23 октября 2002 года несколько десятков вооруженных боевиков ворвались на мюзикл «Норд-Ост» и захватили в заложники 916 человек. Казалось, что этого не забудет никто и никогда. Но 10 лет спустя про эту трагедию никто больше вспоминать не хочет. Более того, про «Норд-Ост» по-прежнему толком ничего не известно: кто организатор, почему умерли заложники, что это был за газ. БГ сформулировал семь вопросов о «Норд-Осте», на которые до сих пор нет убедительных ответов.

Мовсар Бараев (сидит справа) поначалу считался главарем террористов. Он единственный, кто во время захвата ДК на Дубровке не скрывал своего лица. Он же давал интервью телеканалу НТВ. Но на самом деле главарем был Руслан Эльмурзаев по кличке Абубакар (сидит слева). Он вел основные переговоры и давал указания Бараеву, что именно сообщать журналистам.

От чего погибли заложники?

Непосредственно от действий террористов погибли четыре человека. Официальная версия по поводу массовой смерти остальных заложников такова: она произошла из-за стресса, голода, бессонницы, обезвоживания и многочасового сидения в неудобных позах. Государство считает, что от газа, применявшегося во время штурма, никто не пострадал. Эксперты и родственники заложников считают по-другому: они были отравлены неизвестным газом, им не было оказано первой медицинской помощи, их в бессознательном состоянии сначала сваливали на асфальт, а потом как попало кидали в автобусы; больницы были абсолютно не готовы к тому, что им привезут десятки отравленных людей, а врачам не сказали, что именно был за газ, поэтому они не знали, чем лечить. Только через полтора года после «Норд-Оста» председатель Комитета Госдумы по безопасности Владимир Васильев, замначальника оперативного штаба, первым из официальных лиц признал, что главной причиной гибели заложников «стало несвоевременное оказание медицинской помощи».

В графе «Причина смерти» у погибших стоит прочерк.

Владимир Курбатов, отец Кристины, погибшей 13-летней актрисы «Норд-Оста»:

«По факту гибели людей уголовного дела не возбуждалось. Не было установлено даже времени, места и причины смерти. В графе «Причина» в свидетельстве о смерти моей дочери Кристины стоит прочерк. При этом в акте перевозки тела из больницы в морг, который нам выдали, было написано: причина смерти - отравление высокотоксичным газообразным веществом. В первичной судмедэкспертизе, которую проводили в морге, тоже было заключение об отравлении. Но потом следствие решило все это вымарать, а специальная комиссия, состоящая из «светил медицины», дала другое заключение с формулировкой, которую потом Путин озвучивал: мол, газ безвреден, а заложники умерли из-за того, что сидели в неудобных позах, от хронических болезней и обезвоживания.

Что до врачей, то все врачи близлежащих больниц открыто тогда заявляли прессе, что готовились к приему пациентов с минно-осколочными ранениями и не были готовы принимать людей с отравлениями неизвестным веществом.

Когда мы готовили жалобу в Европейский суд по правам человека, я обзванивал все больницы, которые были указаны в плане эвакуации и принимали пострадавших. Из 12 больниц, в которые я смог дозвониться, только одна имела токсикологическое отделение, где пострадавшим могли оказать квалифицированную помощь при отравлении».

Андрей Солдатов, главный редактор сайта Agentura.ru, посвященного работе спецслужб; за штурмом на Дубровке наблюдал из окна дома напротив:

«Основной вопрос к оперативному штабу - к господину Проничеву, который до сих пор первый заместитель директора ФСБ, и к господину Васильеву, заместителю начальника оперативного штаба и бывшему заму главы МВД: какого черта они не развернули полевой госпиталь в непосредственной близости к зданию? Похоже, они или рассчитывали, что у них будут одни убитые, а для тех, кто выживет, будет достаточно скорых, которые были на месте, - или вообще не думали про это.

По закону, силы, средства и тактика спецопераций - секретные. Газ - это средство, поэтому никто не собирался его никому выдавать. Но ситуация была ужасающей: людей выносили в самых разных видах, наваливали друг на друга прямо на асфальте, и они стали умирать уже там, захлебываясь рвотными массами. Эту проблему можно было решить, даже не зная, что за газ, просто оказав первую помощь, но и этого не было сделано - в автобусы людей просто сваливали вповалку, многие уже были мертвы. Думаю, даже если бы спецслужбы оперативно рассказали, что это был за газ, ситуацию это бы не сильно улучшило».

Каринна Москаленко, адвокат группы бывших заложников «Норд-Оста» в ЕСПЧ:

«Власти до сих пор несут эту бесстыдную чушь: «Операция по спасению заложников была блестящей». Люди погибли, а они говорят: «Блестяще, только вот медики подкачали». Как будто медики действовали по собственному усмотрению и не пришли вовремя, потому что они такие подлые».

Какой газ использовали при штурме?

Состав газа до сих пор засекречен. Про него известно две вещи: 1) он «безвредный» - это Путин сказал американским журналистам, объясняя, почему люди не могли погибнуть от действий спецслужб; 2) он сделан «на основе производных фентанила» - об этом заявил министр здравоохранения Шевченко (фентанил - наркотический анальгетик, по биологическому воздействию в сотни раз сильнее героина). Тем не менее точную формулу газа никто не назвал, известно лишь, что некий офицер-химик, чья фамилия засекречена, позже получил звание Героя России за участие в спецоперации.

Лев Федоров, доктор химических наук, президент Союза «За химическую безопасность»:

«На фентанил можно навесить тысячу всяких хвостов - и получится миллион разных веществ. Словосочетание «производные фентанила» - это вообще ни о чем, это означает только то, что нам не захотели назвать вещество.

Власти еще заявляли, что держат формулу газа в секрете потому, что за ней гоняются все разведки мира. Это чушь. Есть международная конвенция о запрещении химического оружия, в ней перечислены допустимые вещества, которые не должны убивать людей. А власти использовали другие вещества, убившие 125 человек, то есть совершили государственное химическое преступление. И если они раскроют формулу, весь мир их тут же осудит, потому что они не имели права его применять.

Еще было много разговоров про антидоты, которых у спецназа и врачей не было. Антидот - это вещество, которое может догнать в организме яд и при помощи химии превратить его в другое вещество или ослабить симптом. Но разговор об антидотах в данном случае - отвлечение от сути дела, потому что главное - газ не должен убивать людей. В «Норд-Осте» провели опыт, который в мире в голову никому не приходил».

Каринна Москаленко:

«Европейский суд, в который мы подавали жалобу на нарушение права на жизнь, не поддержал нас только в одном пункте. Он сказал, что применение газа было оправданно. В принципе, я могу его понять: суд по правам человека не является судом по гуманитарным вопросам, по военным конфликтам. Однако логика, конечно, хромает: если формула газа, название и свойства не раскрыты, то как можно решать, справедливо было его применение или нет?»

Андрей Солдатов:

«У меня всегда было очень специфическое отношение к применению этого газа, потому что я потом видел, как в Беслане террористы первым делом выбивали окна и вообще вели себя намного более жестко и отвратительно - так, чтобы с ними не случилось «Норд-Оста». Это был прямой результат действий российских силовых структур на Дубровке».

Анатолий Ермолин, бывший начальник оперативно-боевого отделения «Вымпела», подполковник ФСБ в запасе :

«Спецназ знал, что будет газ, поэтому вошел в здание с противогазами, но что за газ, какие последствия от него, думаю, им не сказали. Тем более я знаю сотрудников, которые надышались этим газом, и у них были большие проблемы со здоровьем».

Сколько было террористов и сколько погибло заложников?

В результате штурма были убиты 40 боевиков - по официальным данным, именно столько террористов захватило Театральный центр на Дубровке. Но, например, заложница Светлана Губарева утверждала, что видела в зале минимум 24 шахидки, хотя убито было 19. А через полгода журналист Анна Политковская встречалась в гостинице «Спутник» на Ленинском проспекте с неким Ханпаш Теркибаевым, который заявил ей в интервью, что был среди боевиков на Дубровке в качестве агента ФСБ. Кроме того, в материалах следствия есть число 52 - столько боевиков Шамиль Басаев отобрал для подготовки терактов в Москве.

Еще серьезней путаница с количеством погибших: официально погибли 130 человек, но адвокат заложников Каринна Москаленко, сложив все данные следствия, получила 174.

Владимир Курбатов:

«После уймы запросов в прокуратуру мы добились доступа к следственным материалам, и просто посчитали в столбик, сколько погибло в здании, сколько на ступеньках, в скорых, в автобусах, в больницах, - всего получилось 174 человека. В суде мы спросили у руководителя следственной группы Кальчука, как он может объяснить эти цифры. Он ответил: «Ну, вы так считаете, а я так считаю, что вы от меня хотите?»

Возможно, это все-таки ошибка в подсчетах: 44 - слишком большое расхождение. Три года назад на месте теракта появилась памятная доска со всеми фамилиями - думаю, если бы какой-то фамилии не было, родственники возмутились бы.

Есть много свидетельских показаний о том, что террористов было больше, но следствие их не учло. На вопрос, почему не допросили Ханпаш Теркибаева, Кальчук ответил, что они съездили в гостиницу, которую назвала Политковская, и никого не обнаружили. Потом выяснилось, что Анна говорила о гостинице «Спутник», а следователи ездили в гостиницу «Космос». А как только Теркибаевым заинтересовались в ФБР (на «Норд-Осте» погиб американский гражданин), Теркибаев разбился в автокатастрофе в Чечне».

Каринна Москаленко:

«Мы изучили постановления самого следствия и получили цифру 174 - это данные без фамилий, только количество. Возникает вопрос: где родственники этих 44 людей? Мы считаем, что это невостребованные люди. Приехали в Москву погулять, к любовнице, в командировку - что угодно. И пропали. Кто будет этой статистикой заниматься - выяснять пропавших в то же самое время в городах России? За кем пришли, те и есть в официальном списке».

Андрей Солдатов:

«Я видел штурм из окна квартиры напротив: заложников выносили и складывали в шеренги, как мертвых. И в этих шеренгах точно было больше людей, чем назвали власти.

А вот история с Теркибаевым была непроверенной. Теркибаев из той категории людей с особым психологическим складом, которые выскакивают по разным поводам и говорят, что они могут быть самыми лучшими помощниками. Не думаю, что это имеет отношение к реальности.

Но это совершенно не отменяет того, что части террористов удалось уйти. Многие оперативники мне потом об этом говорили. Там был полный дурдом. Штурм проводила не одна организация: было несколько групп спецназначения, которые должны были зачистить террористов, а еще были внутренние войска, которые изначально обеспечивали периметр безопасности, но, когда началась большая стрельба, тоже зачем-то куда-то пошли. В результате возник хаос: здание большое, куча коммуникаций, выходов в разные стороны, по нему перемещаются разные группы вооруженных людей, которые сами не знают, куда они перемещаются. Ситуация, конечно, не такая катастрофичная, как в Беслане, где люди просто бегали в разных направлениях, но люди, которые участвовали в штурме, говорили, что задача по обеспечению безопасности периметра не была решена. Более того, не только я, но и многие журналисты сидели там, где, вообще говоря, не должны были сидеть, - это тоже говорит о прозрачности периметра. Зайти-выйти можно было достаточно свободно, поэтому спецслужбы и говорят, что какое-то количество людей ушло».

Что стало причиной штурма?

Власти утверждали, что штурм был вынужденной мерой: террористы отказались от переговоров и начали расстреливать заложников. В зал через системы вентиляции был пущен газ, который усыпил террористов, после чего туда вошел спецназ, обезвредил бомбы и начал вытаскивать людей.

Однако участники операции утверждают, что выстрелов не было. Кроме того, накануне вечером террористам пообещали встречу в 10 утра с генералом Казанцевым, первым официальным представителем власти, чему они были явно рады и даже заявили, что уже в 11.00 заложники могут будут отпущены. Газ же - даже по данным следствия - начал действовать не моментально, а минимум через 10 минут. Более того, на сцену выбежал один из боевиков с пулеметом и криками «Они пустили газ». Выходит, что время взорвать зал у них было, и то, что этого не произошло, - большая удача, а не заслуга организаторов спецоперации.

Андрей Солдатов:

«Была такая версия, озвученная замначальника штаба Васильевым, что штурм был спровоцирован выстрелами внутри. Но дело в том, что примерно за полчаса до стрельбы были погашены прожекторы, которые все время освещали площадь перед ДК. Террористы говорили: если вы их погасите, мы будем воспринимать это как начало штурма и вести себя соответственно. Можно с уверенностью говорить - на основании того, что я видел лично, и того, что мне рассказывали участники операции, - штурм был спланирован, время его было назначено, и не было никакой провокации со стороны террористов.

Участники штурма мне прямо говорили, что у террористов было время взорваться: когда спецназ туда вошел, террористы были живы, они не спали и отстреливались. Один боевик даже выбежал на сцену с пулеметом: его очень быстро погасили с балкона. Почему они не взорвались - неизвестно.

Многие потом предполагали, что бомбы были муляжами. Но взрывотехник ФСБ Георгий Трофимов, который непосредственно занимался разминированием устройств на «Норд-Осте» (к сожалению, он погиб спустя полтора года), утверждал, что эти бомбы были настоящие. Такое впечатление, что это была больше акция устрашения, чем реальный теракт: или они вообще были не готовы все взрывать, или последнего приказа никому из террористов не поступило.

Мне рассказывали участники штурма: на основе разведданных они были уверены, что бомбы настоящие и точно взорвутся, что шансов предотвратить взрыв бомбы - 2–3%. Когда выходили на штурм, все готовились к тому, что от взрыва рухнет купол здания, будет огромное количество погибших и сами они тоже погибнут.

У спецназа было распоряжение прокуратуры - не оставлять никого из боевиков в живых. Как рассказывал мне командир одной из оперативно-боевых групп, исходили из того, что любой из террористов, не важно, где он находится, может привести в действие взрывные устройства через радиосигнал.

Проблема была в том, что они рассчитывали только на это. Все альтернативные варианты ими просто не рассматривались. Плюс они думали, что все равно будет полный ад, и надо использовать все, что есть под рукой: тестировали заранее этот газ, не тестировали - не важно, надо все брать, потому что все равно будет очень плохо.

В итоге они проводят штурм, бомбы почему-то не взрываются, весь зал остается в живых, и тут наступает коллапс: никто не знает, что делать дальше. Спецназа физически мало, чтобы быстро вынести всех людей, не проведен инструктаж про то, как выносить, в каком состоянии, куда, - и их стали просто сваливать в шеренги друг на друга.

Была информация из прокуратуры, которая тоже находилась на месте, что к концу третьего дня шли достаточно успешные переговоры - удалось убедить террористов, что им подадут транспорт и они спокойно смогут уехать, и поэтому под утро какая-то часть террористов, видимо, расслабилась и даже ушла куда-то в фойе праздновать. На основании этого можно сказать, что никакой необходимости устраивать штурм именно в этот день и именно в таких условиях не было. Это не ситуация Беслана, когда люди умирают просто от обезвоживания, - грубо говоря, тут ничего не тикало «еще час - еще десять умрут».

Анатолий Ермолин:

«Операция была хорошо спланирована и подготовлена. Немногие догадываются, что если бы бомба взорвалась, то мы бы потеряли вообще все элитные войска, потому что «Альфа» и «Вымпел» входили в «Норд-Ост» практически полным боевым составом. Это мои друзья, и я знаю, что они перед тем, как войти, попрощались друг с другом и семьями.

Неверное решение, на мой взгляд, было применять газ, потому что он не играл в операции никакой роли. Если бы террористы хотели подорвать зал, они бы его подорвали. В итоге газ мгновенно людей не отключил, террористов пришлось уничтожать классическим путем, а газ стал причиной массового отравления людей, что стало трагическим результатом спасательной операции».

Как вообще десятки боевиков, вооруженные автоматами, пулеметами и взрывчаткой, смогли организовать теракт в центре Москвы?

Спустя два года после захвата Театрального центра в «Известиях» появилась статья о том, что главарь террористов Абубакар, он же Руслан Эльмурзаев, числился начальником службы безопасности московского Прима-банка. В банке он взял в кредит 40 000 долларов на покупку поддельных документов, двух микроавтобусов, на которых 23 октября группа террористов приехала на Дубровку, а также на аренду квартиры. По городу группа боевиков передвигалась на инкассаторском броневике, принадлежавшем Прима-банку. После появления этой публикации следствие заявило, что проверяет информацию о связи Абубакара с Прима-банком, а потом объявило начальника правления банка, чеченца Мухарбека Баркинхоева, в розыск. К тому моменту банка как такового уже не существовало: у него отобрали лицензию и его объявили банкротом еще в 2003 году после жалоб вкладчиков, а двух сотрудников судили за мошенничество. Чем закончилась эта история - неизвестно: все материалы следствия по «Норд-Осту» по-прежнему закрыты.

Юрий Сенаторов, старший корреспондент газеты «Коммерсантъ», автор статьи «Норд-Ост» захватил банкир» в «Известиях»:

«Мне тогда выдали эту информацию фээсбэшники из отдела по борьбе с тер­роризмом. Формально Абубакар был начальником службы безопасности Прима-банка, а де-факто его владельцем. До меня действительно про это никто не писал. Но потом я перестал заниматься чеченской темой, пить водку с фээсбэшниками, перешел в «Коммерсантъ» и не знаю, что дальше происходило с этой историей. Знаю, что у банка отняли лицензию, - это был маленький отмывочный банк, кто-то сбежал, против кого-то завели уголовные дела, но не по «Норд-Осту», а по обманутым вкладчикам».

Чем закончилось расследование теракта?

В связи с «Норд-Остом» было возбуждено уголовное дело по факту терроризма и захвата людей в заложники - оно открыто до сих пор. Уголовного дела по факту гибели заложников возбуждено не было. Обстоятельства и причины их смерти не установлены. Документы штаба уничтожены. Состав штаба засекречен. Личности шести террористов не установлены. Всего к суду были привлечены двое: Заурбек Талгихов, который находился снаружи и переговаривался по телефону с Мовсаром Бараевым во время захвата (8,5 года за пособничество террористам), и милиционер Алямкин (7 лет за взятку за оформление регистрации гражданке Л.Бакуевой, оказавшейся среди боевиков).

Было еще рассмотрение коллективного иска заложников в Европейском суде по правам человека. В декабре 2011 года ЕСПЧ удовлетворил жалобы родственников заложников, усмотрев в неадекватном планировании спецоперации российскими властями и отсутствии эффективного расследования теракта нарушение права на жизнь, присудил 64 потерпевшим компенсации общей суммой 1 миллион 300 тысяч евро и потребовал от России нового расследования.

Каринна Москаленко:

«Мы не можем доказать причастность государства к этой трагедии - значит, мы не можем доказать нарушение негативных прав на жизнь: никто не может быть лишен жизни, подвергаться пыткам и т.д. Но есть позитивные права: государство не только не должно убивать людей, но еще и должно обеспечивать их безопасность - то есть защищать от третьих лиц. И это нарушение в «Норд-Осте» мы доказали. Жалоба была удовлетворена по двум параметрам. Операция по спасению заложников была проведена из рук вон плохо - не оказывалась первая помощь, не было взаимодействия между участниками спасательной операции, и поэтому не спасли людей. Европейский суд не делит операцию на штурм и спасение. Если штурм проводили для того, чтобы спасти людей - а Европейский суд думает о властях именно так, лучше, чем они есть на самом деле, - то тогда это была единая, плохо скоординированная операция. И в этом - первое нарушение права на жизнь. А второе - отсутствие расследования. Европейский суд не может обвинить государство в смерти людей или оправдать его, потому что не было расследования, поэтому он говорит: мы не знаем, кто виноват, но вы это не расследовали, и значит, нарушили право на жизнь.

Российские власти скрыли все документы штаба, сказали: все документы были уничтожены. Взамен этого они предоставили в ЕСПЧ материалы текущего уголовного дела, на что им ответили, что это расследование вообще не про то, - это про террористов, а речь идет о пострадавших. ЕСПЧ выразил глубочайшее недоумение по этому поводу.

Сейчас мы с моими доверителями составляем список вопросов Следственному комитету для нового расследования. Если он не ответит на эти вопросы, то, исходя из буквы и духа закона, решение ЕСПЧ будет не выполнено. Это не только компенсации, но и установление обстоятельств, при которых погибли близкие заявителей, а также личностей, ответственных за их смерть, - для матери, которая потеряла тринадцатилетнюю дочь под тяжестью трупов в автобусе, это очень важно. В противном случае мы будем писать меморандум в комитет министров ЕС, что меры не выполнены».

Владимир Курбатов:

«На основании решения суда в Страсбурге адвокат некоторых заложников Игорь Трунов подавал прошение в Следственный комитет о возобновлении расследования, но, насколько мне известно, в СК ответили, что якобы у них нет официального перевода страсбургского решения суда со стороны Минюста, поэтому они не могут проводить никаких действий.

По факту гибели людей дела не возбуждалось. Всех следственных материалов мы не видели, нас допустили только до некоторых томов, основная часть дела засекречена. Первоначально нам вообще разрешали знакомиться только с судебно-медицинскими заключениями. Причем ксерокопировать их запрещали, только переписывать от руки - вот сидели и переписывали по 15–20 страниц о том, насколько органы твоего погибшего ребенка были заполнены кровью, какого размера его мозг и т.д».

Юрий Сенаторов:

«Я знаю, что трупы всех террористов отвезли в морг №2 на грузовике с надписью «Хлеб». Там трупы свалили на ночь, никаких следственных действий не провели. По идее, должны были пули из них повыковыривать, опознать, кто, сколько, чего, но делать этого не стали. Всю ночь вокруг морга дежурили снайперы, а на рассвете трупы отвезли в лианозовский крематорий, где и спалили. Это мне рассказывал один из следователей группы, которая работала по «Норд-Осту», а знакомый в том морге мне это подтвердил.

Думаю, опознали их в итоге через агентурную сеть и по документам - террористы же работали в этом Театральном центре, вроде как на ремонт там подвязались, на них даже майки были с надписью «Норд-Ост». Так что их личности более-менее быстро установили».

«Норд-Ост» - это блестящая спецоперация или успешный теракт?

Андрей Солдатов:

«Ситуация изначально была политической: террористы выдвинули политические требования, а Путин и силовики устроили настоящую истерику под названием «Мы не должны повторить Буденновск». Складывается впечатление, что вся эта история про то, что надо было показать, как отвечает новая российская власть на тот же вызов, на котором сломался Ельцин. Они это так воспринимали и только об этом и думали.

Проблема была в том, что и на официальном уровне, и на уровне спецслужб штурм был назван победой. А победа в российском понимании означает, что разбора полетов не будет. Я специально спрашивал: «Ребят, ну вот вы провели операцию с огромным количеством жертв, вы начали какие-то реформы? На основании боевого опыта вы ведь должны как-то корректировать свои действия?» Они отвечали: «Нет, мы ничего не делали, потому что официально было сказано, что это победа». Более того, на тот момент в ФСБ была очень популярна такая теория - дикая, на мой взгляд, - что для шахидов акция считается успешной, если каждый из них захватит с собой минимум шесть человек. Я не знаю, откуда это взялось, но такая теория циркулировала. И были предприняты специальные, скажем так, усилия, чтобы сообщить информацию о жертвах таким образом, чтобы число жертв, поделенное на количество террористов, было меньше шести. До такого доходили.

Власти считали, если показать террористам, что мы победили, а не они, то больше они этого не сделают. В результате обе стороны в этой истории считали себя победителями. И одни не стали пересматривать свои действия и менять тактику, а вторые решили, что раз победили, значит, можно повторить этот успех, поэтому Беслан по большому счету был неизбежен».

Анатолий Ермолин:

«Я считаю, что это была спецназовская драма, которая могла стать триумфальной победой, но не стала в силу неправильно принятых управленческих решений. Спецоперация - это не только ворваться и грамотно уничтожить террористов. Это в том числе логистика: подъезд скорой помощи, транспортировка людей, взаимодействие служб спасения - и на этом этапе было провалено все.

Фамилии двух бойцов «Вымпела» и «Альфы», которых наградили званиями Героев России, мне известны, я не буду их называть, но в кругу спецназа их все знают. Это оценка не народа, а государства. Но я знаю многих офицеров, которые отказались от награды за «Норд-Ост». Во время чеченской войны, например, многие отказывались от званий, считая, что за гражданскую войну их нельзя брать. Но я не могу судить тех, кто награду взял, - это дело чести и решение каждого конкретного человека».

Хронология событий

21.05 В здание Театрального центра на Дубровке врываются вооруженные люди в камуфляже, прибывшие на трех микроавтобусах. В это время в ДК находятся 916 человек - зрители, актеры, сотрудники театра, а также учащиеся школы ирландского танца «Иридан». Террористы сгоняют всех людей в зал и приступают к минированию. Некоторым заложникам разрешено позвонить родным, сообщить о захвате и о том, что за каждого убитого или раненного боевика террористы будут расстреливать по 10 человек.

22.00 К зданию ДК на Дубровке стягиваются милиция, ОМОН, спецназ и внутренние войска. Становится известно, что театр захватили чеченские боевики во главе с Мовсаром Бараевым, которые требуют прекращения войны в Чечне. Захватчики объявляют, что не имеют претензий к иностранным гражданам (около 75 человек из 14 стран), обещают их освободить и начинают проверку паспортов.

23.05 Из здания удается бежать пяти актерам, которые во время захвата заперлись в гримерных; по связанным шторам они спустились из окна. Через полчаса бегут еще 7 человек из технической группы, спрятавшихся в монтажной.

0.00 Террористы отпускают 15 детей.

0.15 В здание входит депутат Госдумы от Чечни Асламбек Аслаханов.

2.20–3.50 Террористы отпускают 19 человек.

5.30 Никем не остановленная, в здание проходит 26-летняя продавщица находящегося по соседству парфюмерного магазина Ольга Романова, заходит в зал и вступает в перепалку с Мовсаром Бараевым. Ее выводят в коридор и расстреливают.

8.15 В зал пытается проникнуть подполковник Константин Васильев. Расстрелян террористами в фойе здания.

11.30 Боевики требуют для переговоров Бориса Немцова, Ирину Хакамаду, Григория Явлинского и Анну Политковскую.

13.00 В ДК проходят Иосиф Кобзон, британский журналист Марк Франкетти и двое врачей Красного Креста. Они вывели из здания женщину, троих детей и пожилого мужчину - гражданина Великобритании.

15.00 Кобзон возвращается в ДК с Ириной Хакамадой.

17.00 В здание входят Леонид Рошаль и иорданский доктор Анвар Эль-Саид, через 15 минут они выносят тело Ольги Романовой и возвращаются обратно.

18.30 Во время похода в туалет две девушки выбираются через окно на улицу и бегут. Террористы стреляют им вслед, легко ранив прикрывавшего девушек спецназовца Константина Журавлева.

19.00 Телеканал «Аль-Джазира» показывает обращение боевика Мовсара Бараева, записанное за несколько дней до захвата ДК. Он заявляет, что его группа принадлежит к «диверсионно-разведывательной бригаде праведных шахидов» и требует вывода российских войск из Чечни.

23.00 В здание входит Григорий Явлинский и проводит 50-минутные переговоры с террористами.

1.30 В здание опять входит Леонид Рошаль - с двумя коробками медикаментов. Вместе с ним заходят журналист и оператор НТВ, которым удается побеседовать с террористами и шестью заложниками.

5.30 Террористы освобождают 7 заложников, которых обещали выпустить, если боевикам понравится интервью, снятое НТВ.

12.35 Представители Красного Креста выводят из ДК 8 детей.

14.50 В здание проходят Леонид Рошаль и Анна Политковская с тремя пакетами с водой и предметами личной гигиены.

17.00–21.00 В здание поочередно заходят журналист Сергей Говорухин (сын режиссера), депутат Госдумы Асланбек Аслаханов, глава Торгово-промышленной палаты Евгений Примаков, экс-президент Ингушетии Руслан Аушев, певица Алла Пугачева. Они, как и предыдущие переговорщики, пытаются торговаться с террористами - безрезультатно.

21.50 Террористы освобождают трех женщин и мужчину и требуют для переговоров представителей президента.

23.22 Сквозь оцепление в здание прорывается крановщик Геннадий Влах, который ошибочно полагал, что в зале находится его сын. Когда террористы понимают, что сына в зале нет, Влаха расстреливают.

1.00 Один из заложников в зале устраивает истерику и бросается с бутылкой на шахидку. Боевики открывают по нему огонь из автоматов и ранят двух других заложников - мужчину в голову и женщину в живот. Раненых через полчаса забирает скорая. Мужчина впоследствии скончался.

5.00 На площади у ДК гаснут прожекторы, освещавшие вход в здание. В зал через вентиляцию стали закачивать усыпляющий газ.

5.30 На радио «Эхо Москвы» позвонили две заложницы и сообщили о том, что в зал пущен газ - они его видят, слышат и чувствуют. Разговор в эфире обрывается автоматной очередью. На площади военные начинают перегруппировку сил вокруг Театрального центра.

5.40 Передвижение спецназа по направлению к зданию ДК начало транслировать в прямом эфире НТВ. Спустя несколько минут по требованию оперативного штаба показ был прерван.

6.30 Заложников начинают выводить из здания. Подъезжают скорые и автобусы.

7.25 Помощник президента РФ Сергей Ястржембский официально заявляет, что операция по освобождению заложников завершена, большая часть взрывных устройств в здании обезврежена, спецслужбы ищут часть террористов, которым удалось скрыться.

8.00 Заместитель главы МВД и начальника оперативного штаба Владимир Васильев сообщает об уничтожении террористов и извлечении 67 погибших.

Инструкция

Вечером 23 октября 2002 года в Театральный центр на улице Дубровка в Москве ворвалась группа боевиков, захватившая в заложники зрителей популярного мюзикла «Норд-Ост». Террористы требовали от Кремля немедленного прекращения боевых действий в Чеченской республике и вывода из Чечни российских войск. Этот год был вообще крайне неспокойным: вторая чеченская война была в самом разгаре, теракты на Северном Кавказе происходили один за другим, унося десятки жизней людей. Вторая чеченская война по сравнению с первой освещалась СМИ намного хуже из-за идеологического контроля журналистских материалов. В то время до россиян доводили лишь наиболее масштабные чеченские события, которые скрыть было невозможно.

Согласно официальным данным, вооруженная группа боевиков, ворвавшаяся в Театральный центр на Дубровке во время представления, захватила в заложники 912 человек (зрители и служащие театра). В зрительном зале, куда ворвались террористы, находились более 700 человек. Бандиты объявили всех людей, находившихся в тот злополучный вечер в здании, заложниками и принялись к минированию центра. В первые минуты с момента захвата нескольким актерам и служащим удалось выбежать из Театрального центра через запасные выходы и окна. Захват заложников произошел в 21 час 15 минут, а уже в 22 часа стало известно, кто именно произвел захват: в здании работают чеченские боевики во главе с Мовсаром Бараевым. Кроме того среди бандитов были и смертницы, с ног до головы обвешанные взрывчаткой.

Уже ночью (24 октября) в 00 часов 15 минут была предпринята первая попытка налаживания контакта с боевиками. В Театральный центр на Дубровке пошел Асламбек Аслаханов - депутат Государственной Думы от Чеченской республики, а через 15 минут в театре были слышны выстрелы. Некоторым заложникам тогда удалось связаться со СМИ по своим мобильным телефонам, суть разговора была следующей: «Пожалуйста, не штурмуйте здание. Эти люди сказали, что за одного убитого или раненого своего они будут расстреливать по 10 заложников». Ранним утром 24 октября в здание на Дубровке пошли депутат Госдумы Иосиф Кобзон, английский журналист Театрального Марк Франкетти и два медицинских работника. Через некоторое время они вывели из здания женщину с тремя детьми.

В 19 часов все того же дня на телеканале «Аль-Джазира» началась трансляция обращения террористов во главе с Бараевым, которое было записано за несколько дней до теракта на Дубровке. Согласно этой видеозаписи, боевики объявили себя смертниками и потребовали немедленного вывода русских войск с территории Чечни. В дальнейшем было предпринято несколько безуспешных попыток переговоров с террористами, продолжавшихся с 19 часов до полуночи. Стоит отметить, что Кремль до этого времени официально молчал. 25 октября в 1 час ночи боевики разрешили пропустить в здание известного детского доктора – Леонида Рошаля. Он принес необходимые медикаменты для заложников, а также на месте оказал им первую помощь.

В 15 часов этого же дня президент Путин провел совещание с главами ФСБ и МВД, а с 20 часов до 21 часа установить контакт с бандитами попытались Руслан Аушев (бывший глава Ингушетии), Евгений Примаков (глава Торгово-промышленной палаты РФ), депутат от Госдумы Асламбек Аслаханов и певица Алла Пугачева. Их попытки оказались тщетными. Около 6 часов утра 26 октября спецназ России начал штурмовать здание на Дубровке, во время которого спецслужбами был применен неизвестный нервнопаралитический газ. По словам официального представителя ФСБ, уже через полчаса после начала штурма Театральный центр находился под полным контролем спецслужб, а боевики во главе с Мовсаром Бараевым – уничтожены.

В результате теракта на Дубровке погибли 130 человек. Из них шестеро были убиты террористами, а 124 скончались в результате действия усыпляющего газа, примененного спецназом. 28 октября 2002-го года в России объявлено днем траура по жертвам данного террористического акта. 31 декабря президентом Путиным был подписан указ о награждении орденами мужества Леонида Рошаля и Иосифа Кобзона.

В результате штурма были убиты 40 боевиков — по официальным данным, именно столько террористов захватило Театральный центр на Дубровке. Но, например, заложница Светлана Губарева утверждала, что видела в зале минимум 24 шахидки, хотя убито было 19. А через полгода журналист Анна Политковская встречалась в гостинице «Спутник» на Ленинском проспекте с неким Ханпаш Теркибаевым, который заявил ей в интервью, что был среди боевиков на Дубровке в качестве агента ФСБ. Кроме того, в материалах следствия есть число 52 — столько боевиков Шамиль Басаев отобрал для подготовки терактов в Москве.

Еще серьезней путаница с количеством погибших: официально погибли 130 человек, но адвокат заложников Каринна Москаленко, сложив все данные следствия, получила 174.

Владимир Курбатов:

«После уймы запросов в прокуратуру мы добились доступа к следственным материалам, и просто посчитали в столбик, сколько погибло в здании, сколько на ступеньках, в скорых, в автобусах, в больницах, — всего получилось 174 человека. В суде мы спросили у руководителя следственной группы Кальчука, как он может объяснить эти цифры. Он ответил: «Ну, вы так считаете, а я так считаю, что вы от меня хотите?»

Возможно, это все-таки ошибка в подсчетах: 44 — слишком большое расхож-дение. Три года назад на месте теракта появилась памятная доска со всеми фамилиями — думаю, если бы какой-то фамилии не было, родственники возмутились бы.

Есть много свидетельских показаний о том, что террористов было больше, но следствие их не учло. На вопрос, по-чему не допросили Ханпаш Теркибаева, Кальчук ответил, что они съездили в гостиницу, которую назвала Политковская, и никого не обнаружили. Потом выяснилось, что Анна говорила о гостинице «Спутник», а следователи ездили в гостиницу «Космос». А как только Теркибаевым заинтересовались в ФБР (на «Норд-Осте» погиб американский гражданин), Теркибаев разбился в автокатастрофе в Чечне».

Каринна Москаленко:

«Мы изучили постановления самого следствия и получили цифру 174 — это данные без фамилий, только количество. Возникает вопрос: где родственники этих 44 людей? Мы считаем, что это невостребованные люди. Приехали в Москву погулять, к любовнице, в командировку — что угодно. И пропали. Кто будет этой статистикой заниматься — выяснять пропавших в то же самое время в городах России? За кем пришли, те и есть в официальном списке».

Андрей Солдатов:

«Я видел штурм из окна квартиры напротив: заложников выносили и складывали в шеренги, как мертвых. И в этих шеренгах точно было больше людей, чем назвали власти.

А вот история с Теркибаевым была непроверенной. Теркибаев из той категории людей с особым психологическим складом, которые выскакивают по разным поводам и говорят, что они могут быть самыми лучшими помощниками. Не думаю, что это имеет отношение к реальности.

Но это совершенно не отменяет того, что части террористов удалось уйти. -Многие оперативники мне потом об этом говорили. Там был полный дурдом. Штурм проводила не одна организация: было несколько групп спецназначения, которые должны были зачистить террористов, а еще были внутренние войска, которые изначально обеспечивали периметр безопасности, но, когда началась большая стрельба, тоже зачем-то куда-то пошли. В результате возник хаос: здание большое, куча коммуникаций, выходов в разные стороны, по нему перемещают-ся разные группы вооруженных людей, которые сами не знают, куда они пере-мещаются. Ситуация, конечно, не такая катастрофичная, как в Беслане, где люди просто бегали в разных направлениях, но люди, которые участвовали в штурме, говорили, что задача по обеспечению безопасности периметра не была решена. Более того, не только я, но и многие журналисты сидели там, где, вообще говоря, не должны были сидеть, — это тоже говорит о прозрачности периметра. Зайти-выйти можно было достаточно свободно, поэтому спецслужбы и говорят, что какое-то количество людей ушло».

23 октября 2002 года террористы захватили ДК "Московский подшипник", где в тот момент давали мюзикл "Норд-Ост". В заложниках оказалось 912 человек. Среди них около 100 детей.

Здание ДК было заминировано. Людей удерживали несколько суток. На месте были экстренные службы, правоохранители, власти. Приехали и знаменитости. Кто-то пытался поговорить с террористами, чтобы выпустили хотя бы женщин и детей. Кто-то пытался передать хотя бы воду. Кто-то уже после штурма искал коллег в больницах и моргах.

Иосиф Кобзон - вёл переговоры с террористами, спас детей

Иосиф Кобзон не раз в интервью вспоминал о произошедшем. Даже спустя годы после теракта он до мелочей помнил какие-то вещи. Когда по ТВ прошло сообщение о захвате заложников, он уже собирался спать.

Дело же было ночью. И вот вдруг по телевидению экстренное сообщение. Как это так? В центре Москвы - театр, спектакль, женщины, дети... И террористы захватывают этих зрителей... Я моментально вскочил. Я не спрашивал разрешения и совета у своей любимой жены. Как сейчас помню, почему-то побрился, как обычно, оделся. И бросился туда... - вспоминал он спустя 10 лет после теракта в интервью КП.

Террористы сразу пустили Иосифа Кобзона в здание.

Я вошёл - стою. Бандиты - все в масках. Один сидит в кресле... Я им говорю: "Ребята, что ж вы так меня испугались, что ж вы на меня автоматы наставили? Я же пришёл к вам без оружия"... И распахнул пальто и пиджак. Абу-Бакар говорит: "Опустите автоматы". Они опустили, - вспоминал Кобзон.

Относиться к Кобзону можно по-разному, но я не даю себе забыть, что в октябре 2002-го он четырежды ходил на переговоры с террористами, захватившими «Норд-Ост». И вывел нескольких человек. Мужик был! Земля пухом. pic.twitter.com/lsvmTFElSR

— Просто Кэт (@pr0stitutka) 30 августа 2018 г.

Именно он вывел из здания трёх девочек, их мать и иностранного гражданина, англичанина. Как убеждал террористов? Говорил, что настоящие чеченцы с женщинами не воюют, говорил, что те люди, которые пришли с детьми на спектакль - они не воюют, это мирные люди.

Я думал, что она бросится ко мне, к детям с рыданиями... Ни фига! Опухшая, бледная, глаза красные - она бросилась к Абу-Бакару (террористу): "Немедленно отпустите женщину, которая рядом со мной сидела, она беременная!" Я говорю: "Женщина..." И так руку к ней протягиваю, а она мне: "Подождите!" И я смотрю, Абу-Бакар нервничает, и понимаю, что он сейчас должен будет принять какие-то меры и заберёт у меня детей. Говорю: "Женщина, отпустят вашу соседку". Хватаю её за руку и к детям увожу, - рассказывал Кобзон.

Леонид Рошаль - дважды заходил к террористам, спасал людей прямо в здании театра

Эту беременную женщину вывел из захваченного террористами здания тогда главный педиатр России Леонид Рошаль. Он зашёл в театр вместе с доктором Анваром эль-Саидом.

Он вышел из здания, однако через несколько часов вернулся, собрав запас необходимых медикаментов. Он оказывал помощь прямо в захваченном здании. Рошалю удалось вывести из зала восемь детей. Кроме того, он же передал воду заложникам.

Алексей Россошанский - вырвался из захваченного террористами здания

В мюзикле "Норд-Ост" Россошанский играл Вальку Жукова. Он вырвался из здания в первые минуты после захвата.

Когда стало понятно, что происходит что-то не укладывающееся в голове, в воздухе прозвучало: "Ребята, надо уходить из здания". Связывали костюмы и бежали, - рассказывал он в комментарии РИА "Новости".

Ещё две заложницы вышли в туалет и выпрыгнули из окна третьего этажа. Одна из них повредила ноги.

Ирина Хакамада - вступила в переговоры с террористами

Ирина Хакамада заявила, что главной целью переговорщиков было тянуть время. Самое главное было - чтобы террористы не убивали заложников.

В тот день, когда меня позвали на переговоры, просили помочь, я была в шоковом состоянии от того, что произошло. И, конечно, меня пугала цифра заложников, я понимала, что это уже не просто мелкий террористический акт, это какая-то сумасшедшая политическая акция, которая может повлечь огромное количество жертв, и когда я решила туда идти, то у меня вообще все мысли о себе вылетели, - рассказывала она в комментарии РИА "Новости".

Нужно было тянуть время. И облегчить участь заложников.

Я договорилась о том, чтобы запустили еду, воду и врача, - вспоминает она.

По словам Хакамады, переговорщиков вызывали по списку. Заходили она, Анна Политковская, Иосиф Кобзон.

Александр Цекало - искал людей в больницах и моргах

Я помню этот день. С утра я был на работе, я тогда был генеральным продюсером канала СТС. Я поехал домой, переоделся, сел в машину и поехал в ресторан. У меня там была встреча с друзьями. Во время ужина мне позвонил Константин Эрнст и сказал, что "твой мюзикл захвачен". А он не знал, что я там не работаю, - вспомнил Цекало.

Александр отправился на место. Тогда вокруг театра уже было оцепление, а штаб находился в госпитале для ветеранов. Кто-то оставался ночевать на месте. Цекало рассказывал в интервью "ВДудь", что оставался там две ночи, а перед третьей всех стали выгонять.

Я понял, что будет штурм. Меня выгнали за черту. Всех гражданских во время штурма выгнали. Я пытался потом залезть. Приехал домой, включил телевизор и увидел, что начался штурм, - вспоминал Цекало.

К тому моменту, когда он приехал на место, штурм уже закончился. По воспоминаниям Цекало, оцепления к тому моменту не было. Выносили людей.

Я помогал выносить людей, - вспоминал Цекало.

Многие не могли найти близких. Цекало был в составе группы, которая ездила в больницы и морги, искала близких, знакомых. Среди них были несовершеннолетние актёры Арсений К. и Ксения К. Погибло четверо музыкантов.

Неделя ушла на то, чтобы людей найти. Просто найти. Потому что, я думаю, больницы отдавали умерших людей в морги. Я думаю, все боялись быть причастными к чему-то неправильному в этот посттравматический период. Был момент, когда мне позвонили из больницы и спросили: "Этот человек из вашей труппы?" Я говорю: "Да, а кто это?" Повесили трубку. Поехали в больницу - оказалось, что нет в живых уже этого человека.

Цекало ездил по моргам и искал людей. Некоторые морги были оснащены компьютерами, можно было посмотреть лица жертв на них.

Я выпивал, да. Не работало, - признался Цекало. При воспоминаниях о произошедшем, по словам продюсера, у него до сих пор начинается кашель.

Екатерина Гусева - три дня находилась под окнами театра

трюк на воздушных качелях", который должна была исполнять Гусева. Она каждый день тренировалась в цирке.

В результате в какой-то момент сильно заболели пальцы. Тогда Гусева решила на один день взять выходной.

Мне позвонил Серёжа Ткачёв, режиссёр, с которым я работала, с одним вопросом: "Катя, ты где?!" Я ответила, что дома, и он положил трубку. А потом я уже не помню ничего. Как вышла в свитере с мужем, так три дня у здания с ним и провела, - рассказала она в эфире программы "В гостях у Дмитрия Гордона".

Гусева вспоминала, как Иосиф Кобзон вывел из здания детей.

Родители, чьи дети там были, три дня простояли под окнами здания. Всё это очень страшно, больно. Я не хотела бы углубляться, - сказала актриса.

Клейкая лента памяти

15 лет назад, 26 октября 2002 года, в 5.10 утра спецподразделения начали штурм захваченного боевиками Театрального центра на Дубровке, где в заложниках оказалось 916 человек. Предварительно через вентиляцию был закачан усыпляющий газ.

130 человек, в том числе 10 детей, из числа зрителей, пришедших на представление популярного мюзикла «Норд-Ост», погибли.

По официальному заявлению ФСБ, в Доме культуры была применен газ на основе производных фентанила. Его состав так и остался засекреченным. Основными причинами смерти заложников назвали обострение хронических болезней, а также обезвоживание.

О 57 часах ада рассказали «МК» те, кто прошел через теракт на Дубровке и нашел в себе силы жить после потери близких.

Мемориал «В память о жертвах терроризма», который был открыт в 2003 году перед зданием Театрального центра на Дубровке. Фото: mskagency

На мюзикл «Норд-Ост» мы идти не планировали, - говорит Виктория Кругликова. - Сестра Ирина за месяц купила билеты на спектакль с участием Валентина Гафта, но перепутала числа. Когда мы собрались в театр с детьми, выяснилось, что спектакль уже прошел день назад, 22 октября, билеты пропали. А я работала преподавателем в колледже сферы услуг рядом с ДК «Московский подшипник», где шел мюзикл «Норд-Ост». Был будний день, погода выпала дождливая, идти никуда не хотелось, но решили: раз уже собрались - пойдем на мюзикл. Я взяла свою 18-летнюю дочь Настю, сестра - 15-летнего сына Ярослава. Причем ребята вырвались с большим трудом. Дочери нужно было готовиться к контрольной работе по французскому языку: она училась в Университете имени Мориса Тореза. Племянник отложил тренировку по теннису.

Муж у меня был в командировке. Он, кстати, не одобрял, что по такому серьезному произведению поставили мюзикл. Потом говорил, что если бы в тот роковой вечер был дома - никуда бы нас не отпустил…

Перед спектаклем заметили много странного. На подходе к Дому культуры человек кавказской наружности с характерным гортанным акцентом спрашивал лишний билетик. Я подумали тогда: «Слава богу, билетов нет, сейчас до кассы дойдем и вернемся домой». Но кассирша предложила билеты и в партер, и на балкон. Потом мы того смуглого человека, кто спрашивал лишний билетик, увидели среди боевиков… Вероятно, он в тот вечер или пересчитывал людей, или выявлял среди зрителей силовиков.

Зал был почти полностью заполнен. Нам достались билеты в одиннадцатом ряду, справа, ближе к боковому проходу. Спектакль был неплохой. Но я поймала себя на мысли, что с удовольствием бы ушла после первого отделения. Я подсознательно чувствовала что-то недоброе. А потом в фойе, во время антракта, мы увидели женщин во всем черном. Я подумала еще: идет такой патриотический спектакль, что они здесь делают?.. Настя с Ярославом что-то рассказывали друг другу и смеялись. И чеченки буквально испепеляли их взглядами. Особенно я запомнила одну из женщин в черном: она смотрела в упор, у нее были абсолютно черные зрачки… Меня прямо передернуло, мне опять захотелось уйти домой. Но как люди дисциплинированные решили досидеть до конца, не обижать артистов.

Второе отделение началось с танца летчиков. Артисты лихо отбивали чечетку, когда на сцену из зала запрыгнул человек в камуфляже и в маске. Я подумала, что наши спецслужбы кого-то хотят задержать. Потом мы услышали: «Мы из Грозного, это не шутки! Война пришла в Москву, вы - заложники!» И боевик сделал несколько выстрелов вверх.

Террористы перекрыли все входы и выходы в зрительный зал. Артистов погнали к машинам, чтобы они таскали рюкзаки со снаряжением и боеприпасами. А потом приступили к минированию зала…

Было очень страшно. Боевики пошли по рядам, чтобы выявить среди зрителей военных, сотрудников спецслужб и милиционеров. Многие силовики вырывали из удостоверений фотографии и выбрасывали «корочки». В нашем проходе нашли удостоверение какой-то женщины - сотрудницы ФСБ, которую так же, как и меня, звали Виктория Васильевна, совпал и год рождения - 1960-й. Только фамилия была другая. Террористы шли по рядам и спрашивали у всех женщин документы. А у меня с собой были только водительские права. Боевик взял их и стал пристально разглядывать: не поддельные ли? Минуты казались вечностью.

Племянник в свои 15 лет повел себя как настоящий мужчина. Обняв меня, Ярослав сказал: «Если тебя заберут, я пойду с тобой». Я, в свою очередь, стала убеждать боевиков, что работаю в колледже здесь по соседству, на улице Мельникова, дом 2, рядом с госпиталем ветеранов войны… Услышав адрес, боевики еще больше напряглись. Оказывается, в этом здании разместился штаб операции по освобождению заложников. Террорист, прищурившись, сказал: «Это говорит о многом. Пойдем к командиру».

Акция памяти. На ступени центра приносят фотографии погибших, свечи и цветы. Фото: mskagency

Меня чудом не расстреляли. Ребята, которые сидели сзади нас, начали кричать: «Она учительница!» Они работали распорядителями: встречали и рассаживали в зале гостей. И летом одному из ребят в нашем учебном комбинате отмечали свадьбу - мы с учениками накрывали для них столы.

Террорист, взяв мои документы, ушел. Потом вернулся и сказал: «Все в порядке, мы нашли эту женщину». Удивительно, но потом я узнала, что она выжила. Боевики не стали ее расстреливать: в их планы входило взять ее с собой при отступлении в Чечню и обменять на одного из своих полевых командиров.

Рядом с нами в проходе стояла одна из террористок, совсем девчонка, - Асет. Мы ее спросили: «Ну зачем вы пришли? Мы же здесь с детьми, мирные люди!» Она сказала: «У меня в Чечне остался ребенок, которому не исполнилось и года. У меня убили мужа, убили брата. Мы живем в подвале. Под бомбежками гибнут старики и дети. Это должно прекратиться». Я знала, что их в любом случае убьют. Но она повторяла: «Другого выхода нет». Мы предложили найти ее ребенка, забрать к себе. Она усмехнулась и сказала: «Ему Аллах поможет». Они были все как зомбированные.

К молодым женщинам-террористкам постоянно подходила женщина в летах, которая не снимала чадры. Она сидела в центре зала, рядом с металлическим баллоном, внутри которого, как потом выяснилось, был 152-миллиметровый артиллерийский осколочно-фугасный снаряд, обложенный пластитом. Когда поступала команда, все женщины в черном вставали, выстраивались в проходах с гранатами, брали в руки детонаторы… Наша собеседница Асет нас «успокаивала»: «Вы не волнуйтесь, если будет приказ о взрыве, я вас застрелю. Вы долго мучиться не будете».

На третьи сутки, 26 октября, мы заметили, что у боевиков приподнятое настроение. Им сказали, что завтра будут переговоры. Нам было сказано: «Мы вас отпустим, возьмем с собой небольшое количество заложников и уйдем». Мы с сестрой готовы были пойти с ними, только бы они отпустили наших детей…

Иосиф Кобзон первым вступил в переговоры с террористами и сумел договориться об освобождении Любови Корниловой и трех детей: двух ее дочерей и одного ребенка, которого она назвала тоже своим.

Первый раз за все дни мы расслабились. А под утро я вдруг почувствовала сладковатый запах. Один из боевиков соскочил со сцены, стал бегать, кричать: «Где электрик?! Отключите вентиляцию!» Я с силой вдохнула воздух, чтобы распробовать этот запах. И когда уже начала терять сознание, подумала: «Это газ-убийца». Я пыталась выдохнуть газ, краем сознания отметила: «Мне нельзя «уходить» - как же дети?!» А потом наступила чернота.

Как дальше развивались события, я знаю со слов мужа. Вернувшись из командировки, он узнал о захвате театрального центра. Мы жили рядом - все дни до штурма он находился около Дома культуры. Когда начался штурм, в суматохе ему удалось просочиться через милицейский кордон. Спецназовцы и спасатели начали выносить на ступеньки первых заложников. Сергей вспоминал, что на людей было страшно смотреть: многие были с оскаленными зубами, мышцы лица были сведены судорогой…

Нам повезло: мы сидели близко от прохода - нас вынесли в числе первых. Сначала муж нашел меня. Я страшно хрипела, и он подумал, что у меня сломан позвоночник. Потом он заметил и Настю. Со мной на руках муж бросился мимо автобусов к тому месту, где стояли «скорые». Передал меня медикам и вернулся за дочерью. На том месте, где она лежала, уже была гора людских тел. Он с трудом достал Настю. Мужу показалось, что она не дышит. Он взял дочь на руки и не знал в шоке, что делать дальше. К ним подскочил врач, нащупал у дочери слабый пульс, крикнул Сереже: «Ты что стоишь, она живая, поверни лицом вниз и беги!»

Муж потом еще несколько раз возвращался к Дому культуры. Вынес мою сестру Иру, которая была вся в крови. Ему показалось, что он вынес и Ярослава. Был предрассветный час, еще достаточно темно. Паренек, которого он передал «скорой», был такой же высокий, светловолосый, как племянник. Но парень был в белой рубашке - скорее всего, один из распорядителей. А Ярослав пошел на мюзикл в зеленой рубашке…

Я и Настя попали в госпиталь ветеранов войны, который был рядом с театральным центром. Придя в себя, я сразу спросила: «Кто-нибудь погиб?» Медсестра, опасаясь за мое состояние, поспешила уверить: «Все живы». Я так обрадовалась!.. А на следующее утро мы узнали, что многих спасти не удалось.

Вскоре позвонил муж сестры - сказал, что Ярослав в морге, а Ира бросилась с моста… Узнав о смерти сына, она вырвала все капельницы и ушла из больницы. В морге попросила оставить ее одну, чтобы попрощаться с сыном. В театральном центре, держа Ярослава за руку, она пообещала сыну, что они всегда будут вместе… Ира вышла через черный ход, остановила машину. Денег у сестры с собой не было - она сняла с пальца кольцо, отдала его водителю и попросила остановить машину на мосту в Коломенском. Мне очень бы хотелось посмотреть в глаза этому человеку… или недочеловеку. Видя, в каком она состоянии, он взял кольцо, высадил сестру посередине моста и спокойно уехал. А Ира бросилась в воду… Но, к счастью, рядом на берегу сидели в машине парень с девушкой - они вытащили сестру на берег.

Как погиб Ярослав, мы так и не узнали. Рана на лбу у него была замазана воском. В книге регистрации поступления в морг рядом с его фамилией карандашом было написано: «Огнестрельное ранение». Было вскрытие. Но в графе «Причина смерти» был поставлен прочерк. У нас сохранилось это свидетельство. Я до сих пор не могу принять того, что племянника больше нет, убеждаю себя, что Ярослав живой, просто куда-то уехал. В этом году ему исполнилось бы 30 лет.

Меня спасла работа, в которую я окунулась с головой. Коллеги меня всячески поддержали. Помню, пришел в колледж ученик, который отслужил в армии, поделился: «Я стоял в оцеплении, когда шел штурм Дома культуры на Дубровке». Я говорю: «А я там была внутри». Он признался, что они думали, что все заложники - мертвые, и грузили их, как трупы…

Нам никто не объяснял, какие могут быть последствия. Мою дочь стали преследовать страхи, и они не проходят. Я перенесла инфаркт, выяснилось, что в печени идет воспалительный процесс, - врач сказал, что это результат отравления, но предупредил, что официально этот вывод никто не подтвердит.

Сестра Ира оправилась не скоро. Все последующие годы она мечтала родить ребенка. После теракта, на мосту, она сильно разбилась - никто не верил, что она сможет забеременеть. Но Бог услышал: у нее появились на свет сын и дочь. Теперь ей есть ради кого жить…

Мы получили билеты на мюзикл «Норд-Ост» как участники переписи - в нашем районе Измайлово было 250 таких счастливчиков, - рассказывает в свою очередь Сергей Будницкий. - На спектакль я взял с собой дочь Иру и сестру зятя Ксюшу. Одной девочке было 12 лет, другой - 13.

Когда собирались на мюзикл, вдруг отключили горячую воду - мне пришлось смывать мыло холодной водой. Потом потух свет. 4-летняя внучка вдруг начала сильно плакать. Что-то в тот вечер нас задерживало дома… Но мы собрались и пошли.

Билеты нам достались в первом ряду. Спектакль был красочный, нам все нравилось, в антракте я сводил девчонок в буфет… А во втором отделении на сцену вышел человек в балаклаве, объявил, что мы - заложники. Все выходы были блокированы боевиками, по рядам пошли женщины-шахидки…

Во главе боевиков стоял Мовсар Бараев, на вид ему было не больше 25 лет. Он заявил: «Освободим вас, когда будут прекращены боевые действия в Ичкерии и начнутся переговоры с Масхадовым».

В ходе спецоперации было уничтожено 36 террористов, среди которых были и женщины-смертницы. Фото: reyndar.org

Террористы освободили маленьких детей, иностранцев, кто был с ними одной веры… У остальных стали проверять документы. Я работал начальником типографии на заводе автотракторного электрооборудования. На пропуске у меня было написано: «АТЭ-1». Боевик долго рассматривал удостоверение, предполагая, что это может быть некий военный объект.

Я пытался поговорить с Бараевым, рассказывал, что, будучи в армии, служил в полку Джохара Дудаева в дальней авиации. Попросил: «Отпусти моих девчонок». Он сказал, что у них 13-летние уже не считаются детьми и нередко уже воюют.

Мою дочь террористы сразу невзлюбили. Ира пришла на мюзикл в бархатном костюме, который был отделан перьями. Ее даже в туалет не пускали. Помогла нам одна из женщин–шахидок, которая назвалась Светой.

Всех потрясло убийство Ольги Романовой. Девушка добровольно пришла в Дом культуры, чтобы переломить ситуацию. Наступая на боевиков, она кричала: «Что вы за балаган здесь устроили?! Освободите людей, выведите их из зала!» Террористы стали кричать: «Она же пьяная!» Бараев заметил: «Она - агент КГБ. Мы это уже проходили в Буденновске» - и распорядился ее расстрелять.

На второй день боевики принесли еду из буфета. Стали кидать в зал шоколадки и пакетики с соком. Мы съели один бутерброд на троих. Вскоре появился доктор Рошаль, он стал оказывать заложникам медицинскую помощь: кому-то мерил давление, делал уколы, раздавал лекарства…

Доктор Рошаль принес в захваченный центр 3 коробки с медикаментами, оказывал заложникам медицинскую помощь, вывел из захваченного Дома культуры 8 детей в возрасте от 8 до 12 лет.

Вечером перед штурмом Мовсар Бараев был очень довольный, говорил: «Завтра в 12 часов прилетает Шаманов». Я подумал, что это отвлекающий маневр: у меня было предчувствие, что скоро начнется штурм.

Задняя часть сцены была освещена, и в шестом часу утра я увидел, что сверху из вентиляции пошел белый завиток, похожий на дым. Двое боевиков на сцене стали стрелять из двух автоматов в вентиляцию…

А я, предвидя, что в зал могут пустить газ, припрятал маленькую бутылочку с минеральной водой. Растолкав спящих девчонок, намочил носовые платки. Сам тоже стал дышать через мокрую ткань. Потом взорвалась светошумовая граната, и я отключился.

Пришел в себя в институте Склифософского в три часа дня. В носу - трубка, в руках - капельницы… Назвал свою фамилию и снова отключился.

Потом выяснил, что меня в числе 23 человек привезли в Склиф на автобусе. Когда уже откачали, перевезли в бокс, ночевал там с 74-летним бомжем. Помню, он всю ночь матерился и бегал голым по реанимации…

На следующий день меня накормили морковным супчиком и перевезли на кровати в общую палату. Там лежали еще 6 человек. Запомнил дирижера Максима Губкина и трубача Володю Костянова. Вечером все уже ходили. Врачи удивлялись: «У нас никогда не было, чтобы вся реанимация гуляла!» Они делали для нас все возможное. Даже в час ночи приносили по нашей просьбе кефир.

Люди погибли, потому что была плохо подготовлена эвакуация. Рядом с театральным центром стояли грузовики с песком: все готовились к взрыву, «скорые» не могли близко подъехать… В госпиталь ветеранов, который располагался через дорогу от Дома культуры, привезли всего 58 человек. В Склифе оказалось 23 заложника, а в 13-ю больницу попало 367 человек.

К часу ночи нашлась Ксюшка, которая попала как раз в 13-ю больницу. А потом сообщили и о дочке, которая оказалась в госпитале ветеранов. К ним после штурма пришли бойцы «Альфы», принесли торт и шампанское. А заложники начали кричать: подумали, что их снова захватывают.

Когда вышел после больничного на работу, я 300 метров по коридору шел, наверное, чуть ли не час. Все вылетали из кабинетов, обнимали, целовали…

С тех событий прошло уже 15 лет. Но я до сих пор не могу слышать, когда рвут скотч. В первый день боевики постоянно рвали липкую ленту и приматывали взрывчатку к спинкам стульев.