrale»).

Фантасмагорические образы-метафоры усиливают это впечатление. Мир воспринимается то как колода карт, разыгрываемая нечистой силой («Ангелы ада»), то как нотная бумага, где люди - «знаки регистра», а «пальцы нот шевелятся достать нас» («Борьба со сном»). Метафорически трансформированные образы людей, стоящих, «как в сажени дрова, / Готовые сгореть в огне печали», осложняются сюрреалистическим описанием неких рук, тянущихся, как мечи, к дровам, и трагическим финалом: «Мы прокляли тогда свою бескрылость» («Стояли мы, как в сажени дрова...»). В стихах поэта «дома закипают, как чайники», «встают умершие годы с одра», а по городу ходят «акулы трамваев» («Весна в аду»); «острый облак луне обрывает персты», «хохочут моторы, грохочут монокли» («Дон Кихот»); на «балконе плачет заря / В ярко-красном платье маскарадном / И над нею наклонился зря / Тонкий вечер в сюртуке парадном», вечер, который затем сбросит «позеленевший труп» зари вниз, а осень «с больным сердцем» закричит, «как кричат в аду» («Dolorosa»).

По воспоминаниям друзей поэта, на переплетах его тетрадей, на корешках книг многократно повторялись написанные им слова: «Жизнь ужасна».

Именно это состояние передавали необычно емкие метафоры и сравнения Б. Поплавского: «ночь - ледяная рысь», «распухает печально душа, как дубовая пробка в бочонке», жизнь - «малый цирк», «лицо судьбы, покрытое веснушками печали», «душа повесилась в тюрьме», « пустые вечера ».

Во многих стихотворениях поэта появляются образы мертвецов, печального дирижабля, «Орфея в аду» - граммофона. Флаги, привычно ассоциирующиеся с чем-то высоким, у Б. Поплавского становятся саваном («Флаги», «Флаги спускаются»). Тема свинцового сна, несвободы, непреодолимой инертности - одна из постоянных у Поплавского («Отвращение», «Неподвижность», «Спать. Уснуть. Как страшно одиноким» и др.).

С темой сна неразрывно связана и тема смерти:

Спать. Лежать, покрывшись одеялом,
Точно в теплый гроб сойти в кровать...
(«В зимний день на небе неподвижном...»)

Через все творчество Поплавского проходит мотив состязания со смертью. С одной стороны, человеку дано слишком мало свободы - фатум царит над его жизнью. С другой - и в этой борьбе есть упоение игрока. Иное дело, что оно временно и не отменяет итоговой трагедии:

Улыбается тело тщедушно,
И на козырь надеется смерд.
Ho уносит свой выигрыш душу

Передернуть сумевшая смерть.
(«Я люблю, когда коченеет...»)

Впрочем, достаточно часто в стихах Б. Поплавского смерть воспринимается и как трагедия, и как тихая радость. Этот оксюморон отчетливо прослеживается в заголовке и тексте стихотворения «Роза смерти».

Этой теме посвящен во «Флагах» целый цикл мистических стихов («Гамлет», «Богиня жизни», «Смерть детей», «Детство Гамлета», «Розы Грааля», «Саломея»).

К концу сборника «Флаги» рождается тема, воплотившаяся в названии одного из стихотворений - «Стоицизм» и с предельной полнотой выраженная в стихотворении «Мир был темен, холоден, прозрачен...»:

Станет ясно, что, шутя, скрывая,
Все ж умеем Богу боль прощать.
Жить. Молиться, двери закрывая.
В бездне книги черные читать.

На пустых бульварах замерзая,
Говорить о правде до рассвета,
Умирать, живых благословляя,
И писать до смерти без ответа.

Это двойственное состояние сохранилось и в поздних стихах Поплавского, ставших, однако, проще и строже. «Как холодно. Молчит душа», - начинает одно из своих последних стихотворений поэт. «Забудем мир. Мне мир невыносим». Ho тогда же написаны и другие строки - о любви к земному («В кафе стучат шары. Над мокрой мостовою...», «Разметавшись широко у моря...»).

«Домой с небес» возвращается лирический герой Б. Поплавского в стихотворении «He говори мне о молчаньи снега...», открывающем цикл стихов с лирическим названием «Над солнечною музыкой воды»:

Смерть глубока, но глубже воскресенье

Прозрачных листьев и горячих трав.

Я понял вдруг, что может быть весенний

Прекрасный мир и радостен и прав.

Поэзия Б. Поплавского - свидетельство непрерывных поисков человека «незамеченного поколения» русской эмиграции. Это поэзия вопросов и догадок, а не ответов и решений.

Характерно, что в годы Второй мировой войны практически никто из писателей русского зарубежья не стал сотрудничать с нацистами. Напротив, из далекой Франции в CШA с риском для жизни отправлял гневные статьи о фашистах русский писатель М. Осоргин. А другой русский автор, Г. Газданов сотрудничал с французским Сопротивлением, редактируя газету советских военнопленных, ставших французскими партизанами. С презрением отвергли предложение немцев о сотрудничестве И. Бунин и Тэффи.

Большое место в литературе 1930-1950-х годов занимает историческая проза. Обращение к прошлому России, а то и всего человечества, открывало перед художниками самых разных направлений возможность понять истоки современных побед и поражений, выявить особенности русского национального характера.

Разговор о литературном процессе 30-х годов был бы неполным без упоминания сатиры. Несмотря на то что в СССР смех находился под подозрением (один из критиков даже договорился до того, что «пролетариату смеяться еще рано, пускай смеются наши классовые враги») и в 30-е годы сатира почти полностью выродилась, юмор, в том числе и философский, пробивался сквозь все препоны советской цензуры. Речь идет в первую очередь о «Голубой книге» (1934-1935) Михаила Зощенко (1894-1958), где писатель размышляет, как видно из названий глав, о «Деньгах», «Любви», «Коварстве», «Неудачах» и «Удивительных историях», а в итоге - о смысле жизни и философии истории.

Характерно, что и в литературе русского зарубежья острая сатира сменяется философским юмором, лирическими раздумьями о превратностях бытия. «Я смехом заглушу свои страданья», - написала в одном из стихотворений талантливая писательница русского зарубежья Тэффи (псевдоним Надежды Александровны Лохвицкой). И эти слова как нельзя лучше характеризуют все ее творчество.

К середине 1950-х годов свои проблемы испытывала и литература русского зарубежья. Один за другим уходили из жизни писатели первой волны. Эмигранты послевоенной поры только осваивались в литературе: лучшие книги поэтов И. Елагина, Д. Кленовского, Н. Моршена были созданы в 60-70-е годы.

Лишь роман Н. Нарокова «Мнимые величины» (1946) получил почти столь же широкую мировую известность, что и проза первой волны русской эмиграции.

Николай Владимирович Марченко (Нароков - псевдоним) учился в Киевском политехническом институте, по окончании которого служил в Казани, принимал участие в деникинском движении, попал в плен к красным, но сумел бежать. Учительствовал в провинции: преподавал математику. В 1932 году был ненадолго арестован. С 1935-го до 1944 года жил в Киеве. 1944-1950 годы находился в Германии, откуда переехал в Америку. Жил вместе с сыном Н. Маршеном.

Как и у Ф. Достоевского, чьим учеником считал себя Нароков, в «Мнимых величинах» поставлены проблемы свободы, морали и вседозволенности, Добра и Зла, утверждается идея ценности человеческой личности. В основе романа лежит полудетективный сюжет, позволяющий заострить проблему столкновения морали и безнравственности, выяснить - любовь или жажда власти правит миром.

Один из главных героев «Мнимых величин», чекист Ефрем Любкин, возглавляющий городской отдел НКВД в провинциальном захолустье, утверждает, что все провозглашаемые коммунизмом цели - лишь громкие слова, «суперфляй», а «настоящее, оно в том, чтобы 180 миллионов человек к подчинению привести, чтобы каждый знал, нет его!.. Настолько нет, что сам он это знает: нет его, он пустое место, а над ним все... Подчинение! Вот оно-то... оно-то и есть на-стоящее!». Многократно повторяющаяся в романе ситуация, когда человек создал фантом и сам в него поверил, придает злу трансцендентный характер. Ведь этому закону подвержен и несчастный арестант Варискин, и мучающие его следователи, и сам всемогущий Любкин, поверивший в то, что подчинение и есть смысл жизни и лишь избранным дана «полная свобода, совершенная свобода, от всего свобода только в себе, только из себя и только для себя. Ничего другого ни Бога, ни человека, ни закона».

Однако по мере развития сюжета выявляется несостоятельность идеи тирании как главного закона мироздания. Любкин убеждается, что его теория - такой же «суперфляй», как и коммунистические догмы. Его все более тянет к Библии с ее идеалом любви к ближнему. Любкин к концу романа меняется.

В этом ему помогают женщины-праведницы Евлалия Григорьевна и ее соседка старушка Софья Дмитриевна. Внешне слабые, наивные и даже порой смешные, они верят в то, что «все дело в человеке», «человек - альфа и омега», верят в интуитивное понимание Добра, в то, что Кант и Достоевский называли категорическим императивом. Напрасно искушает Любкин хрупкую Евлалию Григорьевну правдой о предательствах близких ей людей, ожидая, что женщина воспылает ненавистью к ним, откажется от любви к ближнему.

Сложная система образов-зеркал помогает писателю выявить нюансы нравственных споров, придает роману многогранность и психологическую глубину. Этому же способствуют широко вводимые в ткань повествования описания снов персонажей; символические притчи, рассказываемые героями; воспоминания об их детстве; способности или неспособности воспринимать красоту природы.

«Холодная война» между СССР и его союзниками, с одной стороны, и всем остальным миром - с другой, пагубно сказалась на литературном процессе. Оба враждующих лагеря требовали от своих писателей создания идеологических произведений, подавляли свободу творчества. В СССР прошла волна арестов и идеологических кампаний, в США развернулась «охота за ведьмами». Однако долго так продолжаться не могло. И действительно, грядущие перемены не заставили себя ждать... В 1953 году после смерти И. В. Сталина началась новая эпоха в жизни общества, оживился литературный процесс: писатели вновь почувствовали себя выразителями народных дум и чаяний. Процесс этот получил название по книге И. Эренбурга «Оттепель». Ho это уже предмет другой главы нашего учебника.

Приоритетными в словесном искусстве 30-х годов стали именно «коллективистские» темы: коллективизация, индустриализация, борьба героя-революционера с классовыми врагами, социалистическое строительство, руководящая роль коммунистической партии в обществе и т.д.

Однако это вовсе не означает, что в «партийных» по духу произведениях не проскальзывали нотки писательской тревоги о моральном здоровье общества, не звучали традиционные вопросы русской литературы о судьбе «маленького человека». Приведем всего один пример.

В 1932 году В.Катаев создал типично «коллективистский», индустриальный роман «Время, вперед!» о том, как на строительстве магнитогорского металлургического комбината был побит мировой рекорд по замесу бетона. В одном из эпизодов описана женщина, несущая доски.

«Вот, например, одна.

В розовом шерстяном платке, в сборчатой деревенской юбке. Она еле идет, тяжело ступая на пятки, шатаясь под тяжестью рессорно гнущихся на ее плече досок. Она старается идти в ногу с другими, но постоянно теряет шаг; она оступается, она боится отстать, она на ходу быстро вытирает концом платка лицо.

Ее живот особенно высок и безобразен. Ясно, что она на последних днях. Может быть, ей остались часы.

Зачем она здесь? Что она думает? Какое отношение имеет ко всему окружающему?

Неизвестно».

Об этой женщине в романе больше не говорится ни слова. Но образ создан, вопросы поставлены. А читатель умеет думать… Почему эта женщина работает вместе со всеми? Из каких соображений люди приняли ее в коллектив?

Приведенный пример – не исключение. В большинстве значительных произведений «официальной» советской литературы 30-х годов, можно встретить столь же потрясающе правдивые эпизоды. Подобные примеры убеждают в том, что сегодняшние попытки представить предвоенный период в литературе «эпохой молчащих книг» не совсем состоятельны.

В литературе 30-х годов наблюдалось многообразие художественных систем. Наряду с развитием социалистического реализма было очевидным развитие традиционного реализма. Он проявлялся в произведениях писателей-эмигрантов, в творчестве живших в стране писателей М.Булгакова, М.Зощенко, и др. Явные черты романтизма ощутимы в творчестве А.Грина. Не были чужды романтизму А.Фадеев, А.Платонов. В литературе начала 30-х годов появилось направление ОБЕРИУ (Д.Хармс, А. Введенский, К.Вагинов, Н.Заболоцкий и др.), близкое к дадаизму, сюрреализму, театру абсурда, литературе потока сознания.

Литературе 30-х годов присуще активное взаимодействие разных родов литературы. К примеру, библейский эпос проявил себя в лирике А.Ахматовой; роман М.Булгакова «Мастер и Маргарита» многими своими чертами перекликается с произведениями драматургическими – прежде всего с трагедией И.В.Гёте «Фауст».

В означенный период литературного развития трансформируется традиционная система жанров. Возникают новые виды романа (прежде всего так называемый «производственный роман»). Сюжетная канва романа часто состоит из серии очерков.

Писатели 30-х годов весьма разнообразны в используемых ими композиционных решениях. «Производственные» романы чаще всего изображают панораму трудового процесса, связывая развитие сюжета с этапами строительства. Композиция философского романа (в этой жанровой разновидности выступалВ.Набоков) связана, скорее, не с внешним действием, а с борьбой в душе персонажа. В «Мастере и Маргарите» М.Булгаков представляет «роман в романе», причем ни один из двух сюжетов не может считаться ведущим.

Писатели А.Толстой и М.Шолохов

Этапы развития советской литературы, ее направление и характер обусловила обстановка, сложившаяся в результате победы Октябрьской революции.

На стороне победившего пролетариата выступил Максим Горький. Темам современности посвятил свои последние сборники стихов глава русского символизма В. Брюсов: «Последние мечты» (1920 г.) «В такие дни» (1921 г.), «Миг» (1922 г.), «Дали» (1922 г.), «Меа» («Спеши!», 1924 г.). Крупнейший поэт XX в. А. Блок в поэме «Двенадцать» (1918 г.) запечатлел «державный шаг» революции. Новый строй пропагандировал один из зачинателей советской литературы - Демьян Бедный, автор агитационной стихотворной повести «Про землю, про волю, про рабочую долю».

Видной литературной группой, пришедшей из «старого мира» и заявившей устами своих вождей о принятии революции, был футуризм (Н. Асеев, Д. Бурлюк, В. Каменский, В. Маяковский, В. Хлебников), трибуной которого в 1918-1919 гг. стала газета Народного комиссариата просвещения «Искусство коммуны». Футуризму было свойственно отрицательное отношение к классическому наследию прошлого, попытки с помощью формалистических экспериментов передать «звучаль» революции, абстрактный космизм. В молодой советской литературе были и другие литературные группировки, требовавшие отказа от любого наследия прошлого: у каждой из них имелась своя, порой резко противоречащая другим, программа такого исключительно современного искусства. Шумно заявили о себе имажинисты, основавшие свою группу в 1919 г. (В. Шершеневич, А. Мариенгоф, С. Есенин, Р. Ивнев и др.) и провозгласившие основой всего самоцельный художественный образ.

В Москве и Петрограде возникли многочисленные литературные кафе, где читали стихи и спорили о будущем литературы: кафе «Стойло Пегаса», «Красный петух», «Домино». На какое-то время печатное слово было заслонено словом устным.

Организацией нового типа стал Пролеткульт. Ее первой Всероссийской конференции (1918 г.) направил приветствие В. И. Ленин. Эта организация впервые сделала попытку приобщить к культурному строительству самые широкие массы. Руководители Пролеткульта - А. Богданов, П. Лебедев-Полянский, Ф. Калинин, А. Гастев. В 1920 г. в письме Центрального Комитета Коммунистической партии «О пролеткультах» были «вскрыты их философские и эстетические ошибки». В том же году из московского Пролеткульта вышла группа писателей, основавшая литературную группу «Кузница» (В. Александровский, В. Казин, М. Герасимов, С. Родов, Н. Ляшко, Ф. Гладков, В. Бахметьев и др.). В их творчестве воспевались мировая революция, вселенская любовь, механизированный коллективизм, завод и т. д.

Многие группировки, претендуя на единственно правильное освещение новых общественных отношений, обвиняли друг друга в отсталости, непонимании «современных задач», даже в наме­ренном искажении жизненной правды. Примечательным было отношение «Кузницы», объединения «Октябрь» и литераторов, сотрудничавших в журнале «На посту», к так называемым попутчикам, в которые зачислялось большинство советских писателей (включая и Горького). Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП), созданная в январе 1925 г., стала требовать незамедлительного признания «принципа гегемонии пролетарской литературы».

Важнейшим партийным документом этого времени было постановление Центрального Комитета Коммунистической партии от 23 апреля 1932 г. Оно помогло «ликвидировать групповщину, замкнутые писательские организации и создать вместо РАППа единый Союз советских писателей. I Всесоюзный съезд советских писателей (август 1934 г.) провозгласил идейное и методологическое единство советской литературы. Съезд определил социалистический реализм как «правдивое, исторически конкретное изображение действительности в ее революционном развитии», ставящее своей целью «идейную переделку и воспитание трудящихся в духе социализма».

В советской литературе постепенно появляются новые темы, жанры, возрастает роль публицистики и про­изведений, посвященных важнейшим событиям истории. Внимание писателей все более занимает человек, увлеченный большой целью, работающий в коллективе, видящий в жизни этого коллектива частицу всей своей страны и необходимую, основную сферу приложения своих личных способностей, сферу своего развития как личности. Детальное изучение связей личности и коллектива, новой морали, проникающей во все области бытия, становится существенной чертой советской литературы этих лет. Огромное влияние на советскую литературу оказал общий подъем, который охватил страну в годы индуст­риализации, коллективизации и первых пятилеток.

Поэзия 20-х гг.

Расцвет поэтического творчества был подготовлен равитием культуры стиха, характерным для предреволюционных лет, когда выступили такие большие поэты, как А. Блок, В. Брюсов, А. Белый и юный В. Маяковский. Революция открыла новую страницу русской поэзии.

В январе 1918 г. Александр Блок откликнулся на пролетарскую революцию поэмой «Двенадцать». Образ­ность поэмы соединяет возвышенную символику и пеструю повседневность. «Державный шаг» пролетарских отрядов сливается здесь с порывами ледяного ветра, разгулом стихии. Одновременно А. Блок создал другое значительное произведение - «Скифы», изображающее противостояние двух миров - старой Европы и новой России, за которой поднимается пробуждающаяся Азия.

Резко расходятся пути поэтов-акмеистов. Николай Гумилев отходит к неосимволизму. Сергей Городецкий и Владимир Нарбут, вступившие в Коммунистическую партию, воспевают героические будни революционных лет. Анна Ахматова стремится запечатлеть трагические противоречия эпохи. В эфемерном мире эстетических иллюзий остался близкий к акмеистам Михаил Кузмин.

Значительную роль в эти годы играли поэты, связан­ные с течением футуризма. Велимир Хлебников, стремив­шийся проникнуть в истоки народного языка и показав­шии неизвестные ранее возможности поэтической речи, пи­сал восторженные гимны о победе народа (поэма «Ночь перед Советами»), видя в ней, впрочем, лишь стихийное «разинское» начало и грядущий анархический «Людомир».

В начале 20-х гг. в советской поэзии появляется ряд новых крупных имен, почти или совсем не известных в дооктябрьский период. Соратник Маяковского Николай Асеев при известных общих с ним чертах (пристальное внимание к жизни слова, поиски новых ритмов) обладал своим особым поэтическим голосом, так ясно выразившимся в поэме «Лирическое отступление» (1925 г.). В 20-х гг. выдвинулись Семен Кирсанов и Николай Тихонов, баллады и лирика последнего (сборники «Орда», 1921 г.; «Бра­га», 1923 г.) утверждали мужественно-романтическое направление. Героика гражданской войны сделалась веду­щим мотивом творчества Михаила Светлова и Михаила Голодного. Романтика труда - основная тема лирики поэта-рабочего Василия Казина. Взволнованно и ярко, сближая историю и современность, заявил о себе Павел Антокольский. Видное место в советской поэзии заняло творчество Бориса Пастернака. Романтику революции и свободного труда воспел Эдуард Багрицкий («Дума про Опанаса», 1926 г.; «Юго-Запад», 1928 г.; «Победители», 1932 г.). В конце 20-х гг. Багрицкий входил в группу конструктивистов, которую возглавил Илья Сельвинский, создавший произведения большой и своеобразной поэтической силы (поэмы «Пушторг», 1927 г.; «Улялаевщина», 1928 г.; ряд стихотворений). К конструктивистам также примкнули Николай Ушаков и Владимир Луговской.

В самом конце 20-х гг. привлекает к себе внимание самобытная поэзия Александра Прокофьева, выросшая на почве фольклора и народного языка русского Севера, и интеллектуальная, полная поэтической культуры лирика Николая Заболоцкого («Столбцы»). После длительного молчания переживает новый творческий подъем Осип Мандельштам.

Поистине всенародную известность завоевал Владимир Маяковский. Начав свой путь в русле футуризма, В. Маяковский под влиянием революции пережил глубокий перелом. В отличие от Блока он смог не только «слушать революцию», но и «делать революцию». Начиная с «Левого марша» (1918 г.), он создает ряд крупных произведений, в которых с большой полнотой и силой рассказывает «о времени и о себе». Произведения его разнообразны по жанрам и тематике - от предельно интимных лирических поэм «Люблю» (1922 г.), «Про это» (1923 г.) и стихотворения «Письмо Татьяне Яковлевой» (1928 г.) до былины «150 000 000» (1920 г.) и новаторского «документального» эпоса «Хорошо!» (1927 г.); от возвышен­но героических и трагедийных поэм «Владимир Ильич Ленин» (1924 г.) и «Во весь голос» до саркастической сатиры в серии «портретных» стихов 1928 г. - «Столп», «Подлиза», «Сплетник» и т. д.; от злободневных «Окон РОСТА» (1919-1921 гг.) до утопической картины «Пятого Интернационала» (1922 г.). Поэт всегда говорит именно «о времени и о себе»; во многих его произведениях целостно, необедненно выражается революционная эпоха в ее грандиозности и сложных противоречиях и живая личность поэта.

Все это воплощено Маяковским в неповторимой об­разности его поэзии, которая соединяет документализм, символы и грубую предметность. Изумительна его поэтическая речь, вбирающая в себя, сливающая в мощное целое фразеологию митинговых призывов, древнего фольклора, газетной информации, образного разговора. Наконец, неподражаем ритмико-интонационный строй его стиха с «выделенными словами», дающими ощущение вы­крика, с маршевыми ритмами или, напротив, небывало длинными строками, словно рассчитанными на хорошо поставленное дыхание оратора.

Творчество С. Есенина представляет собой лирическую исповедь, где с обнаженной искренностью выражены трагические противоречия, фокусом которых стала душа поэта. Поэзия Есенина - это песнь о крестьянской Руси, слитой с природой, полной «неизречимой животности», о человеке, соединившем в характере разбойную удаль с терпением и кротостью. Деревенские «видения» обретают особенную яркость и силу потому, что переплавляются в словесное золото вдали от крестьянской рязанщины, среди шумного, враждебного города, многократно предаваемого поэтом анафеме и одновременно притягивающего его к себе. В пафосных, отвлеченно-романтических стихах Есенин приветствует Октябрь («Небесный барабанщик»), но и революция воспринимается им как приход крестьянского Спаса, богоборческие мотивы оборачиваются прославлением деревенской идиллии («Инония»). Неизбежное, по мысли Есенина, столкновение города и деревни приобретает характер глубоко личной драмы «Железным врагом», беспощадным поездом на чугунных лапах, побеждающим сельского «красногривого жеребенка», представляется ему новая, индустриаль­ная Россия. Одиночество и неуютность в чуждом мире переданы в «Москве кабацкой», в условно исторической поэме «Пугачев» (1921 г.). Поэзией утрат пронизан лирический цикл («Пускай ты выпита другим», «Годы молодые с забубённой славой»), к которому примыкают на­певно-цветистые «Персидские мотивы» (1925 г.). Крупнейшим достижением Есенина явились стихотворения «Возвращение на родину», «Русь советская», поэма «Анна Снегина» (1925 г.), свидетельствовавшие о его напряженном стремлении понять новую действительность.

Максим Горький

Для развития советской литературы огромное значение имел творческий опыт Алексея Максимовича Горького. В 1922-1923 гг. написаны «Мои университеты» - третья книга автобиографической трилогии. В 1925 г. появился роман «Дело Артамоновых». С 1925 г. Горький начал работать над «Жизнью Клима Самгина».

В «Деле Артамоновых» дана история трех поколений буржуазной семьи. Старший из Артамоновых - Илья - представитель ранней формации русских капиталистов-первонакопителей; его деятельности присущ подлинный творческий размах. Но уже второе поколение артамоновского рода обнаруживает признаки деградации, неспособность направлять движение жизни, бессилие перед ее неумолимым ходом, несущим гибель артамоновскому классу.

Монументальность и широта отличают четырехтомную эпопею «Жизнь Клима Самгина», имеющую подзаголо­вок «Сорок лет». «В «Самгине» я хотел бы рассказать - по возможности - обо всем, что пережито в нашей стране за сорок лет», - пояснял Горький свой замысел. Нижегородская ярмарка, катастрофа на Ордынке в 1896 г., «Кровавое воскресенье» 9 января 1905 г., похороны Баумана, декабрьское восстание в Москве - все эти исторические события, воссозданные в романе, становятся его ве­хами и сюжетными кульминациями. «Сорок лет» - это и сорок лет русской истории и срок жизни Клима Самгина, днем рождения которого открывается книга и днем смерти которого она должна была закончиться (писатель не успел завершить четвертый том романа: последние эпи­зоды остались в черновых набросках). Клим Самгин, «интеллигент средней стоимости», как его назвал Горький, выступает носителем претензий буржуазной интеллигенции на руководящее место в общественной жизни. Горь­кий развенчивает эти претензии, развертывая перед чита­телем поток сознания Самгина - сознания, раздробленного и аморфного, бессильного справиться с обилием впечатлений, поступающих из внешнего мира, освоить, свя­зать и подчинить себе. Самгин чувствует себя закован­ным бурно развивающейся революционной действительностью, органически враждебной ему. Он вынужден видеть, слышать и обдумывать то, чего не хотел бы ни видеть, ни слышать, ни воспринимать. Постоянно обороняясь от натиска жизни, он тяготеет к успокоительной иллюзии и возводит свои иллюзорные настроения в принцип. Но каждый раз действительность безжалостно разрушает иллюзию и Самгин переживает тяжелые минуты столкновения с объективной правдой. Так Горький соединил историческую панораму с внутренним саморазоблачением героя, данным в тонах «скрытой сатиры».

Обширная тематика послеоктябрьского творчества Горького связана с жанрами автобиографии, воспомина­ний, литературного портрета. К «Моим университетам» примыкают автобиографические рассказы 1922-1923 гг. («Сторож», «Время Короленко», «О вреде философии», «О первой любви»). В 1924 г. появилась книга рассказов «Заметки из дневника», основанная на материалах мемуарного характера. Позднее написаны статьи «О том, как я учился писать» и «Беседы о ремесле», в которых проблемы литературной профессии раскрываются писателем на примерах собственной творческой биографии. Основную тему его автобиографических произведений выражают записанные им слова В. Г. Короленко: «Я иногда думаю, что нигде в мире нет такой разнообразной духовной жизни, как у нас на Руси». В автобиографических рассказах 20-х гг. и «Моих университетах» глав­ными становятся темы: народ и культура, народ и интеллигенция. Горький особенно бережно и внимательно стремится запечатлеть и тем самым сохранить для будущих поколений образы представителей передовой русской интеллигенции - носительницы прогрессивной культуры. Именно в этот период творчества рождается как самостоятельный жанр горьковский литературный портрет. Обладая феноменальной художественной памятью, которая хранила неисчерпаемые запасы наблюдений, Горький создал литературные портреты В. И. Ленина, Льва Толстого, Короленко, Блока, Л. Андреева, Каренина, Гарина-Михайловского и многих других. Портрет у Горького строится фрагментарно, лепится, как мозаика, из отдельных черт, штрихов, подробностей, в его непосредственной ощутимости, вызывая впечатление, что читатель знаком с этим человеком лично. Создавая портрет Ленина, Горький воспроизводит множество его личных особенностей, повседневных привычек, которые передают «исключительную человечность Ленина, простоту, отсутствие непреодолимой преграды между ним и любым другим человеком». «Живой у Вас Ильич», - писала Н. Крупская Горькому. В очерке о Льве Толстом Горький композиционно так располагает свои наблюдения, чтобы их контрастное сопоставление и столкновение обрисовало облик «самого сложного человека среди всех крупнейших людей XIX столетия» в разнообразных и противоречивых сторонах и гранях, чтобы перед читателем встал «человек-оркестр», как называл Толстого Горький.

Поздняя горьковская драматургия отличается большой глубиной изображения человеческого характера. Особенно показательны в этом смысле пьесы «Егор Булычев и другие» (1932 г.) и «Васса Железнова» (1935 г., второй вариант) с необычайно сложными и многосторонними, не поддающимися однолинейным определениям характерами главных героев. Характеров такого диапазона и масштаба, столь объемных и крупных, Горький в своей прежней драматургии не создавал.

Деятельность Горького в советское время была крайне разнообразной. Он выступал и как очеркист (цикл «По Союзу Советов», основанный на впечатлениях от поездки по СССР в 1928-1929 гг.), и как публицист и памфлетист-сатирик, как литературный критик, редактор произведений начинающих авторов, организатор культурных сил страны. По инициативе Горького были организованы такие издания, как «Всемирная литература», «Библиотека поэта», «История молодого человека XIX столетия», «История гражданской войны в СССР», «Жизнь замечательных людей».

Многообразие стилей прозы 20-х гг.

В самом начале 20-х годов в «большой» литературе появляется группа талантливых прозаиков и драматургов - И. Бабель, М. Булгаков, А. Веселый, М. Зощенко, Вс. Иванов, Б. Лавренев, Л. Леонов, А. Малышкин, Н. Никитин, Б. Пильняк, А. Фадеев, К. Федин, Д. Фурманов, М. Шолохов, И. Эренбург. Возвращаются к активному творчеству старые мастера - А. Белый, В. Вересаев, А. Грин, М. Пришвин, А. Серафимович, С. Сергеев-Ценский, А. Толстой, К. Тренев и др. На произведениях прозы этих лет лежит тот же отпечаток революционно­го романтизма, отвлеченности, что и поэме В. Маяков­ского «150 ООО ООО».

А. Малышкин («Падение Дайра», 1921 г.), А. Веселый («Реки огненные», 1923 г.) создают эмоциональные картины, где на первом плане почти обезличенная масса. Идеи мировой революции, обретая художественное воплощение, проникают во все поры произведения. Увлеченные изображением массы, захваченной вихрем революции, писатели на первых порах преклоняются перед стихийностью великого социального сдвига (Вс. Иванов в «Партизанах», 1921 г.) или, подобно А. Блоку, видят в революции победу «скифского» и бунтарского мужицкого начала (Б. Пильняк в романе «Голый год», 1921 г.). Только позднее появляются произведения, в которых показа­ны революционное преображение массы, ведомой вожаком («Железный поток» А. Серафимовича, 1924 г.), сознательная пролетарская дисциплина, формирующая героев гражданской войны («Чапаев» Д. Фурманова, 1923 г.), и психологически углубленные образы людей из народа.

Отличительной чертой творчества А. Неверова было стремление понять глубинные сдвиги в характерах, склонностях, самой природе людей, менявшихся и перерождавшихся у него на глазах. Главная тема его произведений - это сохранение и рост лучших качеств человеческой ду­ши в жестоких испытаниях разрухи, голода, войны. Его повесть «Ташкент - город хлебный» (1923 г.) проник­нута гуманизмом, который не звучит простым сочувствием или бессильными жалобами на жестокость времени, но активно растет, изменяется, приспосабливается к но­вым условиям и непреднамеренно, как бы сам собой, снова рождается в каждом эпизоде.

Значительным литературным центром, объединившим талантливых советских писателей (безотносительно к их групповой принадлежности), был созданный в 1921 г. по инициативе В. И. Ленина литературно-художественный и общественно-политический журнал «Красная новь» под редакцией критика А. Воронского. В журнале широко печатались произведения М. Горького, Д. Фурманова, а также других крупных писателей и литературной молодежи.

Видную роль в литературной жизни 20-х гг. играла группа молодых писателей «Серапионовы братья» (название взято у немецкого писателя Э. Т. А. Гофмана), в которую входили Л. Лунц, К. Федин, Вс. Иванов, М. Зощенко, Н. Никитин, В. Каверин, Н. Тихонов, М. Слонимский и др. Теоретик ее Л. Лунц в своих выступлениях выдвигал принцип аполитичности искусства. Однако художественное творчество «Серапионовых братьев» свидетельствовало об их активном, утверждающем отношении к революции. Живое, трагически-жизненное содер­жание раскрывается в «Партизанских повестях» Вс. Иванова, где гибнут целые села, поднявшиеся на Колчака, где движутся железные чудовища и навстречу им масса крестьянской конницы («на пятнадцать верст лоша­диный храп»), а кровь течет так щедро, как течет вода, как «текут ночи», «текут избы». С былинной силой и символической обобщенностью передает Вс. Иванов пар­тизанскую стихию, мощь крестьянского войска.

Застойный быт российской провинции, фантасмагорический мир чудаков и скудоумных обывателей изображают первые рассказы К. Федина, выдержанные в манере сказа, в резком пересечении трагического и смешного (сборник «Пустырь», 1923 г.; «Наровчатская хроника», 1925 г.).

Усложненностью синтаксиса, стиля, построения отмечен первый роман К. Федина «Города и годы» (1924 г.), в котором дана широкая панорама революции и полярно противопоставлены безвольный, мятущийся интеллигент Андрей Старцев и коммунист Курт Ван. Формальные компоненты романа (причудливая композиция, хронологические сдвиги, многоплановость, перебивка спокойного тече­ния событий сатирическими антивоенными или патетико-романтическими отступлениями, сочетание динамичной интриги с психологическим проникновением в характер героев) подчинены по замыслу автора передаче вихревого полета революции, уничтожающей все преграды на своем пути. Проблема искусства и революции стоит в центре второго романа К. Федина - «Братья» (1928 г.), также отличающегося формальными поисками.

В юмористических новеллах М. Зощенко в литературу вторгается пестрый и ломаный язык городского мещанства. Обратившись к психологии обывателя, писатель постепенно распространяет ее и на собственные лирические отступления, предисловия, автобиографические заметки, рассуждения о литературе. Все это придает творчеству Зощенко цельность, позволяет под видом безза­ботной юмористики, анекдотцев, копания в «мелкостях» призывать к бережному и любовному отношению к «маленькому» человеку, обнаруживать подчас подлинную трагедийность в изображении как будто бы мелкой, будничной и шутейной судьбы.

Как крупный мастер выступил уже в своих ранних произведениях Л. Леонов («Бурыга», «Петушихинский пролом», «Тутамур», 1922 г.; первая часть романа «Барсуки», 1925 г.). Начав с описания густой, неподвижной крестьянской жизни и городского «зарядья», он затем от словесной вязи, ярко-лубочного и условного изображения «мужика» переходит в «Барсуках» к реалистической трактовке жгучих проблем революции. Теме «лишних людей» в революции посвящен его роман «Вор» (1927 г.). Глубокий психологический анализ образа Митьки Вешкина, воспринявшего Октябрь как национальную общеклассовую революцию, не нашедшего своего места в жизни и наконец опустившегося в «блатное» царство, сопровождается изображением в мрачных красках всякого рода забитости и отверженности, вопиющей нищеты, житейских уродств. Вскоре этот «всечело­веческий» гуманизм сменяется у Леонова безоговорочным принятием советской действительности. В романе «Соть» (1930 г.), открывающем новый этап в творчестве писателя, Леонов обращается к воспеванию суровой героики борьбы «чернорабочих» первой пятилетки против защитников вековой «тишины».

Советская литература 20-х гг. развивалась в непрестанных исканиях и экспериментах, в противоборстве реалистических и модернистских тенденций. Уклон в сторону модернизма сказался в творчестве И. Бабеля, изобразившего в сборнике новелл «Конармия» (1924 г.) эпизоды из похода Первой Конной против белополяков, а в «Одесских рассказах» - пестрое «королевство» налетчиков. Романтик, правдоискатель и гуманист Бабель обнаруживает положительные черты в корявой фигуре конармейца Афоньки Виды и даже у «короля» Бени Крика. В его героях привлекает их цельность, естественность. Отклонения от «магистральной линии» развития советской ли­тературы наблюдались и в творчестве М. Булгакова.

По пути быстрого сближения с советской действитель­ностью, принятия ее идеалов развивалось творчество А. Толстого, создавшего цикл произведений, посвященных разоблачению эмиграции: «Ибикус или похождения Невзоро­ва», «Черное золото», «Рукопись, найденная под кроватью» и др. Разрабатывая жанр советского детектива («Приключения на волжском пароходе»), соединенного с фантастикой («Гиперболоид инженера Гарина»), он резкими штрихами намечает характеры, использует стремительную, напряженную интригу, мелодраматические эффекты. Элементы пессимизма, стихийно-романтическое восприятие револю­ции сказались в повестях «Голубые города» (1925 г.) и «Гадюка» (1927 г.). Расцвет творчества А. Толстого связан с его более поздними произведениями - историческим романом «Петр I» (первая книга написана в 1929 г.) и трилогией «Хождение по мукам» (в 1919 г. вышла ее первая часть - «Сестры»).

К концу 20-х гг. значительных успехов добиваются мастера советского исторического романа: Ю. Тынянов («Кюхля», 1925 г. и «Смерть Вазир-Мухтара», 1927 г.), О. Форш («Одеты камнем», 1925 г.), А. Чапыгин («Ра­зин Степан», 1927 г.). Особняком стоит написанный с большим блеском исторический роман А. Белого «Москва» (1925 г.) о жизни московской интеллигенции конца XIX - начала XX в., созданный в традициях симво­лической прозы.

Среди различных стилей советской литературы 20-х гг. выделяется творчество романтика-фантаста А. Грина. В повести «Алые паруса» (1921 г.), романе «Бегущая по волнам» (1926 г.) и в многочисленных рассказах А. Грин, единственный в своем роде писатель, поэтически преображает действительность, разгадывает «кружева тайн в образе повседневности».

Постепенно на смену темам о гражданской войне при­ходят сюжеты труда в городе и деревне. Пионерами индустриальной темы выступают Ф. Гладков (роман «Цемент», 1925 г.) и Н. Ляшко (повесть «Доменная печь», 1926 г.). Процессы, происходящие в новой деревне, отображают вслед за книгами А. Неверова «Виринея» Л. Сейфуллиной (1924 г.), первый том «Брусков» Ф. Панферова (1928 г.), «Лапти» П. Замойского (1929 г.).

Одно из произведений этого времени - «Зависть» Ю. Олеши (1927 г.) ставит проблему гармоничного че­ловека, противопоставляя «спецу» и «индустриалу» Бабичеву, строящему гигантский сосисочный комбинат, безвольного мечтателя Николая Кавалерова, одаренного способностью хдожественно воспринимать мир, но бессильного что-либо в нем переделать.

Советская литература 20-х гг. чутко отражала противоречия современности. Новый быт вызвал поначалу у ряда писателей недоверие в связи с временным оживлением буржуазных элементов города и деревни («Отступник» В. Лидина, «Трансвааль» К. Федина). Другие писатели, внимательные к проблемам морали, в заостренной полемической форме выступали против крайностей, несерьезного подхода части молодежи к любви и семье. Повесть Л. Гумилевского «Собачий переулок» (1927 г.), С. Малашкина «Луна с правой стороны» (1927 г.), рассказ П. Романова «Без черемухи» породили острые дискуссии в комсомольских ячейках, в печати.

В конце 20-х гг. для ведущих советских прозаиков стал характерен переход от «внешней» изобразительности к подробному психологическому анализу, к развитию тех традиций классики, которые до сей поры были на втором плане.

Событием в советской литературе явился роман А. Фа­деева «Разгром» (отдельное издание в 1927 г.). Как и многие другие ранее написанные произведения советских писателей, этот роман был посвящен гражданской вой­не. Однако подход к теме у Фадеева был иной. Тема романа наиболее глубоко выражена в образе партизана Морозки, бывшего шахтера. В этом рядовом человеке, который на первый взгляд может показаться несложным, Фадеев открывает необычайную напряженность внутренней жизни. Писатель обращается к углубленному психологическому анализу, используя не только толстовский метод анализа человеческого характера, но иногда и толстовское построение фразы. В «Разгроме» проявился от­личающий Фадеева интерес к нравственным проблемам и нравственному облику человека; роман молодого писателя противостоял схематически-рационалистическому изображению человека, революционного руководите­ля в особенности, которое было довольно широко распространено в литературе тех лет.

В 30-е гг. у Фадеева возникает замысел другого романа - «Последний из Удэге», над которым он не прекращает работать вплоть до конца жизни, считая этот роман своим главным творческим делом. «Последний из Удэге» должен был стать широким историко-философским синтезом. Излагая события гражданской войны на Дальнем Востоке, Фадеев намеревался на примере племени удэге дать картину развития человечества от первобытного коммунизма до будущего коммунистического общества. Роман остался незаконченным; были написаны первые две части, в которых общий замысел во­плотился не полностью.

Революционная драма

Начиная со второй половины 20-х гг. прочное место в тематике советской драматургии занимает современность. Знаменательным событием было появление пьесы В. Билль-Белоцерковского «Шторм» (1925 г.), в которой автор стремился показать пути формирования характера нового человека в революции.

Значительный вклад в драматургию 20-х гг. внесло творчество К. Тренева, писавшего и народные трагедии («Пугачевщина»), и сатирические комедии («Жена»), и героико-революционные драмы («Любовь Яровая», 1926 г.). В образах Любови Яровой, Кошкина, Шванди с яркостью переданы утверждение революции и героизм нового человека, рожденного в бурях гражданской войны. Картины революции, изображение ее активных участников, вы­ходцев из народа, и размежевание старой интеллигенции показаны в пьесе Б. А. Лавренева «Разлом» (1927 г.).

«Любовь Яровая» К. Тренева, «Бронепоезд 14-69» Вс. Иванова, «Дни Турбиных» М. Булгакова, «Разлом» Б. Лавренева имели этапное значение в истории советской драматургии. В нее широко вторгается передаваемая различными стилевыми средствами проблематика борьбы за социализм. Ту же борьбу, но ведущуюся в мирных условиях, отражают «сатирическая мелодрама» Б. Ромашо­ва «Конец Криворыльска» (1926 г.), остро публицистическая пьеса В. Киршона «Рельсы гудят» (1928 г.), пьеса А. Файко «Человек с портфелем» (1928 г.), переделанная из романа «Зависть» Ю. Олеши, лирическая драма А. Афиногенова «Чудак» (1929 г.), драма «Заговор чувств» (1929 г.) и т. д. М. Булгаков, почти целиком переключившись на драматургию, в форме острой сатиры нападает на быт нэпманов и разложившихся «ответ­работников» («Зойкина квартира»), высмеивает прямолинейный, «ведомственный» подход к искусству («Багровый остров»), ставит на историческом материале разных эпох проблему о положении художника в обществе («Кабала святош», «Последние дни»).

Особое значение для развития советского театра имела в это время драматургия Маяковского, смелая, новаторская, построенная на свободном использовании са­мых разных художественных средств - от реалистических зарисовок быта до фантастических символов и монтажа. В таких произведениях, как «Мистерия-буфф», «Баня», «Клоп», Маяковский выступал одновременно как сатирик, лирик и политический пропагандист. Здесь действуют рядом отсталые представители мещанства, бю­рократы (Присыпкин), люди коммунистического завтра («фосфорическая женщина») и повсюду слышится голос самого автора. Драматургические опыты Маяковского, близкие по своему новаторскому строю драмам Бертольда Брехта, оказали влияние на последующее развитие в европейском театре особой многоплановой «драмы XX века».

Проза 30-х гг.

Литература 30-х гг. широко отразила перестройку жизни, обусловленную активностью масс и их сознательной работой. Предметом изображения становятся индустриальные гиганты, преображающаяся деревня, глубокие изменения в среде интеллигенции. В конце периода усиливается также интерес писателей к оборонной и патриотической теме, решаемой на современном и историческом материале.

Вместе с тем сказалось отрицательное воздействие куль­та личности Сталина. Ряд талантливых писателей - М. Кольцов, В. Киршон, И. Бабель и др. - стали жертвами необоснованных репрессий. Обстановка культа личности сковывала творчество многих писателей. Тем не менее советская литература добилась значительных успехов.

А. Толстой заканчивает в это время трилогию «Хождение по мукам», повествующую о судьбе интеллигенции в революции. Строя многоплановое повествование, вводя много новых действующих лиц, и прежде всего В. И. Ленина, А. Толстой стремится показать те особенные пути, которыми его герои подходят к осознанию своей внут­ренней причастности к свершающимся событиям. Для большевика Телегина вихрь революции - родная стихия. Не сразу и не просто находят себя в новой жизни Катя и Даша. Самая трудная судьба у Рощина. Расширяя возможности реалистического эпоса как в плане охвата жизни, так и в плане психологического раскрытия личности, А. Толстой придал «Хождению по мукам» многокрасочность и тематическое богатство. Во второй и третьей частях трилогии встречаются представители почти всех слоев тогдашней России - от рабочих (большевик Иван Гора) до утонченных столичных декадентов.

Глубочайшие сдвиги, происходившие в деревне, вдохновили Ф. Панферова на создание четырехтомной эпопеи «Бруски» (1928-1937 гг.).

В исторической тематике большое место занимают мо­менты бурных народных выступлений (первая часть романа «Емельян Пугачев» Вяч. Шишкова, «Гулящие люди» А. Чапыгина), но еще больше выдвигается проблема соотношения выдающейся личности и исторического потока. О. Форш пишет трилогию «Радищев» (1934 - 1939 гг.), Ю. Тынянов - роман «Пушкин» (1936 г.), В. Ян - роман «Чингизхан» (1939 г.). А. Толстой в течение всего десятилетия работает над романом «Петр I». Историческую правоту Петра он объясняет тем, что направление его деятельности совпало с объективным хо­дом развития истории и было поддержано лучшими представителями народа.

К выдающимся произведениям эпического жанра относится «Угрюм-река» Вяч. Шишкова, рисующая революционное развитие Сибири в начале XX в.

Проза 30-х гг. (преимущественно первой половины) испытала на себе сильнейшее влияние очерка. Бурное развитие собственно очеркового жанра идет параллельно развитию эпопеи. «Широкий поток очерков, - писал в 1931 г. Горький, - явление, какого еще не было в нашей литературе». Темой очерков была индустриальная перестройка страны, мощь и красота пятилетних планов, иной раз почти очеловеченных под пером писателей. Б. Агапов, Б. Галин, Б. Горбатов, В. Ставский, М. Ильин впечатляюще отразили в своих очерках эпоху первых пятилеток. Михаил Кольцов в «Испанском дневнике» (1937 г.), серии очерков, посвященных революционной войне в Испании, дал образец новой публицистики, соединяющей точность реалистического рисунка с богатством выразительных средств. Великолепны и его фельетоны, в которых едкий юмор сочетается с энергией и остротой памфлета.

Многие значительные произведения прозы 30-х гг. были написаны в результате поездок писателей на но­востройки. Мариэтта Шагинян в «Гидроцентрали» (1931 г.), Ф. Гладков в «Энергии» (1938 г.) рисуют возведение мощных гидростанций. В. Катаев в романе «Время, вперед!» (1932 г.) динамично повествует о соревновании строителей Магнитогорска с рабочими Харькова. И. Эренбург, для которого знакомство с новостройками пятилеток имело решающее творческое значение, высту­пил с романами «День второй» и «Не переводя дыхания» (1934 и 1935 гг.), посвященными тому, как в труд­ных условиях люди самоотверженно возводят стройку. Повесть К. Паустовского «Кара-Бугаз» (1932 г.) рас­сказывает об освоении богатств Кара-Бугазского залива. Пафос, динамизм и напряженность действия, яркость и приподнятость стиля, идущие от стремления отразить свое восприятие героической действительности, - характерные черты этих произведений, как бы выросших из очерка.

Однако, широко и ярко показывая перемены, происходящие в жизни, столкновение строителей нового с приверженцами старого, писатели все еще не делают нового человека основным героем художественного произведения. Главным «героем» романа В. Катаева «Время, вперед!» является темп. Выдвижение человека в центр внимания писателя происходит не сразу.

Поиски нового героя и новой психологии личности определили в 30-е гг. дальнейшее развитие творчества Л. Леонова, давшего в романе «Скутаревский» (1932 г.) глубокий анализ той убежденности, которая движет советскими людьми. Эволюция ученого-физика Скутаревского, преодолевающего индивидуализм и осознающего великий смысл своего участия в пятилетке, составляет сюжет романа. Блеск и остроумие мысли в сочетании с неповторимой поэтичностью стиля создают новый в реализме тип ненавязчивого, органического и активного уча­стия автора в действии. Скутаревский, в каких-то чертах сливающийся с авторским «я» писателя, - мощ­ная фигура интеллигента с самобытным и глубоким мироощущением. В «Дороге на океан» (1936 г.) Леонов сделал попытку показать нового героя на фоне мировых социальных потрясений.

И. Ильф и Е. Петров публикуют в 1931 г. «Золотой теленок» - второй роман об Остапе Бендере (первый роман «Двенадцать стульев» вышел в 1928 г.). Изобразив «великого комбинатора», вторично терпящего фиаско в советских условиях, Ильф и Петров завершили создание нового сатирического стиля, остроумного и содержательного, насыщенного оптимизмом и тонким юмором.

Разоблачение «философии одиночества» составляет смысл повести Н. Вирты «Одиночество» (1935 г.), пока­зывающей гибель кулака, мятежника, одинокого врага Советской власти. Борис Левитин в романе «Юноша» убедительно изобразил крушение карьеристских поползновений | молодого интеллигента, который пытался противопоставить себя социалистическому миру и воздействовать на него «г методами бальзаковского «завоевателя жизни».

Углубленное изучение психологии человека социалистической эпохи во многом обогатило реализм. Наряду с ярким эпическим живописанием, во многом близким к публицистике, появляются прекрасные образцы передачи тончайших сторон души (Р. Фраерман - «Дальнее плавание») и психологического богатства человеческой натуры (« природоведческие» повести М. Пришвина, проникнутые фольклорной поэтикой уральские сказы П. Бажова).

Раскрытие психологических черт нового положительного героя, его типизация увенчались созданием в середине 30-х гг. романов и повестей, в которых облик строителя нового общества получил сильное художественное выражение и глубокое истолкование.

Роман Н. Островского «Как закалялась сталь» (1935 г.) повествует о жизни Павла Корчагина, не мыслящего себя вне борьбы народа за всеобщее счастье. Тяжелые испытания, через которые победоносно прошел Корчагин от вступления в революционную борьбу до момента, когда, приговоренный врачами к смерти, он отказался от самоубийства и нашел свой путь в жизни, составляют содержание этого своеобразного учебника новой морали. Построенный однопланово, как «монолог от третьего лица», роман этот приобрел мировую известность, а Павел Корчагин стал образцом поведения для многих поколений молодежи.

Одновременно с Н. Островским завершил свой главный труд - «Педагогическую поэму» А. Макаренко. Темой «Педагогической поэмы», построенной как своеобразный дневник педагога, является «выпрямление» людей, исковерканных беспризорностью. Эта талантливая картина «перековки» беспризорных детей в трудовых колониях 20-х и 30-х гг. ярко воплощает нравственную силу рядовой личности, чувствующей себя хозяином общего дела и субъектом истории.

Примечателен также роман Ю. Крымова «Танкер Дер­бент» (1938 г.), в котором раскрыты творческие возможности коллектива и каждого человека, ощутившего свою ценность во всенародной борьбе за социализм.

30-е гг. - это также расцвет детской литературы. Блестящий вклад в нее внесли К. Чуковский, С. Маршак, А. Толстой, Б. Житков и др. В эти годы В. Катаев пишет повесть «Белеет парус одинокий» (1935 г.), посвященную становлению характера юного героя в обстановке революции 1905 г. и отличающуюся большим мастерством в передаче детской психологии. Двумя классическими произведениями для детей («Школа», 1930 г. и «Тимур и его команда», 1940 г.) очерчено десятилетие наивысшей творческой активности Аркадия Гайдара.

М. Шолохов

За сравнительно короткий период молодая советская литература смогла выдвинуть новых художников мирового значения. К ним в первую очередь относится Михаил Шолохов. К концу 30-х гг. определился характер творчества этого выдающегося мастера советской прозы. В это время была в основном завершена эпопея «Тихий Дон» - грандиозная картина жизни, где каждое лицо ощущается и измеряется масштабами целой эпохи и выступает как средоточие борьбы нового мира со старым. Здесь полностью проявилось типично шолоховское умение мыслить революцию «судьбой человека», глубо­ко художественная способность следить за судьбой своих героев так, чтобы каждый поворот их, колебание, чувство были одновременно развитием сложной идеи, не вы­разимой никаким другим путем, кроме этого сплетения жизненных отношений. Благодаря этой способности содержание переживаемой эпохи вскрывается как новый этап в изменении и ломке человеческого сознания. Продолжая традиции Л. Толстого, особенно его последних произведений («Хаджи-Мурат»), М. А. Шолохов избирает центром внимания образ простого, сильного человека, страстно ищущего правду и отстаивающего свое пра­во на жизнь. Однако колоссальное усложнение жизни, которое принесла с собой революция, выдвигает новые критерии и ставит это частное право в необходимую связь с высшим правом народа, поднявшегося на борьбу против эксплуататоров. Судьба Григория Мелехова и Аксиньи, главных героев произведения, попадает, таким образом, в центр борющихся противоречий, исход которых не может быть мирным и с которыми не в силах справиться отдельная, изолированная личность, как бы богата и ценна она ни была. Шолохов рисует неминуемую гибель этих людей как раз в тот момент, когда они, казалось бы, достигли высшего развития своих духов­ных сил и глубокой жизненной мудрости.

Другое крупное произведение, написанное М. А. Шо­лоховым в эти годы, - первая часть романа «Поднятая целина» - посвящено важнейшему событию в жизни крестьянских масс - коллективизации деревни. Шолохову и здесь не изменяет его обычная суровая правдивость, которая позволяет при ясности и твердости писательского взгляда на жизнь видеть все ее противоречивые стороны. Идея Шолохова предстает в неразрывном сращении со сложной и нелегкой судьбой зачинателей колхозного движения - питерского рабочего Давыдо­ва, сурового аскета и мечтателя; сторонника немедленной революции, трогательного фантазера и чистого, принципиального работника Макара Нагульнова; спокойного, осторожного, беспредельно преданного делу колхозного строительства Андрея Разметнова.

Поэзия 30-х гг.

Поэзия 30-х гг. активно продолжила героико-романтическую линию предшествовавшего десятилетия. Лирический герой - это революционер, бунтарь, мечтатель, опьяненный размахом эпохи, устремленный в завтра, увлеченный идеей и работой. Романтичность этой поэзии как бы включает в себя и отчетливую привязанность к факту. «Маяковский начинается» (1939 г.) Н. Асеева, «Стихи о Кахетии» (1935 г.) Н. Тихонова, «Большевикам пустыни и весны» (1930-1933 гг.) и «Жизнь» (1934 г.) В. Луговского, «Смерть пионерки» (1933 г.) Э.Багрицкого, «Твоя поэма» (1938 г.) С. Кирсанова - вот не похожие по индивидуальности интонации, но объ­единенные революционным пафосом образцы советской поэзии этих лет.

В поэзии все сильнее звучит крестьянская тематика, несущая свои ритмы и настроения. Произведения Павла Васильева с его «удесятеренным» восприятием жизни, необычайной сочностью и пластикой рисуют картину ожесточенной борьбы в деревне. Поэма А. Твардов­ского «Страна Муравия» (1936 г.), отражая поворот многомиллионной крестьянской массы к колхозам, эпи­чески повествует о Никите Моргунке, безуспешно ищущем счастливую страну Муравию и находящем счастье в колхозном труде. Стихотворная форма и поэтические принципы Твардовского стали этапными в истории советской поэмы. Близкий к народному, стих Твардовского ознаменовал частичное возвращение к классической русской традиции и вместе с тем внес существенный вклад в нее. Народность стиля сочетается у А. Твардовского со свободной композицией, действие переплетается с раздумьем, прямым обращением к читателю. Эта внешне простая форма оказалась весьма емкой в смысловом отношении.

К этим годам относится и расцвет песенной лирики (М. Исаковский, В. Лебедев-Кумач), тесно связанной с фольклором. Глубоко искренние лирические стихи писала М. Цветаева, осознавшая невозможность жить и творить на чужбине и вернувшаяся в 30-х гг. на родину. В конце периода видное место в советской поэзии заняли моральные вопросы (Ст. Щипачев).

Поэзия 30-х гг. не создала своих особых систем, но она весьма чутко отразила психологическую жизнь общества, воплотив и мощный духовный подъем и созидательное вдохновение народа.

Драматургия 30-х гг.

Пафос всенародной борьбы за торжество революционной правды - такова тематика большинства пьес в 30-е гг. Драматурги продолжают поиски более выразитель­ных форм, полнее передающих новое содержание. В. Вишневский строит свою «Оптимистическую трагедию» (1933 г.) как героическую кантату о революционном флоте, как массовое действие, которое должно показать «гигантское течение самой жизни». Точность социальной характеристики персонажей (матросы, женщина-комиссар) лишь подкрепляет авторскую власть над действием; авторский монолог выдержан в искреннем и стра­стно публицистическом стиле.

Н. Погодин в «Аристократах» (1934 г.) показал перевоспитание бывших преступников, работающих на строительстве Беломорского канала. В 1937 г. появилась его пьеса «Человек с ружьем» - первая в эпической трилогии о В. И. Ленине.

А. Афиногенов в результате творческих поисков («Далекое», 1934 г.; «Салют, Испания!», 1936 г.) пришел к убеждению в незыблемости традиционного сценического интерьера. В пределах этой традиции он пишет пьесы, проникнутые точностью психологического анализа, лиризмом, тонкостью интонации и чистотой нравственных критериев. В том же направлении шел А. Арбузов, воплотивший в образе Тани Рябининой («Таня», 1939 г.) духовную красоту нового человека.

Многонациональный характер советской литературы Складывавшийся многонациональный комплекс со­ветских литератур отразил особенности исторического развития народов СССР. Рядом с литературами, имев­шими богатую историю письменной словесности (грузин­ская, армянская, украинская, татарская литературы), су­ществовали литературы молодые, у которых был только древний фольклор (калмыцкая, карельская, абхазская, ко­ми, народов Сибири), а письменная литература отсутст­вовала или делала первые шаги.

Украинская поэзия выдвигает писателей, в творчестве которых революционный пафос соединяется с нацио­нальной песенной поэтической традицией (В. Сосюра, П. Тычина, М. Рыльский, М. Бажан). Характерными чертами украинской прозы (А. Головко, Ю. Смолич) являются романтическая напряженность действия и пафосность интонации. Ю. Яновский создает роман «Всадники» (1935 г.) о героическом времени гражданской войны. Пьесы А. Корнейчука «Гибель эскадры» (1933 г.) и «Платон Кречет» (1934 г.) посвящены революцион­ной советской действительности.

Белорусская советская поэзия возникает в тесной свя­зи с народным творчеством, ее отличает внимание к простому трудовому человеку и к социалистическому преобразованию мира. Развивается жанр поэмы (П. Бровка). В прозе ведущее место занимает эпическая форма (1-я и 2-я книги эпопеи Я. Коласа «На росстанях», 1921-1927 гг.), рисующая широкую картину борьбы белорусского народа за социальное освобождение.

В закавказских литературах в 30-е гг. отмечается бурное развитие поэзии. Темой творчества ведущих поэтов грузинской (Т. Табидзе, С. Чиковани), армянской (Е. Чаренц, Н. Зарян) и азербайджанской (С. Вургун) поэзии становится социалистическое преобразование жизни. Поэты Закавказья внесли в советскую литературу элемент напряженного романтического переживания, публицисти­ческий пафос, соединенный с лирической интонацией, яркость ассоциаций, идущую от восточных классиков. Раз­вивается и роман (Л. Киачели, К. Лордкипанидзе, С. Зорин, М. Гусейн, С. Рустам).

Поэты республик Средней Азии и Казахстана использовали для создания революционной поэзии старую устную традицию, но проза в этих литературах, а также в литературах народов Поволжья (татарской, башкирской, чувашской, удмуртской, мордовской, марийской, коми) развивалась под решающим влиянием русской классической и советской литературы. М. Ауэзов, С. Айни, Б. Кербабаев, А. Токомбаев, Т. Сыдыкбеков утвердили в казахской и среднеазиатской литературах жанр многопланового эпического романа.

Уроки 49–50 ЛИТЕРАТУРА 30-х ГОДОВ (обзор)

30.03.2013 31603 0

Уроки 49–50
Литература 30- х годов
(обзор)

Цели : дать обзор литературы 30-х годов; проследить сложность творческих поисков и писательских судеб.

Ход уроков

I. Сложность творческих поисков и писательских судеб в 30-е годы.

1. Слово учителя .

Тридцатые годы – этап послереволюционной и одновременно предвоенной истории. В них есть все: и грандиозный рывок страны от сохи и лаптей, от массовой безграмотности и классовой розни к могучему и монолитному индустриальному государству, и обширные национальные трагедии (голод и сталинские репрессии).

2. Историческая справка .

Уже в конце 20-х годов в стране развернулось огромное строительство. В основе плана лежало создание новых промышленных центров на Урале и в Сибири, в непосредственной близости к источникам сырья.

Главная роль отводилась тяжелой промышленности – металлургии, химии, станкостроению и производству вооружений. Чтобы вдохнуть в новые предприятия жизнь и связать их между собой, предусматривалось строительство крупных электростанций и транспортных магистралей.

Эти годы стали не только эпохой великих строек, но и временем создания «лагерной экономики», просуществовавшей долгие десятилетия.

Первым полностью лагерным строительством стало сооружение Беломоро-Балтийского канала, который начали строить в июне 1930 года, а уже 1 мая 1933 года закончили. На стройке должны были работать 120 тысяч человек, но фактически там ежегодно из-за тяжелейших условий погибал каждый третий.

Особенностью строительства стал сознательный отказ от использования техники – все делалось вручную, иной раз даже без инструментов. Механизация сводилась к тачке и деревянному «журавлю».

Практическое значение Беломоро-Балтийского канала имени Сталина оказалось ничтожным – большую часть года он покрыт льдом и не годится (даже после многочисленных модернизаций) для прохода крупных судов.

Причиной продовольственного кризиса Сталин объявил неразвитое, несоциалистическое сельское хозяйство, несознательность крестьян и враждебные действия кулаков. Началась коллективизация, одновременно приступили к «ликвидации кулачества как класса». В 1932–1933 годы Украину, Северный Кавказ, Нижнее и Среднее Поволжье, Казахстан охватил массовый голод. Общее число жертв голода оценивается в 7–8 млн человек.

Тысячи селян двинулись к городам, надеясь хотя бы получить подаяние. Воинские подразделения никого не выпускали из голодающих районов, где отмечались даже случаи людоедства. В советских газетах тех лет упоминаний о голоде нет. Естественно, что никакой помощи голодающим не оказывалось.

Стилистика повседневной жизни в начале 30-х годов определялась переходом к централизованному планированию развития народного хозяйства и введением карточной системы.

Усиленные пайки имели индустриальные рабочие, небольшой круг военной, культурной и научной элиты. Крестьяне не получали пайков вообще, в то время как семья в «Кремлевке» дополнительно получала бесплатный сухой паек – полкило масла и полкило черной икры ежедневно.

Карточки на хлеб были отменены в январе 1935 года, а на мясо, жиры и сахар – лишь осенью 1935. Даже после отмены карточной системы питание населения нельзя было назвать достаточным. В спецсообщениях о настроениях в Ленинграде в связи с отменой карточек было зафиксировано появление летом 1935 года на дверях столовой Кировского завода рукописного меню следующего содержания: «Обед для рабочих: первое – щи керосиновые, второе – свежий мох со сметаной, третье блюдо – сладкое из репы».

Такая система породила так называемый блат. «Достать по блату» означало получить что-либо, недоступное другим, по знакомству. В фольклоре того времени сохранилась поговорка: «б лат выше Сталина».

Индивидуальная квартира была явлением редким и несомненным признаком принадлежности к партийно-советской верхушке. Основным видом жилья в городах были коммунальные квартиры.

«Культурная революция» являлась важнейшим условием построения социализма в СССР.

Развивается образование. За период 1928–1937 годов вузы и техникумы подготовили около 2 млн специалистов. Изменился классовый состав студентов, среди которых 51,4 % были выходцы из рабочих, а 16,5 % – из крестьян. В 1930 году в СССР было введено всеобщее начальное образование, а в городах обязательное семилетнее. С 1934 года было восстановлено преподавание всемирной и русской истории.

Классовый подход охватывал все слои культуры. Многие произведения русских дореволюционных авторов были запрещены. Разрушались архитектурные памятники церковной и светской культуры. В Москве в 30-е годы были уничтожены Красные и Триумфальные ворота, храм Христа Спасителя, Чудов и Воскресенский монастыри в Кремле. Многие российские монастыри стали местами заключения.

Подвергались гонениям и замалчиванию творчество М. Булгакова, С. Есенина, живопись П. Корина, К. Малевича.

Жесткой критике А. Жданова подверглась опера Д. Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда».

Но именно в 30-е годы в художественной литературе появились произведения, пополнившие русскую культуру прекрасными образцами словесности и философских раздумий.

М. Горьким был создан роман-эпопея «Жизнь Клима Самгина», вышли «Поднятая целина» М. Шолохова, «Страна Муравия» А. Твардовского. Был написан, но скрыт «Реквием» А. Ахматовой. Произведения Л. Леонова, В. Катаева, М. Зощенко, А. Платонова (публикуемые и запрещенные) обогатили русскую культуру.

3.Работа с учебником (с. 3–7).

Составление плана статей, по которому слушается пересказ материала).

II. Судьба человека и его призвание в поэзии 30-х годов. Тема поэта и поэзии в творчестве О. Мандельштама.

Группа учащихся представляют тему на основе материала учебника (с. 91–105) и самостоятельно прочитанных произведений.

III. Новая волна поэтов.

Индивидуальное сообщение учащихся(на основе материала учебника (с. 12–16) «Интимная лирика 30-х гг.» и «Лирический перелом в поэзии Б. Корнилова и П. Васильева»).

IV. Русская история в литературе 30-х годов. А. Толстой «Петр Первый».

Особенно динамично в 30-е годы развивался жанр исторического романа. Во многом это было связано с формированием новой концепции человека в советской литературе и с утверждением новых взглядов на закономерности исторического процесса.

Исторический роман – сравнительно молодой жанр, обретающий самостоятельность с утверждением в литературе принципов историзма. Это произошло на рубеже XVIII и XIX веков под влиянием мощных общественно-политических катаклизмов эпохи (Великой французской революции 1789–1794 годов, национально-освободительных войн этого периода).

Историзм в искусстве предполагает художественное освоение конкретного исторического содержания эпохи, её неповторимого облика и колорита: предметом изображения становятся тенденции общественного развития, раскрывающиеся в общенародных событиях и индивидуальных судьбах персонажей.

Родоначальником европейского исторического романа называют английского писателя Вальтера Скотта. Для художественного воссоздания прошедшей эпохи он впервые обратился к историческому документу. Персонажи его романов воспринимаются уже не как костюмированные современники: писателю удалось передать специфику социальных отношений, идеологии, психологии и быта героев прошлого.

Вместе с произведениями В. Скотта исторический роман пришел и в русскую литературу.

Русская традиция исторической романистики начинается романами М. Загоскина «Юрий Милославский» (1829 год), И. Лажечникова «Ледяной дом» (1835 год). У истоков этой традиции – пушкинские произведения «Арап Петра Великого» и «Капитанская дочка». Вершины этот жанр достигает в романе-эпопее Л. Н. Толстого «Война и мир».

Однако советские литераторы как бы не замечали достижений прошлого. Так, М. Горький в 1930 году, восторженно оценивая первые опыты советского исторического романа («Одеты камнем» О. Форш, «Кюхля» и «Смерть Вазир-Мухтара» Ю. Тынянова, «Разин Степан» А. Чапыгина и «Петр Первый» А. Толстого), подчеркивал принципиальную новизну этих произведений: «Создан исторический роман, какого не было в литературе дореволюционной». Это была литература социалистического реализма, призванная, как записано в Уставе Союза писателей СССР, «дать правдивое, исторически конкретное изображение действительности в её революционном развитии».

Советские исторические романы этого периода в основном рассматривали прошлое как предысторию Октября. В центре внимания находилась тема революционного прошлого России. С этой точки зрения освещались не только разинское движение («Разин Степан» А. Чапыгина), крестьянская война Пугачева («Емельян Пугачев» В. Шишкова), но и поход Ермака в Сибирь («Гуляй, Волга!» Артема Веселого), и судьба первого русского революционера-интеллигента («Радищев» О. Форш), и зарождение российской промышленности на Урале («Каменный пояс» Е. Федорова).

Несмотря на различный исторический материал и разные средства его художественного освоения, главная тема всех этих романов одна – нарастание народного протеста и усиление освободительной борьбы народных масс. Не менее важной в исторической прозе этого периода становится тема формирования российской государственности. Идея самоотверженного служения первому в мире социалистическому государству внедрялась в общественное сознание, по словам Н. Бердяева, «при помощи энтузиазма, поэзии, мистики и мифотворчества и <…> при помощи террора и ГПУ». Но наряду с этим темы созидательной силы народа, русской воинской славы, изображение выдающихся государственных деятелей, творцов науки и культуры по праву и сейчас занимают в национальной литературе важное место.

V. Пафос и драматизм революционных испытаний: Н. Островский «Как закалялась сталь».

1. Жизнь и творчество Николая Островского (индивидуальное сообщение учащегося).

2. Впечатления от самостоятельно прочитанного романа.

– Прочитайте статью учебника (с. 8–10). Совпали ли ваши мысли о прочитанном с тем, что написано в статье? Поделитесь вашими впечатлениями.

– Кто он, герой романа Островского? Каким вы его представляете?

Павка Корчагин – ровесник автора, 1904 года рождения (нам известно, что это автобиографическое произведение). Давайте вспомним, через что прошло в нашей истории поколение Корчагиных (границу обозначим как возраст, когда мужчина уходит на пенсию: 60 лет).

Это поколение прошло через нэп, пятилетки, индустриализацию страны, коллективизацию, репрессии, Великую Отечественную войну, смерть Сталина, ХХ съезд КПСС.

Трагическая, страшная судьба у этого поколения. И вместе с тем в жизни многих людей этого поколения было и подлинно высокое. Достаточно назвать хотя бы фронт, где многие из них полегли . Известны факты, что солдаты шли в бой с романом Островского в полевой сумке.

Роман «Как закалялась сталь» – это роман о нашем прошлом, нашей истории, а прошлое, как бы к нему ни относились, мы должны знать.

Герой для нашего времени, наверное, необычен. Можно ли его считать «лишним человеком»?

В статье Николая Скатова, директора Пушкинского Дома, в «Литературной газете» можно прочитать: «Когда-то Мережковский писал о грядущем хаме. Теперь можно говорить о хаме пришедшем…

Сейчас период первоначального накопления пошлости завершается, и скоро, кажется, все мы станем свидетелями, да и участниками окончательной её победы». Любопытно, что одно из проявлений торжествующего хамства и побеждающей пошлости Скатов видит в том, «что она выбрасывает из молодежных чтений роман Николая Островского «Как закалялась сталь», которого на Западе, по мнению Анре Жида, причислили бы к лику святых».

3. Творческая работа .

В романе подняты не только проблемы того времени, но и вечные проблемы. Одна из них – смысл человеческой жизни, предназначение человека на Земле.

Учащиеся переписывают в тетради по литературе цитату с доски.

«Самое дорогое у человека – это жизнь. Она дается ему один раз, и надо прожить её так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному – борьбе за освобождение человечества».

– В этих словах ответ на вопрос и героя, и автора романа. Ответ этот может быть принят и может быть отвергнут. Но сам вопрос при этом остается. Каким будет ваш ответ?

Тема рассуждения – «…и прожить её надо так, чтобы…»

VI. Итог уроков.