– Федоров – это человек, о котором всегда ходили всевозможные слухи, домыслы и мифы. И несмотря на то, что он живет сравнительно далеко от Москвы, в Питере, эти слухи на протяжении многих лет до столицы беспрерывно докатываются и делают здесь его личность совершенно виртуальной. И люди ходят на концерты "АукцЫона" не только послушать старые хиты, но и посмотреть на человека, про которого столько говорят.

Федоров – стопроцентно великий художник, который создает великие вещи. Создает их редко, не торопясь, только по зову сердца, когда приходит вдохновение, когда приходит время общения с Богом. Он один из редчайших русских рок-музыкантов, который принципиально не интегрирован в шоу-бизнес, и один из немногих, для которого слова "интервью", "промоушн", "телепередача", "радиопрограмма" – абсолютно пустой звук. У него свои критерии – написание песни в студии и исполнение ее на концерте. Все остальное суета.

Мне приходилось брать у него интервью для своей книги "Сто магнитоальбомов советского рока". Разговор наш начался беспрецедентно. Когда я сказал, что меня интересует история создания альбом "АукцЫона" 89-го года "Как я стал предателем", что это один из лучших альбомов 80-х, что это золотой фонд нашего рока, Леня подумал-подумал и спросил: "А что, у нас такой альбом был?" И если в случае с Петкуном это была бы стопроцентная провокация и игра, то тут человек, может, пять минут назад из космоса сигнал получил, и у него сейчас какая-то темка в голове крутится. А тут я мучаю его на диктофон. Меня он воспринимал как какое-то неизбежное зло в человеческом облике. Если говорить умными словами, Федоров, мне кажется, не рефлексирует на тему своего творчества – сделали программу, вышел альбом, какие-то вещи остались в плей-листе группы. Он живет неторопливо, флегматично, медитативно, живет как знает.

Я слышал про десятки разбитых девичьих сердец. Но Федоров не ловелас, он не бегает за каждой юбкой, просто такие волны от него идут. Его поклонницы, как правило, девушки из активных, энергичные девушки шоу-бизнеса – искусствоведки, журналистки, менеджеры. Когда они видят Леню Федорова, обычно это заканчивается для них очень плачевно.

Дмитрий Озерский, автор текстов и клавишник группы "АукцЫон":

– Мы с Леней начали играть еще где-то году в 82-м, наверное. Играли года полтора-два, потом был перерыв, и в качестве "АукцЫона" мы собрались в 85-м году. С Леней мы учились вместе в политехническом институте, на факультете металловедения, технологии термической обработки металлов. Ну как все начинают – на танцах играли, на выпускных вечерах по школам. Бас-гитарист еще раньше начал с Ленькой играть, они в школе вместе учились.

Стихи для группы я писал практически с самого ее создания. Сначала немного, потому что в основном тексты приносил Олег Гаркуша, потом я гораздо больше стал писать. Раньше мы не задумывались особо. где брать тексты, довольно известная в свое время песня "Когда рабочие встают" была написана на стихи, которые кто-то из группы обнаружил в обычной советской газете. По большому счету, кроме как для группы, я ничего не писал никогда: ни стихов, ни прозы. Манера написания текстов у нас нетрадиционная для рок-музыкантов. Тексты изготавливаются по принципу либретто – уже на готовую музыку. Поэтому ситуации – я приношу тексты и говорю: мол, хорошо бы их куда-нибудь пристроить – такой не бывает. Наоборот – сначала возникает какая-то музыкальная тема. Работа над одной песней может длиться месяц, два – по четыре-пять часов в день. Бывает, что работаешь над песней, пишешь, пишешь, а от нее неожиданно остается одна строчка, которая изначально была, может, выброшена.

Я не знаю, почему в "АукцЫоне" все музыканты подолгу играют. Наверное, сам коллектив такой, хотя все, безусловно, разные, и вкусы у всех разные. Мы просто делаем то, что хотим делать. Если это еще кому-то нравится, это здорово. Естественно, что Леня главный, потому что он композитор – и что пойдет, а что не пойдет, решает практически единолично он. А противоречия чаще всего возникают из-за того, что я считаю – готово, он – нет. И наоборот. С Леней мы живем в одной квартире, нормально живем, достаточно комфортно существуем вместе. А с остальными музыкантами бывает вместе отдыхаем – трое из группы любят рыбу ловить, почти все любят грибы собирать, и Леня тоже.

Олег Гаркуша, шоумен, автор текстов и вокалист группы "АукцЫон":

– Я могу запамятовать, где-то году в 78-м, когда нынешний наш бас-гитарист Витя Бондарик дружил с моей сестрой Светой, он привел ко мне домой Леню Федорова. Они играли в молодежной группе "Фаэтон" на всяких школьных вечерах, чтобы купить различные динамики, колонки и всяческую другую рухлядь. И вот Витя познакомил Леню со мной и моей сестрой. Позже Бондарик ушел в армию, на флот, а Леня тем временем женился на Свете.

Я писал стихи, Леня писал музыку, и мы сделали первую программу в 83-м году. Практически на все мои стихотворения были написаны песни, мы разрабатывали концепцию выступления, грим, костюмы, шумы всякие между песнями. А потом, к сожалению, так получилось, что мы на два года растеряли весь состав, аппаратуру у нас украли, еще что-то произошло.

А в 85-м году опять все собрались и уже ударили по полной. Я писал стихи, был звукооператором, носильщиком проводов и аппаратуры, и просто мне нравился сам процесс. Я там где-то около сцены и на сцене присутствовал, приплясывал, ну так, дурака валял. Потом Леня попросил спеть пару слов из песни, написанной мной же. Я спел, и это было круто. С этого моя творческая жизнь и началась.

Я совсем не стремился к этому безобразию, что происходит в течение уже восемнадцати лет нашей деятельности. Конечно, в детстве я ставил какие-то пластинки и изображал певца. Но серьезно я об этом, конечно, не думал. Я был диск-жокеем, руководителем дискотеки, тогда ди-джеев не было. Ставил пластинки какие-нибудь рок-н-рольные, танцевальные, выбегал в зал, кричал "э-ге-гей", приплясывал, не то что заводил, мне самому было в кайф. Может быть, эти вещи и сыграли главную роль.

Я очень люблю спонтанные какие-то вещи. Знакомства, которые впоследствии выливаются в какие-то серьезные отношения, получаются проекты, осуществляются планы. И тогда тоже – раз, с Бурлакой познакомился, Бурлака познакомил меня с рок-клубом, в рок-клубе я познакомился уже со всеми, начиная с Гребенщикова и заканчивая Цоем. И с "АукцЫоном" все было спонтанно. Рогожина обнаружили где-то в буфете Ленинградского института культуры, Веселкин просто подошел ко мне и сказал, что хочет танцевать в группе. Тубист Миша Коловский, который у нас уже много лет играет, он тоже на запись пришел и остался вместо гитариста.

Если честно, я никогда не выпячивал грудь и не говорил, что я самый главный. Естественно, самый главный – это Леня Федоров. Я всегда во всех интервью это говорю, но, несмотря на мои официальные высказывания, мне не верят. Леня не любит давать интервью, он такой, непоказной. И я не люблю, но мне приходится, потому что никто не хочет.

Племянницу свою, старшую Ленину дочку Ксюшу, я недавно прослушивал на фестивале "Окна открой". Мы отбирали молодые коллективы для участия в фестивале, и в одной из групп играла Ксюша Федорова на клавишных. Но они, к сожалению, не прошли, даже несмотря на то, что родственник в жюри. Блата мы не потерпим. Но играет она интереснее, чем наш клавишник Дима Озерский.

Сергей Гурьев, журналист:

– Впервые "АукцЫон" я увидел в Ленинграде на открытии нового сезона рок-клуба в 86-м году. на сцене были вокалист Сергей Рогожин, естественно, Гаркуша, как основной фронтмен, и никто в зале так и не понял, что не они, а какой-то мальчик с гитарой, Леня Федоров, который делает всю музыку, и является главной фигурой в группе.

И так было до тех пор пока Рогожин не ушел из "АукцЫона" в ВИО "Форум" и в группе не возникла проблема вокалиста. Насколько мне известно, Федорова друзья долго убеждали, чтоб он пел сам. У Лени была ужасная дикция, и невозможно было разобрать ни одного слова, но пел он очень так эмоционально. Гаркуша создавал шоу для группы, делал ее доступной среднетусовочной массе. А утонченным любителям "АукцЫона" он, может быть, даже несколько мешал воспринимать творческое излучение от главной фигуры – Лени Федорова.

Единственный свой коммерческий альбом "Птица" "АукцЫон" записал более-менее случайно, совершенно не желая создать что-то коммерческое. Перед этим у них вышел трагический альбом "Бодун", лучший, мне кажется, в истории "АукцЫона" и по звуку, и по всем характеристикам. А "Птица" получилась более плоской, но коммерческой по звучанию, и некоторые песни оттуда попали на радио. После этого группу стали приглашать в Москву на концерты, и такое ощущение, что у Федорова сразу возникла огромная агрессия по отношению к коммерческой музыке. И когда чуть ли не весь российский шоу-бизнес валялся у Федорова в ногах и говорил ему: "Леня, ну запиши ты еще один такой альбом, как "Птица", – это его, наоборот, отвращало со страшной силой от всего, что имеет отношение к форматным композициям, и поворачивало в сторону авангарда.

После этого он записывал авангардные альбомы с Хвостенко, на стихи Велимира Хлебникова, знаменитый "Жилец вершин". Потом стал, как известно, сотрудничать с "Волков-трио", где они играли совершенно галимый авангард, неудобоваримый для радио. И так продолжается до сих пор. Вот уже прошло почти десять лет, как от Федорова все отчаянно пытаются добиться еще одной "Птицы". Но, как Леня объясняет, записать такой альбом – как щелкнуть пальцами, но это совершенно неинтересно, и поэтому он этого делать не будет. Но, несмотря ни на что, "АукцЫон" на протяжении этих десяти лет остается одним из очень немногих альтернатив глубоко антимузыкальному русскому року и столь же антимузыкальной современной форматной музыке, рокапопсу.

Когда я с Федоровым начал общаться живьем, мне он показался человеком достаточно нервным, замкнутым, который явно очень авторитарен на поле своей группы, а со внешним миром общается без особого энтузиазма, с трудом, и его вообще грузит необходимость с ним общаться. Во втором и последнем номере журнала "Свистопляс" (который быстро накрылся) мы сделали такую концептуальную статью про группу "АукцЫон" и проводили с Леней фотосессию. Мы приехали, привезли аппаратуру, дорогостоящего фотографа. Леня жил у Лиды Бенциановой, тогда своей невесты, в прекрасной квартире с огромной светлой комнатой. Фотограф, как воше, сказал: "Ну все, сейчас мы сделаем гениальную съемку, только бог нам мог послать такую студию". Естественно, что вытащить Федорова в настоящую студию было нереально. И хотя в нашем распоряжении были полтора часа времени и море пленки, ничего вообще из этой фотосессии не вышло. Она вся оказалась запорота. Что только Леню не просили сделать – посмотри туда, посмотри сюда, заставляли даже играть на гитаре, что-то напевать, но он строил какие-то рожи, абсолютно причем необаятельные, и смотрел в пол. Сколько на него извели пленки – не получили ни одного человеческого кадра. Было видно, что процесс с этой фотосессией для Федорова – нечто очень искусственное и глубоко ему неприятное, и он внутренне враждебно на это реагирует. В результате для журнала увеличивали какие-то старые концертные фотографии. Но все равно это было лучше, чем пользоваться результатом этой эксклюзивной фотосессии.

Ольга Барабошкина, концертный директор:

– Когда у "АукцЫона" вышел новый альбом "Птица", мне позвонил наш общий друг Кирилл Кувырдин и предложил помочь сделать группе концерты в Москве. Тогда шоу-бизнес здесь еще не начал толком развиваться, а рок-н-рольный андеграунд немного ушел, и основным источником средств к существованию были гастроли в Германии. Немецкий менеджер Кристоф, бывший таксист, устраивал Клубные туры "АукцЫона" по Германии, сразу на месяц, концертов на двадцать. Кристоф купил им такой автобусик, старый "Мерседес", и "АукцЫон" ездил из одного немецкого города в другой. Там они зарабатывали, возвращались домой и ждали следующего тура. А в России концертов практически не было. Тогда мы с Леней Федоровым и познакомились. Он невероятно обаятельный, абсолютно порядочный человек, по природе своей художник. Без сумасшествия, но в то же время не от мира сего, какой-то беззащитный. Хотя в группе Федорова называют Начальником, и он лидер прежде всего, но, если как-то по-другому судьба повернется, Леня может легко пропасть, тогда как другие выплывут.

Как-то Леню и Лешу Хвостенко уговорили прийти на радио "Максимум", они как раз заканчивали работу над альбомом "Жилец вершин". В прямой эфир, как обычно, звонили люди, задавали вопросы, но Леня все время молчал и только смотрел на тапочки. Хорошо, что хоть Хвост разговорчивый. Когда задали вопрос: "Сколько лет существует группа "АукцЫон"?" – ведущий обратился к Лене, потому что Хвостенко все-таки не имеет отношения к группе: "Ну, Леня, скажи, сколько лет "АукцЫону"?" – "Много", – сказал Леня. По-моему, это было все, что он сказал за эту передачу. Я не могу его обвинять, мне даже по кайфу такое его отношение. Но если объективно судить, то профессионально с ними сложно работать, они совершенно не желали интегрироваться в новую систему шоу-бизнеса, хотя "АукцЫон" мог бы добиться многого. Может быть и хорошо, что они таким оазисом остались. У группы есть свои слушатели, и хотя со времени выпуска последнего альбом прошло уже чуть ли не десять лет, эта аудитория не уменьшается. Федоров это подсознательно понимает и считает, что какие-то шаги популяризации совершенно не стоит делать, надо жить в своей творческой скорлупе, себя реализовать, и тогда все будет.

Леня Федоров очень любит Лешу Хвостенко. При Хвосте Леня менялся, это его вдохновляло на какую-то большую открытость и активность. Хвост сейчас то ли в Америке, то ли в Париже, много раз собирался приехать сюда, даже концерты заявлял, но так и не добрался. Я думаю, если бы Хвост приехал, Леня был бы очень рад. У Хвоста тоже отдельная история – то паспорт теряет, то еще какие-то проблемы. Мы делали акустический концерт Хвоста с "АукцЫоном" на квартире, который потом Олег Коврига выпустил на пластинке. И вот уже все собрались, группа приехала, поставили все, инструменты настроили, сидим, ждем. Хвоста одного нет. Уже и куча народу собралась, телевидение. Все час ждут Хвоста, два. Его все нет. Что такое? А Хвост, оказывается, в лифте застрял. Только с ним такое могло случиться.

В Саратове на каком-то фестивальчике "АукцЫону" не поставили второй гитарный кондек. Тогда еще Дмитрий Матковский играл на лидер-гитаре, а Ленька на ритм-гитаре. Директор Сережа Васильев начал кричать: "Вот, кондека нет, кондека нет!" А Леня сидит и говорит: "Ну слушай, оттого что ты генеришь, кондек не появится". Вот это его жизненная позиция. Другой бы заявил: "Пока не принесут кондек, на сцену не выйду!" Но для Лени это все не главное, у него другие категории в жизни, он понимает цену всему, что на самом деле важно, а что суета. В суете он не хочет принимать участия.

Олег Морозов, музыкант, модельер:

– Я, конечно, больше друг Гаркуши, но и с Ленькой мы в очень хороших отношениях. Леня, он, не знаю как сказать, не замкнутый, не скрытый, а сам в себе такой. Человек-секрет. Можно от него ждать чего угодно, но почему-то этого не происходит. Очень многие девушки, кто видел Леню, очень хотели с ним познакомится, причем те, которые обычно ни на кого не обращали внимания. Но больший плейбой в группе – это все-таки Олег Гаркуша. А Леня относится к этому всему спокойно и скорее всего стесняется. Раньше еще он очень стеснялся петь. Особенно когда начались его сольные концерты, очень робел и без бутылки не мог выходить на сцену. Но сейчас уже все нормально. Олег тоже тогда много квасил, а теперь вообще перестал пить.

Как музыкант я с "АукцЫоном" не играл, а работал, как дизайнер по костюмам. Пиджак с брошками – это идея Гаркуши была, правда большинство брошек я ему подарил. Мы с ним хотели сменить имидж группы после того, как с ней работал Кирилл Миллер, но, кроме Олега, никто не хочет меняться. Хотя у Федорова тоже есть мои вещи – свитера какие-то, футболки, рубашки. Он в них иногда выступает. Многие музыкальные инструменты, которые Гаркуша использует на сцене – тоже мой подарок, последним был рожок обходчика железнодорожных путей годов 40-х. Антикварная штука, он в него иногда дудит.

Когда "АукцЫон" приезжает в Москву, мало кто из музыкантов в гостинице живет, все по знакомым разъезжаются и отсиживаются до концерта. Олег с барабанщиком Борюсиком ко мне часто приезжают. Ленька один раз только был. Он у новой жены, Лиды, останавливается. Из-за того что Леня разошелся с женой, сестрой Олега Гаркуши, теперь он скитается по разным квартирам. Раньше у него было постоянное место жительства, дети и телефон, по которому его всегда можно было найти.

Мне кажется, что состав "АукцЫона" мало меняется потому, что, во-первых, они очень дружные и любят подшучивать друг над другом, особенно перед концертами. Во-вторых, они месяцами иногда друг друга не видят просто, а общаются в основном на гастролях и в поездках. Ленька работает с "Волков-трио", с "Ленинградом"; Гаркуша ездит со своими стихотворными вечерами по России или как ведущий шоумен; у Коли Рубанова и у Миши Коловского два своих музыкальных проекта, Борюсик Шавейников ездит с "Чижом" и еще с кем-то. Только Виктор Бондарик ни с кем не ездит. В результате все видятся довольно редко.

Вообще "АукцЫон" не старается, по словам Лени Федорова и директора, куда-то вылезать, быть известным. Есть такая история, что изначально Юрий Айзеншпис хотел раскручивать не группу "Кино", а "АукцЫон". Просто Леня отказался от этого.

Сергей Васильев, директор группы "АукцЫон":

– Группу "АукцЫон" я всегда любил, но на концерт никак не мог попасть. То времени нет, то денег, то группа заявлена, а не выступает по каким-то там техническим причинам. Первый раз попал случайно – работал гардеробщиком в ДК связи и на халяву пробрался на балкончик. Сижу, сверху ни фига не вижу, а рядом со мной сидит какая-то старушка и в бинокль музыкантов на сцене рассматривает. Я слегка удивился, что пожилые люди тоже ходят на "АукцЫон", но тем не менее наглости набрался и попросил бинокль – посмотреть ребят вблизи. Она говорит: "Пожалуйста". Сижу, смотрю в бинокль одну песню, вторую, потом стыдно стало, решил ей отдать бинокль. Она говорит: "Да смотри, я на них уже во как насмотрелась. Я мама вон того маленького, который с гитаркой прыгает". Это была мама Лени Федорова.

А еще когда я учился в институте, у нас объявили, что будет играть "АукцЫон", но концерт почему-то так и не состоялся. Обидно было. И, попав второй раз на их выступление в 93-м году, я подошел к Лене Федорову и сказал, что хочу сделать концерт в институте. Он ответил: "Ну делай". Я сказал, что хочу заплатить столько, сколько группа стоит. Леня, не задумываясь, говорит: "500 рублей". Я удивился такой маленькой цифре, но решил перестраховаться: "Это все-таки студенты, давай хотя бы 400". Он сразу согласился: "Ну хорошо, давай 400".

И на этом самом концерте у меня украли деньги. То есть я заплатил группе оговоренный гонорар, а после концерта решил рассчитаться с аппаратчиками и за зал заплатить. Сунул руку в карман, а там денег нет. Прихожу к Федорову, говорю, что деньги украли, не хватает рассчитаться 200 рублей. Он берет гонорарные деньги, отсчитывает 200, дает. А у меня первая мысль, что организаторы концертов часто так поступают: ой, у меня деньги украли, извините, спасибо, до свидания. И самое страшное было, что обо мне так и подумают. А Леня мало того что дал мне эти деньги, так он еще оставшиеся поделил на группу (в группе девять человек, я десятый) и десятую часть отдал мне. Я говорю: "Ты что, у меня только что деньги украли, а ты мне еще даешь. Ты же не знаешь, украли их у меня или я украл". На что Озерский объяснил позицию коллектива: "300 рублей – это большие деньги для одного человека, а 30 рублей – это так, фигня, и ничего не решает. Поэтому забирай деньги и не выеживайся". Я потом месяца четыре копил, но все-таки отдал им этот долг.

Концерт тот "АукцЫону" понравился, и мне предложили ехать с ними в Германию. Там тоже были свои плюсы и минусы в работе. Коллектив десять человек, и достаточно тяжело чисто психологически, когда по месяцу едешь в одном автобусе. Не важно, в какой ты должности находишься – лидер группы, музыкант, подчиненный, – все равно тяжело. А когда вернулись, ребята сказали: "Ну все, теперь ты директор". До меня у "АукцЫона" было девять директоров. Дольше всех работал Сергей Скворцов, три года, все остальные по полгода, по году, потом не выдерживали – или сами исчезали, или их выгоняли. Причем за первый год я слышал об этом от разных людей, с кем приходилось общаться. И это немножко на меня давило. Я же ничего не умел, никогда этим не занимался. В основном делал все интуитивно.

Коллектив "АукцЫона" – это одна семья, мафия такая. Текучесть кадров в группе почти нулевая – за время моей работы сменился только один музыкант. Претензий личных друг к другу может быть море, но тем не менее все живут, ладят, терпят, любят… Может быть, это политика Федорова, но я думаю, просто в нашей стране очень сложно найти человека, чтобы взять его на работу, чтобы он подходил и полностью устраивал, срабатываться люди не умеют. И если нашли такого человека, то, естественно, он уже никуда не уйдет.

Целый год я жил с Федоровым в одной коммуналке. Никаких проблем с совместным проживанием не ощущалось. Очень коммуникабельно жили. Основной плюс – это праздники. В гости далеко ходить не надо. Постучал соседу. Выпили. Поговорили. Предпочтение отдается виски, но все зависит он наличия средств на данный момент. На что хватает, то и покупаем. Деньги то есть, то нет. Если бы деньги были всегда, концерты, наверное, не игрались бы.

Сергей Шкодин как-то сказал, что "АукцЫон" – это группа, которая успешно борется со своей популярностью. Чтобы сделать популярной группу, надо снимать клипы, постоянно "светиться" на всевозможных тусовках, давать интервью. Чем больше о группе будут говорить (причем не важно, что и как), тем больший интерес к ней проявляется. Это закон шоу-бизнеса, но Федоров так не считает. Леня не любит давать интервью, ходить на ток-шоу, даже участие в фестивалях он считает никому не нужным "пиаром".

По поводу интервью могу привести такой пример. Однажды на нашем сайте проходила акция, задавали вопросы Федорову. А с Леней мы договорились, что он ответит на десять лучших, определяемых путем голосования. Закончилось голосование, приношу ему список, порядка ста вопросов получилось. Сел он с листиком бумажки, написал ответы на все вопросы и оставил их в коридоре для меня. Мы как раз тогда жили в одной квартире. Прихожу домой, смотрю – лежат ответы. Почитал, нормально, годится. Оставил на этом же месте, чтобы не забыть. С утра забираю листки, смотрю, а там все перечеркано. И на вопрос: "Что ты хочешь?" – он ответил "Ничего не хотеть". А ночью перечеркнул и написал "Хотеть!". То есть ответил на вопрос полностью противоположно. Это о чем говорит – сегодня человек думает так, завтра он думает по-другому. И это как бы нормальные вещи. Давая интервью, человек говорит то, что он думает сию минуту. Завтра может быть все наоборот.

Лида Бенцианова, жена Леонида Федорова:

– Я работала в независимой продюсерской группе "Ы", мы занимались организацией разнообразных концертов в Москве – "Мумий Тролля", "Воплей Видоплясова" и в том числе "АукцЫона". Это было семь лет назад. Конечно же, я не сразу поняла, что Леня будет моим мужем, и, собственно, таких мыслей не было вообще. У нас были разные семьи, но так получилось, что сначала мы очень долго встречались, а потом решили быть вместе. Естественно, Леня за мной ухаживал, и я за ним ухаживала. Стихи мне он не посвящал. Это очень банально, по-моему. Все эти конфетно-букетные периоды меня мало интересуют, важно же какое-то внимание человеческое, понимание. Хотя, конечно, мне приятно, когда Леня дарит цветы, я их люблю.

Мы снимаем одну квартиру в Москве, другую в Питере, и обычно два-три дня в неделю мы здесь, а остальное время там. Но сейчас практически все время живем в Питере, приезжаем только на концерты. Леня часто выступает в Москве с сольниками, потому что и одному ему тоже интересно работать, так же, как интересны эксперименты с другими группами и музыкантами.

На поклонниц я реагирую абсолютно спокойно. Мне кажется, что любой человек, который на виду, обладает способностью притягивать людей в большей или меньшей степени. Может быть, из-за того, что Леня редко обращает внимание на окружающих, все хотят с ним познакомиться, всем интересно, что это за человек. Меня не волнуют поклонницы, известность, я просто знаю, что мне нравится все, что Леня делает, и стараюсь ему не мешать. Он спрашивает мое мнение о своих песнях, не знаю, прислушивается к нему или нет. Песни он сочиняет практически каждый день, иногда с утра до вечера сидит.

Не знаю, повезло мне, что я с Леней, или нет, но другой жизни я бы не хотела. Мне не всегда легко, конечно, живется. Во-первых, мотаемся. Во-вторых, бывает, настроение у нас не совпадает. Спим мы по четыре часа. Лене больше спать не надо. Обычно мы ложимся в два и максимум до семи спим. Я привыкла, и сама первая просыпаюсь. Часов до 11 ничего не делаем – болтаем, смотрим телевизор, лежим, завтракаем. Просто все люди в это время спят, и делать особо нечего. Домашние обязанности у нас никак не распределены. Я не представляю, что Леня мне, например, скажет: "Пошла-ка бы ты, Лидочка, на кухню и приготовила обед". Никто никому ничего не говорит. Кто хочет, тот и делает. Наверное, это называется демократия.

Детей у нас общих нет, у каждого свои. Ленины дочки живут со своей мамой, а мой сын часть недели проводит с нами, а часть самостоятельно с бабушкой и няней. Сейчас летом, мы вместе жили в Питере. Леню мой сын просто обожает. Леня водил нас в свои любимые музеи, например, в Музей военно-морского флота, там всякие кораблики, пушечки.

Но чаще мы развлекаемся вдвоем – ходим в кино, в гости, редко в клубы, просто гуляем, и в церковь ходим. Напротив нашего дома в Питере Смоленское кладбище и Смоленская церковь известная. Там очень красиво и приятно прогуляться. На днях мы ездили в Репино загорать, первый раз за весь год. В прошлом году мы один день загорали на Красном море в Израиле. А больше не получается, специально мы не ездим.

С "Нашим радио" "АукцЫон" не то что поссорился, просто аукцыонщики и так не горели особым желанием выступать на "Нашествии", а "Наше радио" не захотело платить гонорар, там все бесплатно выступают. Бесплатно ездить и выступать десяти людям, которым по сорок лет и у всех дети и семьи, – это достаточно тяжело. И они отказались. Но это настолько все не важно, Лене не до этого. Ему интересно делать музыку.

Сергей Шнуров, солист группы "Ленинград":

– Наше знакомство и последующее сотрудничество с Федоровым получилось довольно случайным. Мы искали саунд-продюсера для первого альбома "Пуля", а Леня Федоров в этот момент находился в студии. Он послушал демо-кассету, ему понравилось, и он согласился с нами работать. Так что никакой романтической истории нет. Но вообще мы ходили на концерты "АукцЫона", любили и слушали его всегда.

До записи первого альбома мы играли только полгода и приходилось учиться всему. Поначалу мы совершенно не понимали, почему один трек идет в брак, а другой трек, порой и хуже сыгранный, становится главным. Федоров возился с нами долго. Я не знаю, безвозмездно или нет. Наверное, просто из интереса. Леня такой человек, если и работает за деньги, все равно у него интерес к делу на первом месте. Я не в курсе, заработал ли он на записи, я не спрашивал.

Настоящий саунд-продюсер никогда не скажет, как играть, Федоров просто позволял нам раскрыться. И наша группа в корне изменилась после такого опыта сотрудничества. Появилось понимание драйва, отдавания себя на сцене всецело. На самом деле научить этому невозможно, только собственным примером можно показать. Мы выступали вместе, на одной сцене, например, в Горбушке.

Он не относился к нам покровительственно, умные люди так себя не ведут, а Леня Федоров – умный человек. Я не знаю, благодаря Лене мы попали на большую сцену или нет. Леня на самом деле раскруткой групп не занимается, он песни пишет. Может, мы играли бы на маленькой, но, безусловно, его участие имеет место быть. Конечно, у меня есть чувство благодарности по отношению к нему, впрочем, как и у него ко мне есть чувство благодарности, потому что саунд-продюсером он ни у кого до этого не выступал. Безусловно, у нас был такой энергообмен. А под конец альбома мы провели очень много совместных пьянок.

Из биографии: Леонид Валентинович Фёдоров родился 8 января 1963 года в Санкт-Петербурге - российский рок-музыкант, лидер группы АукцЫон. За последние 20 лет Леонид Фёдоров справедливо заслужил репутацию одного из лидеров независимой рок-музыки в России. Уроженец Санкт-Петербурга (ранее - Ленинграда), в 80-е го... Читать полностью

Леонид Федоров , один из старейших рокеров в России и участник известной группы АукцЫон, очень неожиданно отреагировал на интервью. До момента появления в руке диктофона Леонид легко общался, много рассказывал о себе и сам расспрашивал, но как только в руке появился диктофон, он… вдруг стал стесняться. Держа на коленях гитару, он как бы стесняясь, ковырял ее пальцем и отвечал на вопросы, местами теряя связь с вышесказанным.

Андрей Помидорров: Услышим ли мы когда-нибудь новые песни "АукцЫона", будут ли новые альбомы?
Леонид Федоров : Надеюсь (смеется). Есть сейчас предложение одно, если закончится все нормально, то будем в Америке писаться.

А.П.: Почему в Америке, а не у нас?
Л.Ф.: Потому что там есть музыканты, которые предложили нам записаться. Не знаю, слышали ли таких - Джон Зорн, саксофонист, Марк Рибо, гитарист "уэтовский". Зорн, наверное, лучший саксофонист мира.

А.П.: А как же Рубанов?
Л.Ф.: И он тоже будет, это же "АукцЫону" предложение было, не мне.

А.П.: Почему так часто у вас концерты в Америке, за год несколько раз?
Л.Ф.: Нет, мы раз в год где-то ездили. Сейчас как-то так получилось, что сыграли в крутых местах.

А.П.: Почти все отдельные от "АукцЫона" проекты вы делаете совместно с Волковым. Почему выбор пал именно на него?
Л.Ф.: Очень хороший музыкант, да и как личность потрясающий. Таких в России, да и в мире, думаю, немного. Его даже сравнивать не с кем. Ну, может, Старостин только.

А.П.: В свое время вы помогли группе "Ленинград". Сейчас вам импонирует то, что делает этот коллектив?
Л.Ф.: Я продюсировал первый альбом "Ленинграда", помог им записаться. Да мне как-то все равно. Тогда было интересно, необычно. Тогда был немножко и состав другой. Пел Вдовин.

А.П.: А за последнее время вам кто-нибудь понравился из исполнителей?
Л.Ф.: Вот единственное, что мне понравилось - это группа "Инсайд" и Нино Катамадзе.

А.П.: Периодически, когда пишут в новостях "группа АукцЫон", добавляют "питерская". Вам приятно это слово и любите Питер?
Л.Ф.: Я в нем родился и жил вплоть до 2002 года. Как же его не любить?

А.П.: А сейчас живете в Москве?
Л.Ф.: Да, и Москва мне, кстати, нравится тоже.

А.П.: А в столице живете, потому что ближе ко всем музыкальным движениям?
Л.Ф.: Нет. Потому что жена из Москвы, там сын учится. Ну, как-то так вышло. По большей части, мы там. Вообще, трудно сказать, где мы живем. По большей части мы ездим.

А.П.: А бывают у вас отпуска, как иногда устраивают себе группы?
Л.Ф.: Бывают, но редко. Стараемся, но как-то не получается. Вот в последний год как раз вышло. Я сломал позвоночник летом и провалялся месяца два. Правда, я писал альбом "Безондерс", как раз в этот момент, чтобы уж не умирать совсем (смеется). Мы один раз в жизни съездили в Тунис, второй раз вот захотели съездить в Черногорию. Там у нас знакомый, но в первый же день я сломал позвоночник.

А.П.: А какие-нибудь активные виды спорта приветствуете?
Л.Ф.: Да я бы приветствовал, если бы было время. А так выдастся время свободное, я лучше полежу. Старость изматывает. Да и времени немного. Кроме концертов, есть еще записи альбомов. В прошлом году мы записали две пластинки. Много как-то.

А.П.: Песни из последних альбомов хорошо бы подошли как саундтрек к спектаклю. Поступают предложения о написании музыки к фильму или спектаклю?
Л.Ф.: Не было каких-то таких предложений, которые реально бы цепляли. Да и свободы не много. Мне гораздо легче, когда просто возьмут готовую песню и куда-то вставят. Я когда специально пишу, почему-то не попадаю в то, что надо. К примеру, "Зимы не будет" я писал для одной девочки, и она в итоге побоялась песню брать. Зато потом она прозвучала в трех других фильмах.

А.П.: Я его слышал только в "Бумере".
Л.Ф.: Кроме "Бумера", были еще фильмы. Да этот альбом вообще весь по кино разошелся. Мне сейчас не нравится, что в кино делается. За последнее время ничего выдающегося не сделано. Но вот единственное, что мне нравится это фильм "Четыре". Сценарий Сорокина. Его долгое время у нас запрещали, пока он не получил гран-при в Амстердаме. Хотя его все равно запрещают. Это кино ни на что не похоже. Сейчас хоть лучше стали снимать, пять лет назад кино вообще ужасное было.

А.П.: А как вам "Бумер" и "Брат"?
Л.Ф.: Мне не нравится. Мы какое-то время с Балабановым дружили, я ему так в глаза и сказал. На самом деле, у него есть хороший фильм, правда не законченный. И даже в таком виде он офигительный. Там у него погибла актриса. Он его выпустил в недоделанном виде. Собственно, после того, как я увидел этот фильм, я с ним и познакомился. А вот "Брат"… все равно американцы снимают лучше. Вот Бодров мне понравился, незадолго до его смерти я с ним познакомился. Он произвел на меня сильное впечатление. Гениальный актер. Ну, а сам режиссерский ход… я не понимаю этого.

В конце этой недели Леонид Федоров и «АукцЫон» представят альбом «На солнце» в солнечной стране Израиле. Чары слов и магия ритмов рока – об этом интервью в преддверии гастролей, а также о меланхолии и веселье, музыке, идеях и свободе. Честно и откровенно о восьми новых песнях и обо всем остальном от «заведующего всем» солнцепоклонника Леонида Федорова. Людям, которые действительно любят искусство, стоит искать его здесь и сейчас, а не в прошлом. Здесь и сейчас в буквальном смысле слова – 8 и 10 сентября в Иудейской пустыне и в Тель-Авиве.

– Леонид, в последнее время вы часто бываете в Израиле – с сольными концертами, с “АукцЫоном”, с другими проектами. Вы, пожалуй, наиболее часто выступающий здесь не израильский музыкант. Вам почему-то нравится здесь играть? Вам вообще важно, где вы играете?

– А мы сейчас разве в Израиле? На самом деле, мне все равно, где и для кого играть. Мне просто очень нравится Тель-Авив. Да и жена моя здесь всегда становится какой-то более румяной!

– Обычно у вас концерты проходят только в Тель-Авиве, а в этот ваш приезд один из концертов будет в Иудейской пустыне, рядом с горой Иродион. Вы вообще в курсе, где это, и почему концерт проходит именно там?

– Повторюсь, мне все равно, где играть, я играю там, куда зовут. Главное, чтобы сам концерт был хороший. Но я, конечно, знаю, что будет концерт в пустыне. Мне говорили, что это прекрасное место. Побывать в Иродионе – интересно, я там не был никогда.

– Вы и в прежних своих интервью многолетней давности также упоминали, что вам все равно, что за публика, сколько ее, и есть ли она вообще в зале. Это как-то изменилось с годами? Вы стали замечать людей в зале или вам по-прежнему все равно?

– Для меня это не имеет никакого значения, главное – это, то, что происходит на сцене. Единственное, что изменилось с годами – это отношению к количеству людей в зале. И если раньше мне казалось, что чем меньше зал – тем мне удобнее, то сейчас и это все равно. Я не то чтобы привык, а просто научился играть и в больших залах. Хотя, бывает по-всякому.

– Вы приезжаете с новой работой группы “АукцЫон”, альбомы которого выходят достаточно редко. Это само собой так получается или в какой-то момент вам хочется записать что-то именно с “АукцЫоном”?

– В принципе, с “АукцЫоном” я бы с удовольствием записывался хоть каждый месяц, но не хочется повторяться. Все обычно начинается с какой-то одной песни, и ты понимаешь, что вот она, та самая, из которой можно сделать что-то новое и интересное.

– А для вас лично новый альбом отличается кардинальным образом от предыдущих?

– Во-первых, мы впервые записывались полностью всей группой вживую. Кроме того, сейчас с нами начал играть трубач Юра Парфенов, и он как-то умудрился вдруг полностью изменить звучание духовой секции. В результате вся группа стала играть и звучать по-другому. Даже Волков, который тоже давно играет в “АукцЫоне”, с появлением Парфенова, тоже начал играть по-новому – на альбоме почти нет контрабаса, в основном Волков играл на клавишных инструментах. И еще это первая наша запись, где нет практически никакой студийной обработки материала. Все что записали живьем в студии – ровно то и звучит на пластинке. Более того, мы на сведении не использовали никаких эффектов и приборов – настолько кайфово было все записано! Основная масса вещей – записаны практически без дублей и наложений, при том что структура большинства композиций не была выстроена заранее.

– А все песни делались в студии или были репетиции?
– На самом деле, я буквально в течение нескольких лет пытался найти какие-то новые музыкальные линии, ходы, рифы, но потом все случилось спонтанно, и практически без репетиций. И, например, первая песня на альбоме была придумана уже прямо в студии во время записи. С другой стороны, песне “На солнце” уже несколько лет.
– Музыка “На Солнце” написана на стихи вашего клавишника Дмитрия Озерского, но ранее на ваших альбомах звучал и Хлебников, и Введенский, и даже “Слово о полку Игореве”. Как вообще вы выбираете тексты для своей музыки ?

– Все происходило достаточно случайно. Хлебников меня заинтересовал с подачи Хвоста (Алексея Хвостенко, – прим. авт.), это его идея, а потом я уже и сам втянулся. Введенским я заинтересовался тоже с подачи нашего приятеля, московского писателя Сергея Соловьева, который в свое время предложил мне сделать песню на стихи Введенского, чтобы включить ее в литературный альманах. Так песня “Сын” вышла под названием “Введенский” как приложение к книге “Фигуры Речи”. Ну а потом уже пошло-поехало… Мой друг художник Артур Молев познакомил меня с работами Дмитрия Авалиани. А идею “Слова о полку Игореве” подсказал мне Анри Волохонский, он в свое время мне показал кусочек того, что он сделал со “Словом”, и я это подхватил. На самом деле, Анри больше всего на меня повлиял в этом плане.

– Для вас ведь текст – это, прежде всего, музыка стихотворения, так?

– Да, наверное. Когда я пою, то я почти не анализирую то, что я пою, главное то, как это звучит. И только потом уже я задумываюсь, а что же я, собственно, такое спел (смеется).

– Расскажите о визуальном имидже и об аппликации, которую вы придумали для продвижения нового альбома. Говорят, ваши концерты-презентации альбома в Питере и в Москве сопровождал видеоряд, который произвел на зрителей колоссальное впечатление.

– Это все придумали и сделали наши друзья. Видеоряд делали люди из Екатеринбурга, Стас Словиковский и еще с ним ребята. Мы знакомы с ними очень давно, а впервые работали с ними еще когда делали презентацию альбома “Девушки поют”. Я, к сожалению, сам не видел ничего (смеется), все происходило за моей спиной. Но многие наши друзья до сих пор помнят этот видеоряд – и все в восторге. А идея аппликации – это тоже наши приятели из Санкт-Петербурга, работающие в крупном пиар-агентстве Great. Помимо аппликации, которая включает наш альбом при наведении камеры смартфона или планшета на любой источник света, они придумали очень много кайфовых вещей. Там целая бригада молодых креативных людей работает. У них была одна, я считаю, гениальная идея для Питера. Ведь само название “На Солнце” – очень иронично для города, где только 40 солнечных дней в году. Так вот, у нас уже пару лет как появились платные прокатные велосипеды. Они хотели на одной из велосипедных парковок поставить будку, в которой бы стояли бесплатные зонтики (потому что дождь в городе идет практически все время), и когда такой зонтик открываешь – то снизу там появляется обложка нашего альбома “На Солнце”. У них вообще было множество идей, мне все понравилось. А сделанное ими приложение для смартфона оказалось самым простым и самым дешевым.

– А как возникла идея ограниченного тиража диска с невидимыми красками, проступающими только на солнце?

– Тоже они. Мне вообще понравилось, что все их идеи шли именно от названия “На Солнце”. Да и само название, кстати говоря, родилось очень странно. У нас было несколько вариантов, в том числе “Луна упала”, которое очень нравилось Волкову, на что группа “АукцЫон”, собравшись, ему заявила: “Вова, ты знаешь, в нашем возрасте с такими названиями не шутят!” (смеется). Название “На Солнце” особенно никому не нравилось, но впоследствии оказалось, что оно дало возможность придумать много очень красивых вещей. Еще одна вещь, которую они придумали – надписи на домах, появляющиеся только когда на них попадает луч солнца (в Питере много старых нежилых домов, на стенах которых можно рисовать). Не знаю, воплотили ли они это…

– У вас помимо “АукцЫона” есть и сольное творчество, сотрудничество с Волковым, с Игорем Крутоголовым и многими другими. А в последнее время появляется также все больше кино или спектаклей с вашей музыкой. Вы как-то это отбираете это, специально пишете для кого-то музыку или люди берут уже готовое?
– В основном, конечно, берут готовое, но бывают и заказы. Как правило, получается очень смешно – заказывают музыку, мы ее делаем, а потом все, что мы делаем, вроде бы нравится, но в итоге по каким-то причинам это не подходит, и они берут уже старые записи. Проходит год, следующие люди заказывают музыку, мы ее делаем, а они берут предыдущую, и так это и продолжается, бесконечный цикл. Всем хочется “Зимы не будет”, “Летел и таял” и т.д. “Зимы не будет” по-моему аж в пяти или шести фильмах появляется!
– То есть не существует фильма или спектакля, для которых бы вы специально написали музыку?
– Ну почему же, фильмы как раз такие есть, только музыку, которую я для них писал, туда в итоге не вошла. И потом, если честно, мне не очень нравится писать для кино, потому что никак это новое российское кино не вдохновляет. А вот Волкову нравится. А я после второго просмотра говорю ему “Знаешь что, Вова, смотри это сам, а я больше это смотреть не могу!” Иногда кажется, что у львиной доли кинорежиссеров – у них какой-то свой собственный слух, и это с тем, что мне слышится – вообще никак не совпадает. Вот, например, наш с Волковым альбом “Гроза” – это тоже музыка к спектаклю была. Картина маслом: приходит совсем молодой парень, симпатичный, и говорит, что собирается ставить “Грозу”, но хочет, чтобы музыку писали только мы. Спрашивает – вы писали музыку для театра? Я посмеялся и рассказал всю эту историю, что пишу, музыка не подходит, берут старую. Мы написали, и вышло настолько буквально, как я ему рассказывал, что это очень смешно было. Он потом писал мне, извинялся за ситуацию.

– А каким образом возникали все ваши коллаборации: с Волковым, с Гринденко, с Мартыновым, Рибо, Медески, Крутоголовым? Вы кого-то искали, или же это все воля случая?
– Мне просто в какой-то момент стало не хватать “АукцЫона”, захотелось чего-то еще. Мне ведь нравится и многое другое в плане музыки, и в какой-то момент показалось, что какие-то определенные штуки, которые хотелось, я не могу делать с этой группой. Мне по-прежнему интересно и с “АукцЫоном”, потому что группа тоже постоянно меняется, но мне интересно попробовать себя и в других жанрах. Ну и, конечно же, случайность встречи с теми или иными людьми, тоже сыграли свою роль, никого специально я не искал.
– Вернемся к вашим поездкам в Израиль. Почему вы так часто здесь бываете? Вы уже сказали, что любите бывать в Тель-Авиве. С другой стороны, я знаю, что вы часто бываете и в Иерусалиме, вы ведь верующий человек, православный. Скажите, что для вас вообще Израиль?

– За последние как минимум десять лет очень много произошло в моей жизни событий, так или иначе связанных с этой страной. Мы и отдыхали здесь, и лечились, и работали, и вообще бывали столько раз, что я, наверное, уже просто привык, а может даже и полюбил. Мне здесь очень спокойно и никогда не надоедает. Хотя, казалось бы, непонятно, почему не надоедает, я ведь уже здесь практически все знаю, в Тель-Авиве – уж точно. В какой-то момент я проникся глубоким уважением к еврейскому народу со всей его историей. Да и вообще считаю, что Израиль – это форпост нашей иудео-христианской цивилизации. Ну и при своей разношерстности и разномастности, это все равно какой-то один очень сплоченный народ. Вроде бы, люди все здесь расслаблены и свободны, а с другой стороны – воюют постоянно, притом именно за эту свободу и за этот покой воюют. А в других странах люди, которые, казалось бы, должны наслаждаться свободой и покоем – они несвободные, неспокойные, хотя и не воюют вовсе, а все равно все время собачатся между собой.

Состав группы:
Леонид Федоров: вокал, электрогитара, акустическая гитара
Олег Гаркуша: шоумен, перкуссия, вокал
Виктор Бондарик: бас-гитара
Дмитрий Озерский: клавишные, перкуссия, труба
Николай Рубанов: саксофоны, бас-кларнет, жалейка
Борис Шавейников: ударные, перкуссия
Михаил Коловский: туба, тромбон
Юрий Парфенов: труба
Михаил Раппопорт: звукорежиссер

8 сентября – Сде-Бар, Иудейская пустыня, начало в 20:00 – билеты (проезд от Иерусалима от Центральной автобусной станции в сторону Текоа на автобусах маршрутов 265 и 266 – около 35 минут).

10 сентября – клуб «Барби», Тель-Авив, начало в 21:00 – билеты

Заказ билетов также в кассе «Браво ».

Страница мероприятия в фэйсбуке –

Леонид Федоров, лидер группы "Аукцыон" дал одно из редких в последнее время интервью. В нем он поговорил о конце времени композиторов, о том, что группа "Пилот" - это тупо, а Константрин Кинчев и Юрий Шевчук совсем не изменились за последние десятилетия.

Вопросы Леониду Федорову задает интернет-издание prorok.noonet.ru.

Леонид Валентинович, в одном из ваших интервью вы сказали, что произведения, которые появляются сейчас, не несут той силы и мощности, как музыка прошлого. Так ли это?

Есть книжка "Конец времени композиторов". Разговор тогда шёл о конкретной композиторской музыке. О музыке, как мы понимаем, классической. Она перестала являться тем, чем была в XVII-XIX веках. Это не говорит о качестве музыки. Разговор идёт о некоей духовности, энергетическом посыле. Было время, когда Бетховен был не просто великим композитором, а вершиной духовной жизни. Он представлял верх интеллектуальной мощи европейской цивилизации в тот момент. Именно его творчество явилось как бы квинтэссенцией своего времени. В ХХ веке композиторская музыка, несмотря на то, что были великие композиторы, перестала быть ведущей. Властителями дум стали абсолютно другие вещи: джаз, рок-н-ролл и прочее. Музыка перестала быть ведущей. То, что сейчас называется музыкой - немножко другое. Не значит, что хуже. Для того чтобы она стала ей, ничего не надо делать. Потому что она ей никогда не станет. Обратно всё не вернётся.

- Может быть, дело в религиозности?

Дело не в религиозности как таковой. Дело во властителях душ. И во времена Бетховена были музыканты, типа менестрелей, трубадуров, мощное явление, которые пели песни развлекательного жанра. Но они были маргинальным слоем, состоянием. И их потихонечку задвинули.

Сейчас всё наоборот. Трубадуры вылезли наверх. Все большие сцены и экраны занимают идолы - рок-музыканты, а в маргинальном положении находится классический музыкант. Произошла смена эпох. Почему и говорилось о конце композиторской музыки. Конец её влияния, фавора культурной жизни. В книге речь идёт не о музыке, а больше о духовности, о том, в каком состоянии находится музыка в мире, в человеке, о влиянии культурной музыки сегодня. А музыка как таковая ни при чём. Она есть. Значимыми будут какие-то другие вещи. Смешно было бы во времена Бетховена думать о том, что будет какой-то "Битлз". Что это такое для того исторического момента? Какие-то люди из подворотни. И всё. Тогда тоже такие были.

Речь идёт о композиторском искусстве, его мощи, которое сейчас утрачивается. Остались, конечно, композиторы, много, но…

Вопрос не о религиозности, а в отношении с Богом. После того, как Ницше сказал, что Бог умер, изменилось отношение к нему. Во времена Пёрсела было немножко другое отношение к Богу, а во времена ещё более древние, григорианской музыки, несли свой колорит. Как началась композиторская музыка в XIII веке? Это являлось выходом, когда человек почувствовал, что он более свободен. Во время григорианской музыки не было такого понятия религиозный - нерелигиозный. Были определённые музыкальные каноны, которые нельзя было изменять. Это была композиторская догма. Первый композитор сказал: "А почему это должно быть так? Я думаю, что должно быть так!" С этого и началась композиторская музыка. А теперь она закончилась…

Опера - вершина композиторского искусства. Это зрелище. А сейчас ТВ, кино, да что угодно. Компьютеры… Язык другой. Появился и развивается. И когда говоришь об опере, имеется в виду ретро, установившаяся форма, которая была когда-то давно. Наверное, сейчас можно какие-то вещи назвать оперой, но всё равно это будет классический кивок. То, чем занимаются другие музыканты, к ней очень трудно отнести. Музыка ли это вообще?

- Леонид Валентинович, а что можно назвать новым в музыке?

В музыке нового множество. В том, что мы называем музыкой. А если говорить о каких-то конкретных мелодиях и прочем, то ничего нового и не может происходить. Мелодии, как говорил Бетховен, в воздухе летают. Меняется язык, выражение. А всё остальное остаётся тем же самым. Сейчас такое богатство всяких приспособлений, приёмов, которые даже и музыкой не называются. Любой звук является конкретной краской, которую я могу использовать как угодно. Независимо от того "9 симфония" Малера, звук трамвая или речки. Это то, из чего можно делать какое-то звуковое изображение. Так же в любом другом виде искусства.

Если в средневековой опере надел маску - и ты уже лев или Ева, то сейчас средства изобразительности стали намного изощрённее. Сейчас идёт общее смешение всех языков, глобализация, границы размываются.

Классический пример. Был фестиваль тибетской музыки в городе Осло. Это довольно-таки странно. По-моему, ни одного из тибетских музыкантов там не было. Играли, в основном, европейцы. Тибетскую музыку. Странное мероприятие… Это и есть новое. Появляется новый художественный язык. Смешно рисовать картины в духе ранних голландцев. Это бессмысленно. И вообще живопись смешна.

Когда вы украшаете свою квартиру, вы же не станете покупать картины сумасшедше дорогих мастеров. Вы спокойно купите репродукцию Волхова или что-то иное и спокойно повесите. Это и дешевле. На самом деле вам нужно создать определённое состояние в квартире. Вы его создали быстро и дёшево, и самое главное - качественно. С одной стороны, это довольно обидно, а с другой стороны, в этом есть правда - такое положение на сегодняшний день.

Так же и с музыкой происходит. Зачем собирать симфонический оркестр, писать гигантскую партитуру для него, оплачивать коллектив и задействованных людей, если ты можешь просто взять синтезатор и изобразить то, что ты хочешь дома, в спокойной обстановке. Ты знаешь своё определённое состояние. Искусство приходит немножко в других формах, не в написании партитуры, а создании образа иными средствами. Такова судьба.

- Музыка становится не творческой, а более технологичной?

Творчество тут ни при чём. Есть другие средства. У композитора процесс творчества можно изобразить так: сидит дома и пишет ноты. Даже рояль не нужен. Он слышит музыку и пишет её сразу. А здесь требуются какие-то другие вещи: видеокамера, компьютеры. А творчество заключается в том, как это всё слепить так, чтобы было выразительно и ярко.

- Но сегодня легко задать определённые рисунки, например, той же босса-новы, и не выдумывать радио.

Вы говорите о том, как технически воспроизвести то, что вы уже слышали. Вам нужно босса-нову? Легко. Я её сделаю за пять минут. Но это как раз и есть ремесленничество. А творчество заключается в том, чтобы создать новое. Новое по сути. Вещь, которой раньше не было. Не босса-нову, а музыку, которую можно придумать и написать, хотя это нереально. Как ты можешь передать скрип ногтя по стеклу? Это невозможно записать на ноты, но и провести надо так, чтобы было художественно. А если вы ещё используете какое-либо видео, свет, цвет, а если ещё и сами себя пишите, лицо, гримасы… Как это составить убедительно всё вместе и является творчеством.

- Сейчас преобладает ремесленничество?

Оно всегда было. Я бы не сказал, что его сейчас больше, чем было сто лет назад. Композиторов выпускали массу, писателей, художников. Работали целые институты. И что? Мы много их знаем? Много прочитали? Сколько макулатуры! В музыке точно такая же история. Настоящих талантов всегда было не так уж много, единицы. Факт, что ремесленничество было всегда. Если подходить с той точки зрения, что задать боса-нову, то, конечно, для этого не нужно никаких особых творческих порывов. А если говорить о какой-то конкретной песне - тут надо что-то придумать.

- Можно ли назвать творчеством рэп, использующий куски классических произведений?

Я не поклонник рэперов. Опять же из всех рэперов, которых я слышал, по-настоящему выдающихся не так много. Это какая-то коммерческая история. А почему бы и нет? Там же нет претензий на какую-то большую музыку и поэзию. Хотя, может быть, среди них и есть талантливые люди, мне сложно сказать - не увлекаюсь ими.

- Леонид Валентинович, какая творческая обстановка для вас может считаться наиболее идеальной?

Мне вообще нравится творчество. В любой его ипостаси. Даже не обязательно это было связано с музыкой.

- Обилие модных тусовок, шоу-бизнес, коммерционализация повлияли на качество рок-музыки?

Почему? Вы много не слышите настоящей музыки, потому что она некоммерческая. Но её много. И потом страна сегодня перевёрнутая. Масса всякой музыки. Заходишь в магазин - масса некоммерческой музыки, громадное количество. Так во всех странах. У нас, наверное, это меньше, потому что у нас вообще мало музыки и всего остального.

Некоммерческая музыка на рынке дороже стоит. Это так. Чем лучше музыка, тем она дороже. Просто не все её будут слушать, но всё равно найдутся ценители. А музыка попроще… Немногие бегут на Вермеера. Если смотреть на его живопись, то думаешь, что там должны стоять безумные толпы, с давиловами, с записями очередей за год вперёд. Но не стоят же! Кому это нужно? Понимаю, что это одна из вершин живописи. Кто-то понимает. А кому-то, большей части, интересно смотреть выставки голого тела.

- Авангард, гламурное творчество…

Авангард бывает тоже вот те нате. Гламур - это не авангард. Это они придумали для себя термин и радуются сами от себя. Ну и пусть радуются!

Вам в радость выступать с "АукцЫоном", но, тем не менее, у вас множество сольных проектов. В чём вы видите преимущества работы сольно и с коллективом?

Преимуществ я не вижу ни там, ни там. Они разные по сути. Какие-то вещи я не могу сделать с "АукцЫоном", мне это и в голову не приходит. А какие-то штуки не могу сыграть один. Даже на физиологическом уровне. Это опять же разные технические средства. Могу так, а могу и по-другому.

- Когда вы впервые взяли в руки гитару? Кто был вашим первым учителем? На какой музыке вы учились играть?

Первые аккорды мне показывали ещё в деревне, году в 1976. Мне было 12 лет. Мой приятель показал мне первые блатные аккорды. Тогда же мне и купили гитару за 7 рублей 50 копеек. Пели Высоцкого, ещё кого-то. Но мне и тогда уже нравилась неблатная музыка, уже тогда хотелось играть рок.

Не помню уже, что тогда слушал. У меня и магнитофона не было. Он стоил больших по тем временам денег. Чтобы подарили магнитофон, надо было постараться. По-моему, он появился у меня в году 1977-1978. Тогда стал слушать "Пинк Флойд", "Rush", "10 CC", "Queen". А с такими группами, как "Doors", я столкнулся позже.

- Вы поклонник классической музыки. Что вам более всего нравится из классики?

Люблю Баха, Вивальди, Малера, Бетховена, русскую классику - Мусоргский, Бородин, хотя меньше. Вершиной для себя считаю Вагнера и Малера. Мне нравится более театральная музыка. Родители привили интерес. На слух она мне более близка. Из современных мне нравится Мартынов.

Вы предпочитаете использовать для своей музыки творчество различных поэтов - Джойса, Дмитрия Озерского, Анри Волхонского, Велимира Хлебникова. Как поэзия ложится на музыку?

Трудно сказать. Мне нравится какой-то момент, я проникаюсь этим. Что-то получается, что-то нет. Есть какие-то вещи, которые принимаешь близко. Поэзию практически не читаю.

А как получилось с Хлебниковым? Прочёл несколько его текстов и ощутил некое внутреннее состояние, которое было близко мне. Понял, как это можно сделать конкретно для себя. Я же не литератор. Я слышу, как это звучит. Для меня достаточно одного звука. Хлебников меня и поразил тем, что я впервые услышал поэзию, в которой ритм, звук и глубинная энергия первична, чем вещи, которые мы привыкли считать смыслом.

Вот мы сейчас как раз с Мартыновым беседовали. Он высказал классную мысль, что с Пушкина на самом деле началась болтовня в нашей литературе. Вся русская нация была молчаливой, были знаковые вещи, которые не надо было объяснять. А "Евгений Онегин" - светская болтовня, которая в большинстве не несёт в себе ничего. Кроме каких-то единичных моментов.

А Хлебников как раз тот человек, которой этой болтовни избегал. Он понимал, что прочее болтовня, а то, что пишет он - не болтовня. Вначале было слово. Хлебников это прочувствовал для себя и сочинял тексты совершенно другого уровня, которые и являются новой эпохой в поэзии. Рок-музыка - это продолжение тех футуристических исканий.

- Но вы и сами пробовали немного сочинять стихи.

Иногда у меня появляются тексты, но появляются к конкретной мелодии, и подобное бывает очень редко. Просто так я не пишу. Я не задавался такой целью, потому что у меня не рождается никаких слов, не знакомо. Какие-то музыкальные фразы в голове иногда возникают. А вот словесные - нет. Для меня всё едино.

- Вы помогли раскрыться группе "Ленинград". Что вас побудило это сделать?

Было любопытно попробовать сделать что-то непривычное. Мне было интересно заниматься записью, экспериментировать. Это был опыт. Не я играю, а со стороны слушаю. Заодно и помогал, конечно. Работал как саунд-продюсер. Слушал, подсказывал, помогал выстраивать звук.

Популярность "Птицы" отвернула вас от музыки подобного плана. Успех среди масс населения - это неправильный выбор пути для вас?

Альбом "Птица" мне не нравился и не нравится по одной простой причине, что эта работа сделана топорно. Не нравится доморощенность. А не вовсе потому, что альбом имел коммерческий успех. Мне на это наплевать. Это не является для меня главенствующим. Если он есть - пусть будет. Я не против. Просто думаю, что масса замечательной музыки, которую я знаю, не пользуется коммерческим успехом. При этом нисколько не умаляет её как музыки. А авангард… Для меня творчество - по сути эксперимент. Рождается что-то новое, чему удивляюсь даже сам. А когда ты делаешь какую-то заданную кальку, если кому-то нравится - ради бога, кому-то нравятся эти "достоинства". Чтобы добиться каких-то интересных вещей, нужно иное. Авангард или что толкает музыку в себя.

Рутину нельзя делать. В какой-то момент от неё начинает тошнить. Песни были удачные. Этот процесс самый неконтролируемый. За исключением ударных песен. Это как ощущение. Входишь в дом, висят картинки. Смешно, если на всех стенках один и тот же сюжет. Это выглядело бы очень дико, ужасно. Когда вообразишь, что ты создашь ещё десять таких "Птиц", то становится грустно. Кому-то это нравится. Развиваться в этом направлении, делая одну картину, всё время улучшая её качество. Мне интересно параллельно заниматься и улучшением качества, и чтобы картинки были разными.

- "АукцЫон" появился во время начала творчества таких групп, как "Алиса", "ДДТ". Эти группы сильно изменились с того времени, коммерционализировались. Некоторые утверждают, что "АукцЫон" остался тем же. Ваша точка зрения?

Слава Богу, он поменялся. Дух сохранился. Мы изменились. Мне кажется, что "Алиса" и "ДДТ" как раз меньше поменялись, чем "АукцЫон". Слышал последние песни Кинчева. Я перенёс уже эту историю и давно спокойно к этому отношусь. Он по-прежнему пишет такой же крепкий хард-рок, крепкие тексты. Но это не суть. Всё осталось, на мой взгляд, таким же. Для меня как раз это большая беда. А может быть, пусть он будет лучше такой, чтобы не в худшую сторону измениться. Было бы интереснее, если бы он начал открываться в каких-то других выражениях.

Всё, что изменяется, изменятся лишь по смыслу. Если он в прошлом говорил "люблю", сейчас говорит "не люблю". Это абсолютно одинаково, бессмысленно. Всё это привязано к какому-то времени, к себе, к чему-то. Это глупая поэзия, не интересная.

Интереснее, когда делают вещи, находящиеся над временем, под ним или изнутри. Это и есть живая поэзия, которая безвременна. Она более оторвана и, соответственно, более сумасшедшая. В то же время более жизненная и правдивая.

Я слышал, что делает группа "Пилот". Одна песня, которую я слышал, на Кинчева похожа, другая - на Цоя. Сыгранно всё уверенно, убедительно. А на мой взгляд, это тупость. Для меня уж лучше живой Кинчев. Лучше так, чем "под "Алису". Это уж совсем примитив.

- "Когда, в какой момент истории родился "АукцЫон"? Кто сказал "а"?

На мой взгляд, это был конец 1985 года, когда стали играть по тем временам необычно. А кто сказал "а", точно не помню. На тот момент у нас уже была вполне сложившаяся группа. И был барабанщик Игорь, единственный, который умел более-менее играть, и Гаркуша был.

- Ваши пожелания всем любителям творчества "АукцЫона"?

Стараться слушать не только "АукцЫон" - столько всего происходит! Держать хвост по ветру, морковку вверх. В жизни много есть хорошего. Как и гадостей полно. Побольше улыбаться. Есть побольше, а то ледник какой-то на нас полезет или ещё что-нибудь. Или другие проблемы начнутся…

или О пользе пробежек вокруг монастыря

«Неужели ты думаешь, что будешь до 30 лет заниматься вот этой музычкой?» - спрашивала мама молодого Леонида Федорова, бросившего работу в НИИ ради музыкальной карьеры. Сегодня лидеру группы «АукцЫон» почти 50, и рамки его «музычки», как он сам ее называет, выходят далеко за пределы одного жанра. Этнические, старинные монастырские напевы, рок, джазовые импровизации, положенные на музыку стихи поэтов-символистов… Именно так - «музычка». Слишком серьезно ни к своему творчеству, ни к себе Леня Федоров не относится. Гораздо серьезней он относится к своей вере.

Леонид Федоров
Родился 8 января 1963 года в Ленинграде. Учился в Политехническом институте. Свою первую рок-группу «сколотил» из одноклассников в 70-е годы. В 1983 году появилась группа «АукцЫон», лидером которой Леонид является и по сей день. Параллельно участвует в музыкальных проектах самых разных жанров и направлений.
В соавторстве с поэтами и музыкантами В. Волковым, А. Хвостенко, А. Волохонским, А. Котовым, С. Старостиным выпускает песни на стихи поэтов-авангардистов начала 20-го века («Разинримилев» - на стихи В.Хлебникова, «Безондерс» - на стихи А. Введенского), старинные народные песни и духовные канты («Душеполезные песни на каждый день») и др.
В 1997-2006 гг. увидели свет три сольных альбома Леонида Федорова «Четыресполовинойтонны», «Анабэна», «Лиловый день». Женат. Дочь Ксения - солистка группы «Кубикмагги».

История КПСС, апельсины, озарение

Леонид, в последнее время о своем религиозном поиске один за другим говорят самые известные рок-музыканты. Создается впечатление, что рок-среда как-то располагает если не к принятию Православия, то уж, во всяком случае, к поиску истины. Это так?
- Я не думаю. Мне кажется, это ощущение возникает просто потому, что известные музыканты больше на виду. Тут всё проще: поиск истины - общее стремление для всех советских людей в 90-е годы. Мы видели, что наши деды и отцы атеизм уже попробовали, и получилось «хорошо», получилось убедительно: разломали всё! Видимо поэтому тянуло узнать что-то другое, противоположное по знаку, если так можно выразиться. Поэтому, не могу сказать, что меня привлекала именно православная культура: вещи, связанные с верой, начинают интересовать по-настоящему, лишь когда она уже становится частью твоей жизни. Так что дело не в рок-культуре и не в ее «мистической связи» с Православием. Я бы назвал это так: меня озарило.

- Какое-то мировоззрение у Вас к тому времени было?
- Какое оно могло быть?.. Мне кажется, настоящее целостное мировоззрение у советского народа закончилось где-то в 30-е годы. А от 70-х осталось впечатление, что никто ни во что давно уже не верил. Даже те, кто по должности обязан бы верить. У нас был в институте учитель, Хабибуллин - замечательный дядька, преподавал историю КПСС. Когда умер Брежнев, на дорогах сигналили машины, люди в учреждениях вставали в знак траура. У нас была лекция - надо было и нам вставать. И вот Хабибуллин говорит так нехотя: «Ну, ладно, давайте постоим»… А на экзамене, когда я честно признался, что ничего не знаю по выпавшему мне вопросу (вроде «выступление Ленина на VIII съезде КПСС»), он сказал: «Да? Не знаете? Ну ладно, расскажите мне хоть что-нибудь, что вы знаете». Было видно, что он сам не верит в то, что преподает. Потому что умный человек, историк, все понимает…

На выборы мы ходили с отцом вдвоем. А знаете почему? Потому что на избирательных участках с целью привлечения людей торговали различными дефицитными товарами. И если бы папа ходил один, он мог бы взять лишь один килограмм апельсинов. А когда приходил с сыном, ему давали уже два.

Псевдожизнь такая. Белое называлось черным, черное белым. Даже если ты внутренне свободен, все равно живешь в этой перевернутой системе понятий, как в тюрьме.
Поэтому какое там мировоззрение? После моей первой поездки за границу, на Запад, я три недели не мог заставить себя выйти из своего дома в Питере. Мне страшно было, казалось, я просто не выдержу. Было такое жуткое ощущение: зачем я сюда вообще вернулся? Что я тут делаю? Где мы живем?!..

Но лезть на баррикады желания никогда не было. Хотелось просто жить и радоваться этой жизни. Мне было неинтересно кому-то что-то доказывать, спорить.

- А что было интересно? Неформальная тусовка?
- Тусовщиком я никогда не был, но мне нравилось единое сообщество нестандартных людей. В ленинградском рок-клубе тогда сложилась удивительная атмосфера, это было совершенно особое место. И в Питере неформалы все вместе «варились», не делились на группки: ты идешь по городу и всех своих узнаешь сразу - хотя это мог быть и незнакомый лично тебе человек. Вокруг все было одинаково серое, все мыслили по стандартам, а тут - совсем иное. Нас с Гаркушей (Олег Гаркуша - вокалист и автор песен группы «АукцЫон» - В. П.) частенько забирали в милицию за внешний вид.

- Что ж там за внешний вид был? Косуха, ирокез?
- Да нет, какая там косуха. Как на сцене мы сейчас выступаем - так я по городу ходил. У меня был громадный двубортный серый пиджак 64-го размера (видимо, дядька, который его носил до меня, был моего роста, но с огромным животом) и такие же штаны, куда кроме меня могли бы влезть еще двое. Я эти штаны просто оборачивал вокруг себя и так носил. Плюс узкие замшевые ботинки, ну и прическа соответствующая. В общем, смотрелись мы убедительно.
Собственно, вместе с Гаркушей мы потом и крестились…

«Музычка», пещеры, отец Косьма

Вы ушли с работы и собрали музыкальную группу, чтобы этим зарабатывать на жизнь. Как вы на это решились, почему?

Просто я как-то интуитивно понял, что не могу больше работать и хочу заниматься музыкой. Хотя по закону я не имел на это права - тогда можно было и в тюрьму угодить за такое.

- За тунеядство?
- Нет, за то, что играли и пели за деньги без профильного, музыкального, образования. Когда я ушел в музыку, родители были в ужасе: «Ты что, идиот? Что это за занятие - песенки писать?…» Мама говорила: «Неужели ты собираешься до 30 лет заниматься вот этой музычкой?» (Смеется.) Я отвечал уклончиво: «Ну, не знаю».

А я и в самом деле не знал. Просто все события, которые со мной тогда происходили, выстраивались как бы без моего участия. Я не сам ушел с работы - меня уволили. За то что я два дня прогулял, и думал, что после отработаю. Но не тут-то было! Я вначале очень расстроился, потом за меня вступился весь отдел и… меня уволили по собственному желанию (смеется).

- Это было страшно - в никуда уходить?
- Конечно, сначала было немного не по себе. В голове крутилось: «Что же делать дальше, как жить?» Но в какой-то момент меня перестали тревожить вещи, которые когда-то казались основой существования - что есть, где жить. И самое смешное, что, как только я перестал обращать на это особое внимание, - все тут же и появилось. Сейчас я об этом вообще не беспокоюсь: знаю, что Бог не оставит.

- А тогда тоже на Бога положились?
- Совсем нет. Я ведь в то время даже крещен не был, к Церкви относился прохладно. В 1988 году я понял, что с государством не хочу иметь ничего общего. И любой институт, связанный с государством, с административной системой, мне был заведомо не интересен. А Церковь как раз казалась очередным «департаментом», в котором не чувствовалось никакой жизни.
Все изменилось лишь после знакомства с Алексеем Хвостенко (Алексей «Хвост» Хвостенко, поэт-авангардист, автор песен, художник, первый исполнитель песни «Над небом голубым» - В. П.). Таких удивительных людей, как он, я не встречал никогда: меня поразили его доброта, ласка и та необыкновенная радость, которая от него исходила. При первой же встрече с ним, я вдруг почувствовал, что это - родной для меня человек. Сразу! Я не мог понять: как это?! Для меня это был какой-то нонсенс, дикость - так ведь не бывает! Мне стало интересно: он так со всеми себя ведет или только со мной? Сначала я предположил, что «Хвост» просто «заморозился» в том состоянии, в котором его выгнали из России: «шестидесятники» ведь все были хорошие, светлые. Это мы уже испорчены коммунизмом, глобальной ложью… А потом я понял - нет, это просто такой человек. И начал думать: а почему он такой? Почему он так может, а я не могу? Ответ оказался простым, но глубоким - Алексей был христианин. Многое в нем стало мне понятно, лишь когда я и сам крестился.

- Что вам дала вера?
- Жизнь. Я бы умер давно, если б не вера.
В буквальном смысле.
И потом, понимаете, сейчас мне уже почти 50 лет, я повидал в жизни всякое. И точно могу сказать, что настоящую радость человеку может дать только вера. Никакие достижения, никакие путешествия, новые впечатления, новые знакомства - ничего не дает такой радости, смысла, полноты жизни…

Многие вещи, которые когда-то казались мне чрезвычайно важными, я сейчас даже не вспомню! А какие-то вроде бы незначительные эпизоды остались в памяти навсегда. И ты понимаешь, что они-то и были самыми главными в жизни.

- А что это за события?
- В основном, связанные с храмами, со святыми местами. Например, посещение пещер Киево-Печерской Лавры. Их в то время только-только открыли, и войти даже в самые дальние галереи мог любой желающий. Над входом просто висела занавесочка, рядом стоял монах, молча, тихонько стоял, а около входа - табличка: «Если ты веришь - входи». Мы с другом переглянулись - «Мы же верим!» - и пошли. А там лежали мощи без саркофагов, просто тела в облачении - у некоторых лица открыты, у некоторых кисти рук. Например, Илья Муромец - можно было приложиться к его руке. Я помню, какой у нас был трепет, просто мурашки по коже.

Вот это было нечто настоящее.

Или - встречи. У меня жизнь очень насыщенная, я встречал массу интересных людей, но встреча с Хвостенко - совершенно особенная.
А еще, вот - знакомство с нашим другом, отцом Косьмой.

Мы жили рядом с Донским монастырем, на Серпуховском валу. В один прекрасный день просыпаюсь, и так мне тяжело, все ломит после вчерашнего концерта, все болит. Говорю жене, Лидочке: «Слушай, отвези меня куда-нибудь в ветлечебницу, пусть меня там усыпят, жить сил нету». Она: «Так, все понятно. Давай поднимайся, пошли бегать». И мы побежали вокруг монастыря. Май, тепло. Раннее утро, но монастырские ворота уже открыты. Я предложил зайти в храм. Зашли. И вдруг надо мной возникает такой «коршун» в черном одеянии и говорит: «Вы Лёня Федоров? Здравствуйте, а я ваш поклонник!». Я подумал: «Ну вот, приехали, этого еще не хватало - монах-поклонник». Так и подружились. Отец Косьма нам очень помогал, поддерживал всегда. Однажды он нам просто вымолил квартиру - такое «практическое православие» получилось.

- Что это за история, расскажите?
- Мы жили в маленькой квартире, было тесно, а тут еще и арендную плату повысили в два раза - нужно было срочно искать что-то новое. К моменту, когда мы познакомились с отцом Косьмой, никакой перспективы у нас не было. Что делать? Узнав об этом, Косьма удивился: «Что же вы? Молебен отслужить надо, на мощах князя Даниила, он же хозяин Москвы». Не отставал от нас, пока мы не поехали с ним в Данилов монастырь на молебен. Вернулись домой, и только перешагнули порог - начинает звонить телефон. На нас просто посыпались предложения жилья, поток звонков не прекращался часа два! В итоге мы сняли квартиру, где и сейчас живем. А из окон виден памятник князю Даниилу Московскому…

Рахманинов, греки, глобальная ложь

Духовная жизнь не бывает наполнена одной только радостью. Наверное, и с трудностями приходилось сталкиваться?
- Не знаю… У меня такого не было. Сразу - доверие, а сомнения и в голову не приходили. В тот момент жизнь вообще была тяжелая, поэтому если б я еще и в вере сомневался!..
И потом, в моей жизни тогда стали происходить просто чудесные вещи - тут всякие сомнения если бы и были - пропали бы.

- А какие, если не секрет?
- Исцеления, например. Ты же не можешь сам себя вылечить, если болезнь серьезная. Или обретение какого-то дара. Есть такие вещи, которым ты не можешь научиться, сколько ни бейся, а потом они на тебя просто сваливаются, как дар!

- Вы говорите про песни?
- Песни, искусство - это отдельная история. Тогда я понимал, что в общем это не я все делаю. Да ты и не можешь контролировать весь процесс - творчество это ведь не техника. Есть вещи, о которых можно сказать, что ты их придумал, но большинство вещей, самых лучших, придумать человеку просто невозможно!
Я рассказывал об этом разным людям, они говорили: «Ну, чудит!» А я-то точно знаю, что это - правда, просто словами такое не объяснить…

- Как Вы относитесь к самому творчеству? Что тут для Вас важнее - результат, процесс, оценка?
- Мне сам процесс нравится, он мне интересен больше, чем, скажем, копаться в сути того, что я делаю. И потом я считаю, что музыка все-таки вещь не основополагающая. Она помогает, создает атмосферу, но я знаю массу людей, которым на эти песни глубоко наплевать.

- Провалится альбом или будет иметь успех - все равно?
- Мне кажется, нет смысла этим заморачиваться всерьез. Насколько наша музыка будет воспринята и понята, сколько дисков будет продано - это в общем все равно, да. Иногда такую дрянь сделаешь - и всем нравится, а самые лучшие, дорогие тебе вещи - не нравятся никому. Я отношусь к творчеству, как и к таланту: мне его дали, у меня могут его и забрать.

А уж как талант использовать - тут каждый человек выбирает, что ему больше по душе. Скажем, кто-то решает: я буду делать только православное искусство. Если б я знал, что это такое, я бы, может, тоже делал! Вот, к примеру, мне не очень нравится богослужебная музыка Рахманинова, потому что, на мой взгляд, она слишком яркая, слишком роскошная.

- Это ведь дело вкуса!
- Дело не во вкусе, дело в состоянии. Например, самое потрясающее церковное пение, что я слышал, - это небольшой хор греческих монахов в Иерусалимском храме Гроба Господня. В храме нас было всего пятеро - мы с женой и еще человека три, туристы американские. И все конфессии пели по очереди. Когда запели греки - их всего-то было человек пять - мне сразу стало понятно - какая музыка должна звучать в храме. Я смотрел на одного из монахов: он ничего особенного не делал, не напрягался, не изображал ничего, он просто пел, но от этого пения - мурашки по коже! Очень простая, задушевная мелодия - и сразу все понятно. Тут никаких разговоров уже не нужно. А роскошные Рахманиновские обороты… С точки зрения музыки - шедевр, конечно, но с точки зрения веры - лично в меня они не попадают. Мне понятней простое, незамысловатое пение монаха. Но чтобы делать такие простые и пронзительные вещи, очень много чего с собой надо сделать. Стать монахом, скорее всего.

- Если планка так высока, то и о православном искусстве говорить бесмысленно?
- Я не думаю, что мы сейчас в состоянии делать православное искусство. Из чего делать? На базе советских песен? Мы - страна, которая бросилась из огня да в полымя. Какие-то осколки прежней культуры удалось сохранить, но - только осколки.

Например, раньше по Неве от Петропавловки до стрелки Васильевского острова ходила баржа, на которой играли сто музыкантов. Об этом остались лишь воспоминания одного голландского путешественника, который писал, что музыка была прекрасная, и он никак не мог понять, роговая она или барабанная. А потом нам стали прививать западную, европейскую музыку, русская светская музыка была уничтожена.

Вот мы, те, кто пытается сейчас сделать заново светскую музыку. Хоть в культурном плане мы - лишенные корней, родства не помнящие, что поделаешь?..

И так у нас в стране не только в музыке, на мой взгляд. После 70 лет «напряженного труда на благо отечества» о каком-то возрождении сейчас говорить смешно. Я не говорю, что мы скатываемся, мне просто кажется, что мы все еще катимся… И рано или поздно, уверен, - все наладится. Как говорил мой друг, Анри Волохонский, кстати, автор текста песни «Над небом голубым»: «Главное, что закончилась глобальная ложь, которая висела и над теми, и над этими - над всеми! Значит, все равно уже хорошо».

Флоренция, Евангелие, «Распятие»

А что Вы думаете о Европе? Вы в свое время дали больше двух сотен концертов. Там - возрождение или пресловутая бездуховность?
- Мне рассказывал мой приятель, как в Лондоне уволили учительницу за то, что она перекрестила ученика, когда тот выходил из класса. Или как попросили уйти медсестру, потому что когда она наклонялась к пациенту, арабу, из-под рубашки вывалился крестик на цепочке - она оскорбила религиозные чувства мусульманина. Я так понимаю, что сейчас это общая тенденция на Западе. Но меня она как-то не особенно волнует - я не собираюсь жить в Европе. Мне на Западе очень интересно совсем другое…

- Что именно?
- Меня поражает, что в определенный период времени - в конце XIV - начале XV века - во Флоренции, в этом маленьком местечке, люди достигли потрясающих высот во всех сферах - в архитектуре, в политике, в живописи, в музыке: Данте, Макиавелли, Галилей, да Винчи, Микеланджело, Фра Анжелико, Джотто и Мазаччо. Там зародилась современная европейская цивилизация как культурное явление. 500 лет назад! Я просто любуюсь этим и пытаюсь осознать, что же произошло. Такое ощущение, что флорентийцев в какой-то момент осенило.

В своих интервью Вы не раз говорили, что произведение искусства ценно, когда оно холодно, как лед. Что вы имели в виду?
- Безэмоциональность, невключение себя, своего отношения. Любую историю ты можешь рассказать с ужасом, а можешь - с восторгом, в зависимости от того, что тебе нравится. А можешь - просто донести до человека конкретную вещь, смысл.

Страстность, мне кажется, всегда связана с каким-то поводом, а повод - вещь сиюминутная. Прошел повод, и во что превратилась страсть? А отстраненность - великая мощь, сила, свобода. Такое произведение ложится на любое настроение.

Мне в какой-то момент показалось, что русское искусство, за малым исключением, грешит именно страстностью, чувственностью. И, к сожалению, через это уходит само искусство, уходит его сила. А вещи самые бескомпромиссные, они всегда бьют сильнее всего.

- Можете привести пример?
- Самое простое, что можно привести в пример, - это живопись Николая Николаевича Ге. На днях мы были на его выставке в Третьяковке. Там хорошо видно, что на человека какое-то озарение снизошло, и он написал «Распятие». Сначала были все эти портреты - Толстой, Некрасов… а потом - «Распятие». Все, что было до него, можно вообще убрать из зала, не нужно больше ничего на самом деле! Как будто эту картину другой художник писал: другие краски, цвет, техника, пластика… Как будто человек сам себя «перепрыгнул».
А ведь эта картина бесстрастна, проста.

По моему мнению, и Евангелие такое же - абсолютно отстраненное, простое. А Ветхий Завет - тем более. Это только повествование и оценка на уровне: воздаяние или награда, без всяких эмоций.

- Но ведь и евангельские сюжеты вызывают эмоции, трогают…
- Во-первых, вряд ли я вправе считать свою эмоцию важнее того, что писал и чувствовал, скажем, евангелист Марк. И потом, не думаю, что эмоции - это то, ради чего стоит читать Евангелие.

- А ради чего стоит?
- Ради того, чтобы понять суть, понять, как жизнь устроена. И - снова разговор в категориях воздаяния и награды. Для меня это так.
Я вот уже лет десять не читаю никаких романов. Но Евангелие - это другая история, его действительно стоит читать.

- Потому что оно интересно?
- Нет. Потому что оно необходимо. Понимаете, я никогда не считал себя знатоком и поборником веры и сейчас не считаю: каким неофитом был, таким и остался; старался не мудрствовать, не лезть в то, чего не понимаю. Но без Евангелия жизнь себе уже не представляю: оно ставит всё на свои места. И я знаю, что мне это просто надо…

Посашко Валерия

Фото Владимира Ештокина, Алины Платоновой