В поисках своего стиля художник Виктор Борисов-Мусатов из Саратова отправился сначала в Москву, затем в Петербург и Париж, но обрел его, лишь вернувшись в родной город. Живописец создал немного картин, но каждая из них определила важный этап его творчества. Впоследствии работы Борисова-Мусатова вдохновили художников объединения «Голубая роза» и повлияли на развитие символизма в русской живописи.

Поиски собственного стиля

Виктор Мусатов родился в 1870 году в Саратове . В три года мальчик ушиб спину, и у него начал расти горб. «Он мог бы стать стройным и сильным, как и другие. Он знал это и, однако, никогда не жаловался, не злился на жизнь, обошедшуюся с ним чересчур жестоко» , - писал о ребенке саратовский литератор Александр Федоров. Преодолевать жизненные трудности Мусатову всегда помогала живопись. Позднее он писал: «Когда меня пугает жизнь - я отдыхаю в искусстве» .

В 1884 году Виктора Мусатова отдали в Саратовское реальное училище. Точные науки мальчику плохо давались, но по рисованию всегда были отличные оценки. Художники-педагоги Василий Коновалов и Федор Васильев отмечали талант юного ученика и советовали ему отправиться в Москву . В 1890 году Виктор Мусатов поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества.

Виктор Борисов-Мусатов. Майские цветы. 1894. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Виктор Борисов-Мусатов. Дама в голубом. 1902. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Виктор Борисов-Мусатов. Агава. 1897. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Юноше не нравилось в Москве: все, чему учили местные преподаватели, он мог узнать и в Саратове. Поэтому через год он перевелся в Петербургскую академию художеств . При поступлении начинающий живописец представился Борисовым-Мусатовым: вторая фамилия была производной от имени деда - Бориса Мусатова. С тех пор он так и подписывал свои картины. Кроме занятий в Академии он посещал частную мастерскую художника Павла Чистякова , где совершенствовал технику рисунка.

В 1893 году из-за переменчивого климата у Борисова-Мусатова усугубилась болезнь позвоночника - ему пришлось вернуться обратно в Москву. Через год на XVII Московской ученической выставке он представил несколько своих полотен. Одно из них, «Майские цветы», купила великая княгиня Елизавета Федоровна. На полученные средства живописец отправился на Кавказ и в Крым , где написал цикл натурных этюдов.

После южного путешествия в 1895 году Борисов-Мусатов уехал в Париж, где поступил в мастерскую Фернана Кормона. Здесь молодой художник провел три зимы, он учился классическим приемам рисования и правильной технике. В музеях и галереях Парижа он изучал произведения искусства маститых художников.

Летом Борисов-Мусатов возвращался в Саратов. В родном городе у художника появилась идея создать масштабную картину. Первые попытки он предпринял в 1896 году в портрете сестры Елены Мусатовой. По цветам и характеру мазка эти работы напоминали картины французских импрессионистов . В более поздних работах - этюде «Девушка с агавой» и «Агава» 1897 года - проявились черты собственного стиля Борисова-Мусатова. В Саратове он также создал серию полотен с мальчиками-натурщиками. Первую картину, «Мальчик с собакой», художник написал еще до поездки в Париж в 1895 году, а завершающую, «Мальчик около разбитого кувшина», - через четыре года.

Появление «мусатовской девушки»

Сложное финансовое положение вынудило Виктора Борисова-Мусатова окончательно вернуться в Россию. За время его отсутствия творческая жизнь на родине преобразилась: в литературе свои положение упрочил символизм, а в живописи на место передвижников пришли Исаак Левитан , Михаил Врубель и Валентин Серов . Молодые художники, которыми восхищался Борисов-Мусатов, ратовали за обновление искусства. Было невозможно не поддаться настроению перемен.

В 1898 году Виктор Борисов-Мусатов приехал в Саратов, «туда, где меньше людей, где все проще и чище» . Путешествия помогли мастеру найти свой живописный язык. В это время начался его самый плодотворный период - все увиденное, пережитое и наработанное художник воплотил в серии работ.

Виктор Борисов-Мусатов. Автопортрет с сестрой. 1898. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Виктор Борисов-Мусатов. Осенний мотив. 1899. Саратовский государственный художественный музей им. А.Н. Радищева, Саратов

Виктор Борисов-Мусатов. Весна. 1899. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

На «Автопортрете с сестрой» впервые появился образ задумчивой «мусатовской девушки», который стал характерным для большинства последующих картин художника. Себя автор написал с краю, обрезав холстом, как на полотнах импрессионистов. На заднем фоне художник изобразил лес с необычными растениями. Когда его спросили, где он видел такую природу, тот ответил: «В своем саду. Я писал его с точки зрения мыши. Я лег ничком на землю, и все вдруг начало казаться мне огромным и фантастическим» . Сине-зеленые тона автопортрета впоследствии появлялись и в других произведениях мастера.

Вслед за автопортретом Виктор Борисов-Мусатов создал серию картин: «Осенний мотив», «Мотив без слов» и «Гармония». Мастер запечатлел на этих полотнах лирические сюжеты из жизни дворян XVIII века: неудачное признание в любви, декламацию стихов. На эти работы художника вдохновили летние поездки в имение Слепцовка в окрестностях Саратова.

В 1901 году Борисов-Мусатов написал картину «Весна». На ней художник отказался от сюжетности и просто изобразил девушку, гуляющую среди цветущих деревьев и одуванчиков. Ему удалось выразить настроение с помощью состояния природы - полотно буквально дышало весной, легкостью и светом. Эта работа обозначила новый этап в творчестве художника.

Старинные усадьбы на полотнах Борисова-Мусатова

В 1901 году Виктор Борисов-Мусатов посетил Зубриловку - старинное имение князей Голицыных-Прозоровских. Хозяева редко приезжали сюда, поэтому усадьба и парк постепенно запустевали. Художник чувствовал, что вместе с имением уходила в прошлое целая эпоха. После этой поездки Борисов-Мусатов написал картину «Гобелен». На ней он нарисовал двух женщин-аристократок в усадебном парке - мастер запечатлел последние дни жизни помещичьего дома. На IX выставке Московского товарищества художников современники высоко оценили эту работу, а автора наградили поощрительной премией.

Спустя год Борисов-Мусатов написал полотно «Водоем» в этом же имении. Для эскизов и самой картины позировали сестра художника Елена Мусатова и его невеста Елена Александрова. По словам сестры, Борисов-Мусатов «усиленно работал, пользуясь теплыми днями лета и своими натурами, безотказно идущими в его желании для намеченных картин» . Столичные художники и критики признали «Водоем» шедевром русской живописной школы.

В 1903 году Борисов-Мусатов, вдохновленный саратовскими окрестностями и заброшенными усадьбами, написал еще два полотна: «Прогулка при закате» и «Призраки». На них девушки со старомодными прическами и в старинных платьях гуляли по пустынному усадебному парку. При этом художник изображал не какую-то определенную эпоху, а просто ностальгировал по прошлому. «Да никакая это эпоха! Это, знаете ли, просто красивая эпоха» , - говорил он.

Через год Виктор Борисов-Мусатов создал панно «Изумрудное ожерелье». Первые этюды к нему появились в Черемшанах Саратовской области, где Мусатовы проводили лето. На них он изобразил яркую траву и листья деревьев, а на фоне этой буйной зелени - женские фигуры. Прототипом для центрального образа картины стала Надежда Станюкович, близкий друг художника со времен Московского училища.

Виктор Борисов-Мусатов. Реквием. 1905. Государственная Третьяковская галерея, Москва

В конце 1903 года Борисов-Мусатов переехал в Подольск, поближе к Москве и Санкт-Петербургу . Здесь он создавал по шесть-девять законченных полотен в год. В этот период он написал пейзажи «На балконе. Таруса», «Куст орешника», «Осенняя песнь». Также он занимался монументальной живописью - «Весенняя сказка», «Летняя мелодия», «Осенний вечер» и «Сон божества». Но его работы приходились по вкусу не всем. В России его картины мало выставляли и редко покупали, поэтому материальное положение художника было плачевным. Зато в Европе его полюбили и даже избрали членом французского Национального общества изящных искусств. Последней работой Борисова-Мусатова стала акварель «Реквием» в память об умершей Надежде Станюкович.

В 1905 году Виктор Борисов-Мусатов скоропостижно скончался. Похоронили художника в городе Тарусе , на берегу Оки. «Он умер, оставив нам тихие образы, и над его величавыми созданиями тихо несется время, но они остаются. У времени и у них одно общее - вечность. Валы времени унесут, полыхая, его имя в даль веков, падая в темные глубины и снова вынося на гордые гребн» , - сказал позднее писатель Владимир Станюкович.

К наиболее значительным явлениям искусства рубежа XIX-XX веков принадлежит, наряду с творчеством В.А. Серова и М.А. Врубеля, творчество В.Э. Борисова-Мусатова (1870-1905). Выпусник Московского училища, Борисов-Мусатов возвышается над обозначившейся к началу XX века односторонностью петербургского графического и московского, преимущественно живописного, направлений. Импрессионизм с его вниманием к световоздушным эффектам, к воспроизведению текучих, изменчивых состояний, пристрастием к этюду, широкой манере письма (уже заявивший о себе в произведениях Левитана, Коровина и Серова) послужил исходным пунктом творческого развития Борисова-Мусатова. Однако зрелый стиль этого мастера в целом следует характеризовать как постимпрессионизм в его живописно-декоративном варианте, в некоторых чертах близкий стилю французских художников группы «наби».

На рубеже XIX-XX веков новая тема начинает настойчиво звучать в судьбе многих деятелей русского искусства - тема одиночества. Эта эпоха порождает «одиноких» художников, которые резко порывают с официальной академической школой, с пренебрежением отворачиваются от проторенных дорог успеха и проходят особенный, неповторимо своеобразный путь развития. Подолгу - иногда в течение всей жизни - они стараются держаться вне групп, не примыкают к какому-либо сложившемуся художественному течению и более всего дорожат независимостью своих творческих исканий. Художникам этого типа, даже при очень большой одаренности, редко удавалось добиться заметного положения в искусстве своей эпохи. Современность отказывала им в славе. Обычно уделом «одиноких» становилась безвестность при жизни и в лучшем случае посмертное признание в узком художническом кругу.

Путь «одиноких» художников часто напоминает как бы боковую тропинку, бегущую в стороне от основного русла развития русского искусства. Но в пору идейного разброда, характеризующего культуру конца XIX - начала XX веков, число и историческое значение этих боковых тропи-нок возрастает. «Одиноким» художникам принадлежит теперь неотъемлемое место в общей картине культуры. История не вправе игнорировать их искания и достижения - не только ради исчерпы-вающей полноты рассказа об искусстве того времени, но прежде всего потому, что наиболее одаренным и чутким из «одиноких» мастеров удалось с особенной яркостью выразить отдельные существенные черты их сложной эпохи и даже предвосхитить некоторые идейно-творческие тен-денции, сыгравшие впоследствии заметную роль в русской живописи предреволюционных лет.

Борисов-Мусатов был самым значительным в ряду этих мастеров, в первую очередь по степени влияния на позднейшую русскую живопись. Бесспорно, он был также самым крупным среди них по уровню культуры и масштабам таланта. Следовало бы назвать Борисова-Мусатова наиболее типичным из «одиноких» художников его поколения, если вообще уместно говорить о «типичности» применительно к таким явлениям, в которых оригинальность и неповторимость возведены в основной принцип.

На долю Борисова-Мусатова выпали все те испытания, которым подвергались «одинокие» художники, выбравшие самостоятельную и независимую дорогу в искусстве. Он испытал непризнание, злые насмешки критики, обвинения в декаденстве, кривлянии, и, более всего, - одиночество. Его картины не покупались, проекты стенных росписей так и остались невыполненными. Борисову-Мусатову могло казаться, что его работа никому не нужна. Лишь в самые последние годы жизни к нему пришло, наконец, некоторое подобие успеха.

В душевном облике «одиноких» художников часто можно видеть черты фанатизма и озлобленной непримиримости. У Борисова-Мусатова их не было. Но его характернейшей особенностью следует назвать нравственную стойкость перед лицом испытаний и непоколебимую уверенность в правильности избранного пути.

Биографии русских художников этой эпохи большей частью не изобилуют внешними событиями. О жизни Виктора Эльпидифоровича Мусатова (1870-1905) нетрудно рассказать в нескольких строчках.

Фамилия «Борисов», прибавленная им к родовому прозванию, представляет собой псевдоним. Художник происходил из демократической среды. Его дед был крепостным крестьянином, отец - мелким железнодорожным служащим в Саратове. В этом городе прошла большая часть жизни художника. Здесь, в отличие от других провинциальных городов, издавна сложился кружок интел-лигенции, не чуждой художественным интересам; имелось даже «Саратовское общество изящных искусств». Основы широкой эстетической культуры, свойственной Мусатову, были заложены еще в детстве. В школьные годы он читал Лессинга, Тэна и Гегеля. От своего учителя, художника В.В. Коновалова, юный Мусатов впервые услышал об импрессионизме.

Однако даже в передовой для того времени саратовской среде молодой художник не мог не чувствовать себя одиноким. Его представления и мысли об искусстве уже тогда были неизмеримо сложнее и глубже общедоступной эстетики провинциального интеллигентского кружка. У себя на родине Мусатов остался непонятым. Чувство одиночества усугублялось, к тому же, физическим недостатком художника: он был горбат и с детства болезненно ощущал свою отчужденность от мира здоровых людей.

Профессиональное образование Мусатова началось очень рано. Он ушел из пятого класса реального училища, чтобы всецело посвятить себя живописи, и в течение четырех лет рисовал и писал маслом под руководством В.В. Коновалова. В 1890 году двадцатилетний Мусатов поступил в московское Училище живописи, ваяния и зодчества, но, в сущности, именно с этого времени стал учиться самостоятельно, он опирался не столько на авторитет учителей, сколько на собственные взгляды и суждения об искусстве.

После недолгого пребывания в московском Училище Мусатов перешел в 1891 году в Академию художеств, где на первых порах показал большие успехи, совмещая работу в фигурном классе с занятиями в частной мастерской П.П. Чистякова. Но уже через год, по мере того как крепла творческая самостоятельность Мусатова, все отчетливее стали обозначаться расхождения между молодым художником и его учителями. Подобно многим художникам его поколения, Мусатов покинул Академию и вернулся в 1893 году в московское Училище, где пробыл еще полтора года, настойчиво работая и участвуя в ученических выставках, но все более отдаляясь от школы. Наконец, весной 1895 года Мусатов окончательно порвал с Училищем и принял решение совершенствоваться за границей. В 1895-1897 годах он проводил каждую зиму в Париже, работая в мастерской Фернана Кормона, изучая музеи и внимательно всматриваясь в творчество современных ему французских художников. Попытка поступить учиться к Пюви де Шаванну, которого Мусатов считал самым большим живописцем современности, окончилась неудачей, но работа у Кормона в общем удовлетворяла художника. Он нашел здесь творческую свободу и вместе с тем сознательную, строго продуманную и последовательную систему преподавания. Впрочем, он и в Париже тщательно оберегал свою самостоятельность. В мастерской он только рисовал и никогда не показывал Кормону свою живопись.

Было бы, впрочем, ошибкой отрицать значение школы в творческом развитии Мусатова. Сам художник намекнул об этом, отметив однажды, что три наиболее почитаемых им учителя-пере-движник С.А. Коровин, «академист» П.П. Чистяков и представитель запоздалого классицизма Ф. Кормон - служили одним и тем же принципам в преподавании искусства. Они передавали свойственное им умение владеть изобразительными средствами в воссоздании натуры, не навязывая ученикам своих эстетических воззрений и своей собственной художественной манеры. Школа - и русская, и французская - сыграла положительную роль в формировании мусатовского мастерства.

Однако еще большее значение для Борисова-Мусатова имело знакомство с передовым французским искусством конца XIX века, прежде всего тщательное изучение профессионального опыта импрессионистов. Борисов-Мусатов оценил и полюбил Моне, Писсарро, Ренуара и Моризо задолго до того времени, когда их влияние проникло в русскую художественную культуру. В те годы, когда будущие мастера «Мира искусства» еще находили опору своим исканиям в мюнхенском модерне и картинах Беклина, а в понимании импрессионизма не шли дальше Уистлера и Цорна, Борисов-Мусатов с пристальным вниманием обратился к творчеству основоположников новой французской живописи. Вообще, явно французская ориентация живописи Мусатова заметно выделяет его рядом с петербургским «мирискусничеством», воспитанным преимущественно на образцах немецкой и английской графики.

Интересы молодого художника обращались и к более поздним, уже постимпрессионистичес-ким течениям французского искусства, к таким мастерам, как Дени, Боннар, Вюйар и Руссель, которые входили тогда в группу «наби», своеобразно переработавшую традицию импрессионизма и объединившую ее с традициями декоративной живописи Гогена и Пюви де Шаванна.

Кончились годы учения, начались годы затворничества и напряженного труда. В жизни Муса-това не было уже никаких «событий», кроме картин и эскизов. С 1898 по 1903 год он жил в Саратове, лишь изредка приезжая в Москву.

Его работы ежегодно появлялись на выставках «Московского товарищества художников» и вначале вызвали единодушное осуждение в прессе. Медленно и трудно привыкала критика к своеобразию мусатовской живописи. Желая быть ближе к Москве, художник в конце 1903 года покинул Саратов и перебрался в Подольск, затем в Тарусу. В последний год жизни он выставил свои произведения в «Союзе русских художников», а также в Берлине, Мюнхене, Лейпциге и в парижском «Осеннем салоне». 26 октября (ст. ст.) 1905 года Борисов-Мусатов умер, едва достигнув тридцатипятилетнего возраста.

Жизнь художника, внешне столь однообразная, уединенная и небогатая событиями, отличалась, однако, необыкновенной внутренней интенсивностью. Одиночество его было наполнено неустанным трудом; дни проходили в работе над картинами и в постоянном, систематическом чтении. Но мир воображения казался художнику богаче и значительнее, чем обыденная будничная реальность. Сознательно отворачиваясь от окружавшей его провинциальной действительности, Борисов-Мусатов вел жизнь одинокого мечтателя. Живопись стала для него лишь средством выражения лирического мироощущения. Чтобы понять духовную атмосферу, в которой выросло искусство Борисова-Мусатова, следует заглянуть в его дневники и записные книжки, в перечни прочитанных им книг. Здесь встречаются имена Ницше и Метерлинка, неоромантиков и символистов; философия индивидуализма и пессимистическая поэзия конца XIX века наложили заметный отпечаток на мышление художника и творческую проблематику его произведений.

Искусству Борисова-Мусатова свойственна ранняя зрелость. Даже в его ученических этюдах и первых самостоятельных композициях есть уверенное, совсем не ученическое мастерство и строго продуманная ясность в постановке и решении художественных задач.

Небольшая картина «Майские цветы» (1894, Государственная Третьяковская галерея), написанная двадцатичетырехлетним Борисовым-Мусатовым, вводит в атмосферу его первоначальных творческих исканий и, вместе с тем, делает понятными причины постоянных разногласий между молодым художником и его официальными руководителями.

В самом деле, все здесь противоречит школьным установкам - даже сюжет, который нельзя отнести ни к одной из сложившихся в XIX веке жанровых категорий. В сущности сюжета, драматического действия, протекающего во времени, в картине вовсе нет. Изображены две девочки с большим красным мячом, играющие в саду среди цветущих деревьев. Фигуры детей в их белых платьях не акцентированы, не выделены из пейзажа, а напротив, как бы слиты с ним и растворя-ются в общей декоративной гармонии цвета. Острые и меткие наблюдения, идущие от живой натуры, своеобразно сочетаются в картине «Майские цветы» с сознательной условностью. Импрес-сионистски обобщая форму, высветляя цветовую гамму, стремясь передать не только яркость и гармонию красок, но и окутывающий их воздушный покров, Борисов-Мусатов как бы перекликается в своих исканиях с Константином Коровиным и молодым Серовым; он, однако, не повторяет их опытов, а идет независимым, вполне самостоятельным путем, в его работе отчетливо видна большая декоративность в решении бессюжетной картины, где элементы жанра и пейзажа сливаются в нерасторжимое целое.

В одной из тетрадей Борисова-Мусатова есть запись, красноречиво свидетельствующая о характере его интересов. Художник задумал «сделать опыт над женской головой в портрете на воздухе, не стесняясь яркостью красок. Все лицо будет голубое - яркое, лиловое, зеленое». Большая часть его работ, написанных между 1895 и 1900 годами, представляет собою серию подобных же опытов овладения системой импрессионизма; таковы, например, этюд «Мальчик в шляпе» (1896-1898, Государственный Русский музей) или «Девушка с агавой» (1897, Государственная Третьяковская галерея), в которой осуществлена приведенная выше живописная программа, или, наконец, картина «Гармония» (1899-1900, частное собрание в Москве) с ее подготовительными этюдами (Государственная Третьяковская галерея).

Наиболее значительным в ряду этих произведений является «Автопортрет с сестрой» (1898, Государственный Русский музей), изображающий художника и его сестру в саду, возле мраморного столика с лежащими на нем розами. В этой первой крупной работе Борисова-Мусатова не все последовательно и гармонично, но самые противоречия, которые можно заметить в картине, характерны для формирующегося творческого мировоззрения русского мастера.

Картина написана как бы в двух разных ключах, в двух не согласованных друг с другом художественных принципах. Пейзажный фон, а также детали обстановки и белое женское платье на переднем плане - то есть все декоративные элементы «Автопортрета» - решены в системе живописных приемов импрессионизма. Формы обобщены, контуры растворяются в цветовых пятнах, предметы показаны в световоздушной среде; колорит строится на тонко проработанных оттенках, раздельно положенных мазках дополнительных тонов и внимательно прослеженных рефлексах. Но основные образы «Автопортрета», выражающие его эмоциональное содержание, не вмещаются в систему импрессионистической живописи. Изображая себя самого и свою сестру, Борисов-Мусатов обратился к совершенно иному кругу художественных представлений и профессиона-льно-творческих приемов. Повернутое в профиль лицо женщины тщательно моделировано и вырисовывается отчетливым силуэтом, не свободным даже от графической жесткости; с такой же подчеркнутой пристальностью и детализацией написано и лицо самого художника. Борисов-Муса-тов стремился передать внутренний мир человека глубже, чем это доступно художественным средствам импрессионизма.

Таким образом, импрессионизм как исторически сложившееся творческое течение, с харак-терною для него обращенностью к окружающей действительности прежде всего к живой натуре, не стал для Борисова-Мусатова художественным мировоззрением, последовательным и цельным. Идейные позиции и теоретические принципы французских импрессионистов были ему чужды. Импрессионизм навсегда остался для русского живописца лишь известной совокупностью профессиональных приемов, лишь системой художественной формы, которую можно было противопоставить академическим школьным традициям. В последние годы жизни Борисов-Мусатов стремился преодолеть преобладающее влияние приемов импрессионизма, переработать их в соответствии со специфическими задачами своего творчества, но отпечаток импрессионистской техники отчетливо заметен далее в самых поздних его произведениях.

В конце 1890-х - начале 1900-х годов Борисов-Мусатов проводил каждое лето в «Слепцовке» и «Зубриловке» - старинных помещичьих усадьбах Саратовской губернии. «Зубриловка» представляла собой примечательный памятник русской усадебной архитектуры классицизма. Здесь художник нашел целый мир образов и сюжетных мотивов, в которых, наконец, воплотились его замыслы, до той поры еще неясные, не оформившиеся. Отныне творчество Борисова-Мусатова обрело свою собственную лирическую тему.

Между 1901 и 1904 годами он написал обширную серию картин, разнообразных по эмоциональному содержанию и характеру профессионально-творческих решений, но связанных между собой единством лирического мироощущения. Темы этих картин взяты из прошлого русской усадьбы, понятого, впрочем, подчеркнуто субъективно. Социальная и психологическая характе-ристика персонажей не занимает художника. В аллеях парка, у искусственных прудов и возле барского дома с колоннами мечтательно проходят стройные женщины в старинных нарядах.

Его героини возникают среди пейзажа, как бесплотные видения, как призраки минувших времен.

Одновременно с художниками «Мира искусства» (хотя, по-видимому, независимо от них) Борисов-Мусатов обратился к ретроспективной, как могло казаться, теме - к романтической идеализации старины. Художественная критика начала XX века воспринимала его как «последнего поэта последних дней усадебной культуры» и нередко сближала с Сомовым.

С «Миром искусства» Мусатова роднит то, что критика именовала «мечтательным ретроспек-тивизмом». Это чуждая современности тематика произведений, ностальгия по утраченной красоте, элегическая поэзия опустевших старых усадеб и парков. Но при этом слишком очевидно и различие - в мусатовских произведениях обычно отсутствуют конкретно-исторические реалии быта и культуры определенной эпохи, столь существенные для «мирискусников». Мусатовский мир пребывает вне времени и пространства - по выражению одного из критиков, это некая «вообще красивая эпоха». Русская усадебная культура как историческое явление, в сущности, не была основной темой Борисова-Мусатова; она послужила лишь внешней оболочкой, в которой нашел выражение внутренний эмоциональный мир художника.

В отличие от большинства художников круга «Мира искусства», развивавших присущие модерну декоративные тенденции как в станковой живописи, так и в собственно декоративно-прикладных искусствах (книжное оформительство, мебель, скульптура, театральная декорация и костюм), декоративный стиль Борисова-Мусатова реализуется в основном в форме станковой кар-тины.

Среди станковых картин, написанных Борисовым-Мусатовым в 1901-1904 годах, трудно вы-делить какую-то одну, которая была бы центральной или наиболее характерной для мастера; произведения этого периода не уступают друг другу ни по степени эмоциональной напряженности, ни по уровню художественного качества. Чтобы определить специфику живописи Борисова-Мусатова и подметить закономерности ее развития, следует обратиться ко всей серии, от «Встречи у колонны» (акварель, перо, Государственный Русский музей) и «Гобелена» (1901, Государственная Третьяковская галерея) и почти импрессионистической «Весны» (1901, Государственный Русский музей) до выполненных темперой картин «Водоем» (1902, Государственная Третья-ковская галерея), «Прогулка при закате» (1903, Государственный Русский музей), «Призраки» (1903, Государственная Третьяковская галерея) и, наконец, до завершающей серию работы «Парк погружается в тень» (1904, Государственная Третьяковская галерея).

Их объединяет прежде всего отношение к сюжету. Ни в одной из картин нет каких-либо элементов повествования, нет и намека на «рассказ». Сюжет сведен лишь к мотиву. Сам художник назвал одну из своих работ «Мотивом без слов». Это название можно было бы отнести к любому из его поздних станковых произведений. Душевные переживания художника, вложенные им в живопись, раскрываются лишь средствами колорита, композиции и построения пространства.

Преобладающее значение имеет колорит. Борисов-Мусатов мыслит как живописец прежде всего категориями цвета, создавая на холсте изощренную гармонию пятен, топов и оттенков. Но если в сравнительно ранних вещах, вроде «Весны» 1901 года, цвет еще воссоздает реальные впечатления от живой, конкретно увиденной натуры, то в дальнейшем, в «Призраках» и «Прогулке при закате» колорит становится все более условным. В своих цветовых построениях художник идет уже не столько от натуры, сколько от декоративного замысла. Порывая с традицией импрессионизма, Борисов-Мусатов отказывается от масляных красок и работает теперь преимущественно темперой, с ее глубокими, несколько глухими тонами, а также пастелью и акварелью. В зависимости от эмоционального содержания картины, цвет становится то интенсивным и напряженно-ярким, то, напротив, приглушенным и блеклым. Но всегда, во всех своих колористических решениях, художник как бы подчеркивает, что жизнь, воссозданная им на холсте, призрачна, а не реальна.

Той же цели подчинены его пространственные построения. Стремясь сохранить и подчер-кнуть плоскость холста, чуждаясь иллюзионистической пространственности, Борисов-Мусатов избирает высокие горизонты и сближает пространственные планы. Но ощущение зыбкой, как бы призрачной дали, уходящей в глубину пейзажа, - ощущение, созданное средствами цвета и воздушной перспективы - неизменно присутствует в живописи Борисова-Мусатова. Разрабатывая композицию, художник избегает каких-либо схем. Но в основе всех его построений заложено обостренное чувство ритма. Живописные массы и цветовые пятна уравновешены, хотя художник и не акцентирует нарочитой симметрии в расположении форм.

Картина «Водоем» (1902, Государственная Третьяковская галерея) представляет собой как бы концентрированную формулу живописной системы Борисова-Мусатова. Полотно решается как декоративное панно или гобелен. Линия горизонта отнесена далеко за верхнюю раму изобразительного кадра, так что плоскость земли с зеркалом водоема оказывается почти параллельной плоскости холста. Голубое небо с белыми облаками дано лишь в отражении на поверхности водоема. При этом сама поверхность отражения неосязаема - водная гладь предполагается настолько спокойной и зеркально-прозрачной, что становится невидимой, и отражение в воде воспринимается наравне с реальными предметами. Вернее, мир действительный и отраженный оказываются подобными, взаимообратимыми. Небесная высь, опрокинутая на невидимую поверхность водоема, становится как бы глубиной бездонного пространственного колодца, на краю которого живут людские привидения, - своего рода живописный аналог образу символического колодца в «Пелеасе и Мелисанде» Метерлинка. Живописный и композиционный строй картины воплощает в себе особый строй созерцания, подобный сновидению, где исчезают границы между кажущимся, отра-женным и явным. В том же состоянии гипнотической завороженности пребывают и героини мусатовской картины. Не связанные между собой словесным диалогом или каким-либо определенным действием, они связаны иначе - непрерывностью композиционного развития, имеющего характер движения по кругу, и подобной же непрерывностью живописно-колористического «мелоса». Основные цветовые пятна истолкованы наподобие звуков, вибрирующим эхом наполняющих «пространственный колодец». Самостоятельную колористическую тему наряду с хроматическим цветовым рядом образует у Мусатова белое, белизна. Но белое в «Водоеме» - не предметный цвет, а нечто вроде ассиста в иконописи. Оно создает эффект изображения, застывшего, мерцающего на зыбкой грани между «позитивом» и «негативом».

Импрессионистическая вибрация мазка претворена у Мусатова в чисто декоративный эффект матово мерцающей фактуры, напоминающей старинные гобелены (не случайно одну из своих картин 1901 года художник так и называет «Гобелен»). Красочный слой (темпера) втирается в полотно так, что зернистый рельеф грубо плетеного холста проступает на поверхности живописи. Формы видимого мира на этой шероховатой поверхности как бы дематериализуются, теряют определенность очертаний, кажутся сотканными из единой субстанции. Мир предстает перед зрителем преображенным в некую страну воспоминаний, где все разобщенное во времени и пространстве пребывает вместе и одновременно, все действительно соткано из одного материала - памяти, и нет ничего мертвого, неодухотворенного. В картине «Призраки» (1903, Государственная Третьяковская галерея) извилистые тропинки старого парка словно оживают в обманчивом сходстве с лентами стелющегося по земле тумана, оживают статуи на лестничных ступенях классического особняка, форме здания с колоннами под куполом придана органическая неправильность, текучесть очертаний. Важно, однако, то, что сама по себе иллюзия одухотворения предмет-ных, природных форм у Мусатова не содержит в себе никаких мистико-фантастических вкрапле-ний, ничего привнесенного сверх того, чем может обмануться глаз в реально наблюдаемой приро-де. Он идет к созданию целостного поэтического мира не путем сочинения необыденных ситуаций или игры с тенями прошлого, как «мирискусники», не населяет свои картины сказочными и мифологическими существами, как Врубель. Ореол историко-культурных и литературных ассоциаций, столь существенный для восприятия произведений Врубеля и художников «Мира искусства», отсутствует у Борисова-Мусатова. Основным инструментом поэтического преображения в его произведениях является сама живопись. В природе художнику чудилась некая «бесконечная мелодия» - «монотонная, бесстрастная, без углов», выражением которой становится линия рисунка и строй его композиций в целом. Все пронизывающий, медлительный ритм, проводимый с поистине завораживающей последовательностью и равномерностью через все многообразные Модификации силуэтов, форм и цвета изображаемых вещей, является у Борисова-Мусатова воплощенным символом всесвязующего и всепримиряющего духа жизни, выбывающим в воображении гетевский образ «вечно женственной» природы.

Почти одновременно с работой над серией станковых картин в 1903-1905 годах Борисов-Мусатов создал ряд эскизов для монументальных стенных росписей.

Первые эскизы, выполненные для московского Центрального управления трамваев, с обусловленным заказчиками обязательным «изображением электричества», не очень характерны для художника. Более значителен второй цикл, состоящий из четырех акварелей: «Весенняя сказка», «Летняя мелодии», «Осенний вечер» и «Сон божества» (1904-1905, все в Государственной Третья-ковской галерее), сделанных по заказу частного лица.

По содержанию и эмоциональной настроенности, а также по характеру творческих приемов эти акварели тесно примыкают с описанной серии картин. Есть, однако же, грань, отделяющая эскизы росписей от станковых произведений художника. Изобразительный язык акварелей становится лаконичнее, острее подчеркнута ритмическая структура композиции, смелее и решительней обобщены живописные массы, а форма подчас превращается в декоративный, почти орнаменталь-ный арабеск.

Характерные качества монументально-декоративной живописи Борисова-Мусатова выступают в картине «Изумрудное ожерелье» (темпера, 1903-1904, Государственная Третьяковская галерея) и с особенной наглядностью его последней предсмертной работе - акварельном эскизе картины «Реквием» (1905, Государственная Третьяковская галерея).

Здесь, как и в других эскизах, нет развернутого драматического действия. На переднем плане изображена вереница женских фигур, а в глубине видны купы деревьев и ступени мраморной лестницы, ведущей к высокому белому дворцу. Но здесь нет и той бессюжетности, о которой шла речь в связи со станковыми картинами, и нет прежнего безразличия к индивидуальной характерис-тике персонажей. Напротив, Борисов-Мусатов намеренно сосредоточивает внимание зрителей на центральной фигуре, которой посвящен «Реквием», и придает ей особенную одухотворенность. Она как бы связывает воедино две группы фигур, заполняющих передний план эскиза, и ведет их за собой. В «Реквием» вложено не только чувство, но и мысль художника, его философское раз-мышление о смерти, не чуждое оттенка мистицизма. Лирический «мотив без слов» уступает место образу-символу.

Особое место в ряду самых поздних произведений Борисова-Мусатова занимают пейзажные работы 1905 года: пастель «Осенняя песнь», акварель «Балкон» и, наконец, шедевр художника - пастель «Куст орешника» (в Государственной Третьяковской галерее).

В них можно видеть начало какой-то новой фазы развития мастера - фазы не осуществившей-ся, которую безвременно оборвала смерть. Не утрачивая ничего из прежних достижений своего искусства, сохраняя и заостряя изысканную гармонию колорита и монументальное обобщение формы, Борисов-Мусатов вновь обращается к впечатлениям непосредственно воспринимаемой натуры и достигает большой силы творческого выражения. В последний год своей жизни он создал образцы чистой пейзажной лирики, свободной от ретроспективной темы и символистских иносказаний.

Творчество Борисова-Мусатова, развивавшееся в стороне от основных течений русского искусства конца XIX - начала XX веков, не было, вместе с тем, изолировано от своей эпохи. Художественный опыт Борисова-Мусатова таил в себе возможности дальнейшего развития. Он был воспринят и развит группой московских живописцев, выступивших в 1907 году на выставке под символическим названием «Голубая роза» .

он прожил свой недолгий век в мечтах - даже не о прошлом,
а о каком-то своем призрачном мире нежности и красоты
С. Маковский

Создатель своеобразных элегий в живописи Виктор Эльпидифорович Борисов-Мусатов родился 14 апреля 1870 года в Саратове в семье железнодорожного служащего. Когда мальчику исполнилось три года, произошло несчастье: он упал и повредил позвоночник. Увечье, полученное в детстве, в известной мере сказалось на характере будущего художника - у него рано проявилась склонность к одиночеству, замкнутости, мечтательности.
В 1884 году Борисов-Мусатов поступает в саратовское реальное училище. Учителя рисования - сначала Ф.А. Васильев, а затем приехавший из Петербурга В.В. Коновалов - обращают внимание на его способности. Вскоре Борисов-Мусатов оставляет училище и начинает серьезно заниматься живописью. От Коновалова он получает первые навыки мастерства, первые эстетические представления. В эти годы Борисов-Мусатов много рисует (чаще всего - сцены домашнего быта), пишет картину "Окно" (1886, ГТГ), детально, почти иллюзорно, изображая уголок сада с окном своего дома.
В августе 1890 года молодой художник уезжает в Москву, в Училище живописи, ваяния и зодчества. Занятия там его не удовлетворяют, через год Борисов-Мусатов переезжает в Петербург и в качестве вольнослушателя начинает учебу в Академии художеств, посещая также частную мастерскую известного педагога П. П. Чистякова.
Весной 1893 года после операции художник из-за климата покидает Петербург и возвращается в Москву, в училище.
Лето Борисов-Мусатов обычно проводил в Саратове, где много работал над этюдами, в основном - пейзажными. Его успехи в работе на пленэре отразились в картине (1894, ГРМ). В этом солнечном пейзаже ощущаются непосредственность, свежесть восприятия жизни, что характерно для работ Борисова-Мусатова той поры.
Осенью 1895 года Борисов-Мусатов уезжает в Париж. Чтобы совершенствовать художественное образование, он поступает в мастерскую исторического живописца и педагога Фернана Кормона, много занимается рисунком, посещает Лувр, где восхищается Боттичелли. Среди французов ему больше других близок Пюви де Шаванн .
Возвратившись через три года в Россию, он снова поселяется в Саратове. С этого времени в произведениях Борисова-Мусатова появляется свой почерк, свое видение мира.
Борисов-Мусатов приходит в искусство на рубеже двух веков, в эпоху чрезвычайно сложную и исключительно богатую крупными творческими индивидуальностями. Однако рядом с Врубелем, Нестеровым, Серовым, Левитаном он находит в искусстве неповторимый самобытный путь.
Началом творческого пути художника явился (1898, ГРМ), не имеющий аналогий в русском портретном искусстве. Необычно композиционное построение картины - центральное место занимает задумчивая молодая девушка в старинном белом платье. Фигура художника срезана краем холста и будто выходит за его рамки. Это вносит как бы элемент случайности, напоминая картины импрессионистов. Живописно вещь решена по-новому. В ней обобщены цвет и форма. Особенно в пейзаже дальнего плана, имеющем сходство с декорацией. В этой картине впервые начинает воплощаться мечта Борисова-Мусатова о совершенном, гармоничном мире, появляется стремление уйти от неустроенности окружающего в идеальную страну, созданную фантазией художника. Такое настроение, захватившее многих представителей русской художественной интеллигенции рубежа XX века, становится лейтмотивом творчества Борисова-Мусатова. В его произведениях нет исторической конкретности, "это просто красивая эпоха", как говорил сам художник.
Вслед за автопортретом создается цикл лирических картин: "Осенний мотив" (1899, Саратовский государственный художественный музей им. А.Н. Радищева), "Мотив без слов" (1900, ГТГ), (1900, Москва, собрание А.В. Гордона). Борисов-Мусатов передает особую атмосферу угасающей красоты осенней природы, тишину старинных усадеб; ощутимы аромат ушедшей жизни, грустная поэзия давно минувших печалей любви. Содержание этих работ в какой-то степени навеяно летними поездками в имение Слепцовку, где он гостил у своего крестного - управляющего поместьем и где впервые глубоко почувствовал обаяние старины. Расцвет творчества Борисова-Мусатова падает на начало XX века, когда были созданы наиболее совершенные работы художника: "Весна" (1898 - 1901, ГРМ), "Гобелен" (1901, ГТГ), "Водоем" (1902, ГТГ), "Изумрудное ожерелье" (1903-1904, ГТГ) и другие.
Началом нового творческого этапа явилась картина , давно задуманная, но завершенная только в 1901 году. В этом полотне художник полностью освобождается от каких бы то ни было элементов повествовательности, от всякого действия. Проникновенный образ создается музыкальностью линии, мягким и звучным цветом. Здесь все тонко сгармонировано: белоснежное цветение вишен, дымки одуванчиков, вплетающихся прозрачными аккордами в спокойную мелодию весенней зелени, розовое мерцание неба и легкая фигура девушки в нежно-сиреневом платье и красной шали.
Летом 1901 года Борисов-Мусатов посещает Зубриловку - поместье князей Прозоровских-Голицыных. С этого времени пейзажи зубриловского парка стали живой натурой для мастера и опоэтизированные богатой фантазией художника вошли во многие его произведения. Впечатления этой поездки отразились в картине "Гобелен" . Среди декоративных растений парка две женские фигуры, - застывшие в легком изящном движении, органически соединенные с пейзажем.
Название картины в какой-то мере определяет характер живописной формы. И пейзаж, и фигуры написаны очень обобщенно, плоскостно, колорит построен на созвучии больших цветовых пятен, краски мягкие, приглушенные - все это создает некоторое ощущение призрачности, красивого миража. В то же время декоративность, тонкость отношений вызывают ассоциации с благородными красками старинного гобелена. На выставке Московского товарищества художников, в которое Борисов-Мусатов вступил в 1899 году, картина имела успех, что во многом изменило отношение к работам Мусатова, не сразу понятым и оцененным современниками.
Вершиной творчества мастера явилась картина (1902, ГТГ), в ней поэтические грезы выражены в совершенной, законченной форме. Картина создавалась в счастливую пору жизни художника: девушка, которую он любил давно, дала согласие на брак. Летом Борисов-Мусатов с сестрой Леной и невестой В. Е. Александровой живет в Зубриловке, пишет этюды и эскизы к картине, обе девушки позируют художнику. В картине "Водоем" все уравновешено, подчинено четкому и сложному музыкальному ритму линий и формы. Строгому ритму подчиняется и цвет, построенный на повторении синих, нежно-сиреневых и зеленых сочетаний. Картина монументальна и в то же время лирична, глубоко интимные движения души художника выражены в как бы остановленном прекрасном мгновении, зачарованном, волшебном мире красоты.
В 1903-1904 годах Борисов-Мусатов пишет своеобразное панно (ГТГ): движущиеся на фоне переливов зелени женские фигуры cловно вплетены в орнамент из трав и листьев. Природа и человек так органично слиты, что возникает ощущение особой естественности, первозданности бытия. В те же годы Борисов-Мусатов создает еще два полотна: "Прогулка при закате" (1903, ГРМ) - ясное, спокойное по настроению произведение - и "Призраки" (1903, ГТГ) - мрачное, со щемящим чувством тоски, внутренней напряженности полотно. Зубриловский парк с женскими тенями превращается у художника в туманное мистичное видение: вибрирующие, тающие очертания, блеклые, потухающие краски.
Весной 1903 года художник женится, а в декабре Мусатовы переезжают в Подольск, поближе к Москве и Петербургу. В начале 1903 года Борисов-Мусатов вступает в Союз русских художников, организованный в Москве после выхода группы художников из общества "Мир искусства". В это время его работы получают известность не только в России, но и за границей, успешно экспонируются в городах Германии и Франции. Художника все более влечет монументальная живопись. В 1904-1905 годах он выполняет эскизы к декоративным росписям. Первая группа эскизов была сделана на конкурс, объявленный Московским управлением электрической тяги, и оказалась неудачной, но второй цикл - заказ для частного дома - представляет большой интерес. Четыре эскиза - "Весенняя сказка", "Летняя мелодия", "Осенний вечер" и "Сон божества" (ГТГ) - объединены общим названием "Времена года". Содержание передано в аллегорической форме. По эмоциональности эскизы созвучны ранее созданным работам Борисова-Мусатова. Росписи, однако, небыли осуществлены. Весной 1905 года художник с женой и дочерью уезжает в Тарусу , там проходят последние месяцы его жизни и творчества. В Тарусе художник создает свои лучшие пейзажи: "На балконе. Таруса" (1905, ГТГ), "Куст орешника" (1905, ГТГ), "Осенняя песнь" (1905, ГТГ); написаны они нежными тающими красками и с большой силой обобщения. В них звучит мелодия угасания осенней природы, близкая душевному состоянию художника.
В Тарусе Борисов-Мусатов создает и свое последнее произведение - большую акварель (1905, ГТГ), посвященную памяти безвременно умершего друга, Н. Ю. Станюкович - жены известного писателя. "Реквием" звучит печально-торжественно, символически передавая радости и горести человеческой жизни.
Волею судьбы, это был реквием и самому автору. В ночь на 26 октября 1905 года Борисов-Мусатов умер. Он похоронен в Тарусе на высоком берегу, над Окой.

Федорова Н.А.

Материалы из книги: Дмитриенко А.Ф., Кузнецова Э.В., Петрова О.Ф., Федорова Н.А. 50 кратких биографий мастеров русского искусства. Ленинград, 1971 г.

В.Э.Борисов-Мусатов - один из самых значительных мастеров символизма в русской живописи и один из самых поэтичных и одухотворенных русских художников.

Родился в Саратове, в семье железнодорожника. В трехлетнем возрасте с маленьким Витей произошел несчастный случай. Резвый, подвижный мальчик упал со скамейки и повредил себе спину. Ушиб вызвал в позвоночнике хронический воспалительный процесс. Мальчика усиленно лечили, однако лечение оказалось безуспешным, в результате у него вырос горб, и, как пишет один из биографов художника - вырос он "с прекрасной, гордо взнесенной головой и горбатым туловищем."

Конечно, болезнь и увечье не могли не сказаться на характере молодого Виктора Борисова-Мусатова, на его моральном и физическом состоянии. Уже с детских лет у него были развиты такие качества, как мечтательность, сосредоточенность, самоуглубленность, стремление к одиночеству. Однако вместе с тем он был и очень общительным, умел преданно дружить, всегда готовый помочь ближнему, рос несмотря ни на что живым и жизнерадостным.

Юный Витя с 6 лет проявил большой интерес к рисованию. Отец всячески поддерживал это стремление, покупал ему карандаши, краски. Первоначальное обучение Виктор получил в Саратовском реальном училище, где одним из основных предметов были рисование и черчение. Борисов-Мусатов с большим желанием учился у старого учителя в училище. По окончании реального училища будущий художник учился сначала в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, а затем и в Петербургской Академии художеств у П.П.Чистякова. По окончании совершенствовал мастерство в Париже, в студии Ф.Кормона. По возвращении из Парижа он жил сначала в Саратове, а с 1903 года - в Подольске и Тарусе.

На творчество Борсова-Мусатова оказали влияние искусство П.Пюви де Шиванна и мастеров французского импрессионизма. Художник сумел соединить тончайшее чувство природной световоздушной среды с поэтической фантазией. В произведениях Борисова-Мусатова нашли отражение раздольная саратовская природа, волжские просторы. Художник никогда не писал Волгу, однако голубые, серебристые, перламутовые отблески волжской воды, изумрудная зелень и охра ее берегов, дрожащие отражения темно-зеленой листвы и розовых облаков в ее зыбкой глади живут во всех полотнах Борисова-Мусатова.

А литератор А.М.Федоров так писал о картинах художника:"И глядя на это синее молодое небо среди белых облаков, которые любил изображать Мусатов, мне вспоминается разлив Волги, Зеленый остров с долинами в лесу, белыми от ландышей, как будто облака упали с неба в траву и притаились там".

В возрасте 35 лет жизнь художника внезапно оборвалась. Он был похоронен на высоком берегу реки Оки, на кладбище у Вознесенской горы. На могиле его был поставлен надгробный памятник работы скульптора Матвеева - на плите крупнозернистого красного песчаника лежит уснувший мальчмк. Местные жители говорят, что это не уснувший, а утонувший мальчик, которого спас Мусатов, но возвратить к жизни его не удалось. Скульптура сделана с необыкновенной силой и мастерством.

Это одна из первых работ художника, которая в дальнейшем определила его творческий путь. Всю жизнь Борисов-Мусатов вдохновлялся картинами родной природы, самыми простыми, самыми бесхитростными, представляя на полотне так, что невозможно отвести глаза. а сердце щемит от нежности, от восхищения.

Юный маркиз на фоне величественного заката декламирует стихи двум дамам. Мерный напев стихотворных строк объединяет элегически-сосредоточенное состояние женщин с настороженной недвижностью листвы и вечереющей глубиной парка. Все должно передать таинственную власть поэзии, сводящей в интимно-тесный круг людей и природу. Над этой идиллией застыли огромные, как снежные глыбы, облака. Их изображение не просто увенчивает устремленную ввысь вертикальную композицию. Благодаря им жанровая сценка получает символическое звучание. Холодным тонам: белому перламутру дамских нарядов с голубыми тенями, лиловому камзолу маркиза, сизоватой зелени травы и высоких деревьев - должна там, в "горних высях", противостоять чистая белизна, зажженная розовым отблеском солнца. В ходе работы сложились такие рифмы:

Складки, фижмы, девы молодые, кружева,

Пурпур яркий в строгом облаке горит,

Косы, букли, кринолины,откидные рукава.

В центре "он", затянутый в атлас стоит.

В сумерках царит повсюду тишина,

Лишь аккорды звучные родятся из тонов...

Полное задора и весенней свежести полотно! Стоял май в разгаре, белым-бело цвели сады..Поутру резкие и сочные тени от серо-голубых дощатых стен флигеля бросает на траву майское солнце. Шелковистый блеск травинок на свету. Яблони, с их крупными цветами, вроде голубовато-розовых бантов, стояли, напоминая торжественно расцветшую девичью красу. А каждая вишня была именно еще девочка, и это ее взгляд, с розоватыми ресничками тычинок, был наивно-светел. Вся она в мелком белом цвету, сплошь усыпавшем ветки, вроде кисейного кружева. И даже просветы меж ветвей ее узорны.
В один из таких "узоров", звонко смеясь, вбежала сестра Лена, ловя красный мяч, брошенный ее подружкой. Виктор старался передать яркий на солнце белый тон ограды, сизоватые тени на траве...На белые платья девочек легли отсветы - розоватые у Лены и легкие голубые у Нины. На фоне зеленого лужка - красное пятнышко мяча.
Вся картина очень напоминает картины известных французских импрессионистов.

На деревянной веранде флигеля, залитой мягким солнечным светом, Елена Мусатова, сестра художника, склонившаяся над пяльцами на фоне зелено-золотой листвы. Столько прелести в этой темноволосой головке, в лице, розовеющем румянцем, в плавных линиях, очерчивающих пышное и вместе с тем простенькое платье. Да и сам девичий тип - миловидный, нежный и простой. Его недаром будут сравнивать с пушкинской "барышней-крестьянкой".
Вся сценка полна домашнего тепла, молодой свежести и обаяния.

Красивая, "лунная" картина. Дама в старинном наряде - платье с широкими рукавами, отороченными кружевом, с брошью на груди, локоны спадают на плечи. Лунная ночь. Женщина вышла в сад и о чем-то задумалась, или размечталась. Листва деревьев выглядит кружевом, на фоне которого стоит она.
Картина написана в любимых художником сине-голубых тонах, благодаря которым все кажется нереально-волшебным.

Лето. Дом на холме, чудо вечерних облаков. Широкая, спускающаяся с холма аллея. По правому краю ее светлеет в плавном повороте дорожка. Тихо скользят в сумерках две женские фигуры. Оцепеневшие кусты белых роз окружают памятник спящего "бога любви": на высоком постаменте маленький амур дремлет стоя, склонившись на белую урну. Светлый край неба и один розовый куст отражены зеркалом водоема.
Панно должно было быть в вечерней, холодеющей, синевато-серебристой гамме. Пепельно-голубая дымка по зелени лугов. Цвет как тихий напев знакомой сказочной мелодии, где "сон по берегу ходил, дрема - по лугу...".

Таруса. Осень. Художник слышит осеннюю песню родной природы, спустившись по тропке к самой Оке. Ближе - к реке, ближе - к небесам, меж двух расступившихся золотых берез, похожих на раскрывшиеся кулисы и развесивших свои плакучие ветви. А там, над лилово-зелеными заокскими лесами, в холодеющей хмари тонким пунктиром протянулись птичьи стаи.

Есть в русской природе усталая нежность,

Безмолвная боль затаенной печали,

Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,

Холодная высь, уходящие дали...

Темные, отливающие синевой гирлянды больших дубовых листьев, подобно навесу, обрамляют вверху композицию. По контрасту с ними еще светлее кажется зеленый, залитый солнцем, луг, покрытый прозрачно нежными белыми шарами одуванчиков, с лежащими кое-где сине-зелеными тенями...
Легкий, развертывающийся слева направо неторопливый мотив движения девичьих фигур звучит на этом фоне как задумчивая музыка. Она прерывается "паузой" - зеленым полем, сиянием одуванчиком, прихотливым узором большой дубовой ветки, затем подхватывается торжественной спокойной фигурой в центре в почти однотонном, зеленовато-охристом платье. Следом мотив нарастает, убыстряется, получая предельное звучание в самой крайней фигуре справа. И наиболее богатая, мерцающая драгоценными переливами фиолетового, синего, розового, - именно в одежде этих двух фигур.
Это зарождение, замирание и быстрое развитие композиционной и цветовой мелодии совпадает со сложным движением душевного состояния героинь: от полной отрешенности девушки с ожерельем, слева - до незавершенного и почти трагического в своей безысходности порыва изображенной в профиль девушки с тяжелыми золотыми волнами волос.
В картине явно показан конфликт между двумя девушками. Как здесь объясняется ожерелье? Может быть, девушка со светлыми волосами узнала, кто подарил это ожерелье? Или она просто позавидовала. что у нее такого нет? Это нам неизвестно. Художник хотел показать силу волнующих, юношеских чувств. Это торжественное прославление земной жизни.
В картине соединены психология, декоративность и музыкальность...

Знакомый пейзаж: белый двухэтажный дом, парк, дорожка к дому. На переднем плане прогуливаются девушки. Возможно, они гуляли все вместе, но потом разделились на две группы - справа сплотились втроем против одной - слева. Что-то произошло между ними - какой-то конфликт, скорее всего, связанный с сердечными делами. Та, что слева, с веером, видно, очень удивлена, почему вдруг ее подруги от нее отвернулись? Крайняя справа, в синем платье с длинным шарфом, гордо отвернулась, скорее всего, от соперницы. Крайняя справа, в шали на плечах, тоже отвернулась, поддерживая подружку рядом с ней. И лишь девушка в центре попыталась что-то объяснить, что они не ожидали такого вероломства со стороны подруги. Но ее неловкая улыбка дает понять, что она не знает точно, кто из подруг прав.
Вечер. Небо покрылось хмурыми облаками. Деревья и кусты уже укрылись вечерним сумраком. Но последние лучи солнца еще золотят верхнюю часть здания, ложатся солнечными бликами на дорожку, на платья девушек.
Картина не выглядит грустной, невзирая на печальный сюжет. И солнце еще не зашло полностью за горизонт, и девушки еще так молоды, что их конфликт скоро забудется, а жизнь так прекрасна!

Весенний цветущий сад...Сумерки начинают сгущаться. Чувствуется аромат сирени...Белым-белы ветви вишен на фоне флигеля, порозовевшего от вечерней зари. А глубина картины уже погружается в прохладный полусумрак. Мимо расцветших деревьев по молодой траве с пушистыми шариками одуванчиков идет девушка. Она отвернулась, но именно ее взором увиден и одухотворен весь пейзаж. Как будто зарей ушедшей юности освещены стены родного дома. Задумчивый мотив звучит в природе...Не веселит солнце, если оно горит в лучах заката, и весна - грустна, если в ней память отсиявших весен...

Войди на закате, как в свежие волны, в прохладную глушь деревенского сада, -

Деревья так сумрачно-странно-безмолвны, и сердцу так грустно, и сердце не радо.

Как будто душа о желанном просила, и сделали ей незаслуженно-больно...

И в отвернувшейся от нас девичьей фигуре есть та же сладостная печаль, та же сердечная грусть...

На фоне парка с тяжелыми купами разросшихся деревьев, выступающего торца белого здания, усадебного двора, вымощенного плитами и освещенного мягким закатным солнцем, зритель видит двух женщин в светлых, старинных платьях с кринолинами. Одна - в веером в руке, ниткой жемчуга на шее - остановилась, опустив глаза и задумчиво полуобернулась к подруге. Вторая изображена в плавном наклоне. скрывающем ее лицо. Эти движения, бессознательно-грациозные, направленные друг другу и друг друга успокаивающие, эти мягкие линии делают композицию спокойной и уравновешенной.
Название картины отвечает его колориту - декоративно-приглушенному, основанному на сочетании больших цветовых пятен. Живопись напоминает как бы "вышитый блеклым шелком гобелен". Мусатов отказался от ярких контрастов солнечного дня, стремясь подчеркнуть отличие создаваемого мира от действительной жизни. Поэтому он отказывается и от живописи маслом, которая кажется ему грубой. Он использует технику, сочетающую темперу, гуашь и акварель. Отныне все лучшие работы Мусатов отличаются благородной сдержанностью, матовостью цвета, она лишена бликов.

Во второй половине сентября с набежавшей прохладой художник написал горящий ясной желтизной куст орешника. Добивался тонкой гармонии в колорите и бережно, любовно выписывал мелкий кружевной узор свесившихся над орешником высоких деревьев.

В акварельной "Весенней сказке" сияние неба, отражение облаков в воде - все курится, плывет тонким цветным туманом, перемешивается, во всем - опьяняющая легкость "утра года" и память сразу о всех былых собственных веснах. Таинственно красивы были ожившие реки - лиловые тени у берегов, зеркальные отражения.
Радостное утро. Юные игры. Две молодые подруги ловят мотыльков. Третья подбирает букет и рвет лепесточки. Светлое платье, как лепестки весенних цветов. Группа плакучих берез с прозрачными длинными ветвями...Старый бюст Горация, друга лирических лесов, задумчиво смотрит вдаль. А даль, берег парка и небо с весенними облаками отразились в реке.
Наивный и простой сюжет написан так, что весенняя природа как бы бесплотна. Осталось видение весны, ее светлые призраки, ее "дух" - стелющийся белесый пар над синей водой.

Непритязательный, но такой душевный пейзаж - вид с балкона своего дома в Тарусе. Размыты дали осенним туманом, кружа. залетают на веранду золотые листья. За серыми колоннами и балюстрадой, за розоватыми и желто-зелеными пятнами светится полоска Оки.

Художник очень бережно, трепетно любил свою сестру Лену. Автопортрет с нею он решил написать в укромном уголке сада. Виктор поставил маленький самоварный столик простой работы, но с мраморной доской. Слева водрузил цветок агавы. Лену посадил между нею и столиком. На стол подложил розы...
Все в картине продумано, во всем стремление к красоте. Колорит выдержан в очень красивых светлых и холодных сочетаниях. Вставшая плотной стеной масса зелени в солнечных бликах смело обобщена. Крупные мягкие раздельные мазки передают ощущение игры света на кустах сирени, более мелкие светло-зеленые мазочки - освещенную листву дерева в глубине, открытым голубым и синим написан затененный куст за спиной Лены. Но главное - ее воздушно-белое платье рядом с белым мрамором, отражающие синеву неба. Роза на мраморе. Роза в косах девушки.
Художник в свободной блузе, черный цвет которой пришлось записать белилами. Гордая независимость облика, романтически-проницательный, с прищуром, взгляд. И все же образ "творца" получился двойственным: смелость, вызов соединились с невольной застенчивостью. Отсюда как бы случайное возникновение его фигуры, нависшей сбоку над столиком и "срезанной" краем холста.

Радостная, жизнеутверждающая картина, написанная по мотивам произведения Лонга - "Дафнис и Хлоя".
Действие происходит в деревне на греческом острове Лесбос в Эгейском море. Там жили два пастуха, один пас коз, другой - овец, один был рабом, другой свободным. Однажды козопас увидел, как его коза кормит подкинутого ребенка - мальчика, а при нем пеленка пурпурная, застежка золотая и нож с рукояткой из слоновой кости. Козопас усыновил мальчика и назвал его Дафнисом. Прошло немного времени, и овцевод тоже увидел, как его овца кормит подкинутого ребенка - девочку, а при ней повязка, шитая золотом, золоченые туфельки и золотые браслеты. Овцевод ее удочерил и назвал Хлоей.
Шло время, оба подкидыша росли вместе. Дафнису уже 15 лет, а Хлое 13, и оба стали необыкновенными красавцами. Он пас коз, она - овец. Они дружили, резвились и везде и всегда вместе.
Однажды летом с Дафнисом случилась беда: он оступился, попал в волчью яму и чуть не погиб. Хлоя с соседом вытащили его из ямы, а потом девушка повела Дафниса к ручью вымыться. И тут впервые Хлоя увидела, как Дафнис красив, и почувствовала ранее непонятное волнение - первое волнение любви. Сосед поспорил с Дафнисом, кто из них красивее и попросил Хлою разрешить их спор. Хлоя подошла и поцеловала Дафниса - того, кто ей больше нравился. И после этого поцелуя Дафнис тоже почувствовал первое волнение любви.
Пришла осень. Настали виноградные праздники. Дафнис и Хлоя по-прежнему веселились вместе. И тут пастух им рассказал, что миром правит бог любви Эрот, и невозможно спастись от его чар.
Вот тогда Дафнис и Хлоя поняли причину своего волнения, и теперь они стали обниматься, целоваться, но дальше не заходили.
На следующее лето к Хлое стали свататься женихи. Дафнис в горе, потому что он был беден. Но однажды он нашел богатый клад и приемные родители решили поженить молодых влюбленных. Неожиданно по вещам, которые были при подкинутых детях, у них нашлись настоящие родители, к тому же и те, и другие были богаты.
Состоялась свадьба. "И тут Хлоя поняла, что все, чем они занимались с Дафнисом в дубраве, были только шутки пастушьи".
Дафнис и Хлоя жили долго и счастливо, и детей их вскармливали козы и овцы.

Группа дам на фоне тенистого парка и стены дома, освещенного солнцем, слышатся звуки цитры. Летние облака принимают фантастические формы. Все здесь художником написано с натуры, все знакомо и легко узнается. Сидящий лев и ваза - с пандуса лестницы из дома в Зубриловке. Мебель, столик, деревянный с позолотой усадебный стул, и второй - немецкой работы стул с орнаментом - из Радищевского музея. Сидящая спиной, с портретно переданным профилем - Надежда Юрьевна Станюкович, давний друг семьи Мусатовых. Задумчивая дама с веером в руках - как бы сошедшая с фотографий саратовская натурщица Домбровская.

Быть может, ни одна другая картина в русской живописи не останавливает нашего взора с такой лирически-нежной и властной силой...

По зеркалу водоема плывут прозрачные тени, скользят очарованные облака, колышутся кущи деревьев, составляя зеленое кружево. В глубокую задумчивость погружены две девушки: одна (будущая жена художника Елена Владимировна) сидит на берегу, другая (сестра Лена) застыла у самой воды, полуобернувшись к подруге. Девушки молчат, околдованные тишиной.

Мерцают сиреневые, зеленые, серые, розовые тона в голубом зеркале водоема. Глубокие синие тона платья сидящей девушки поддержаны более светлым тоном в отражении неба, а белые кружевные накидки - таким же полупрозрачным белым отраженных в воде облаков. Созвучны теплые тона лиц и каштановых волос девушек, тона берега и желтеющей на солнце прибрежной зелени. Вписываются в эту гармонию нежные фиолетово-розовые оттенки платья стоящей девушки, "розоватые и желтоватые отблески, создающие впечатление вибрации воды".

Ощущение глубокой, как бы звучащей тишины, апофеоз человеческого бытия...Настроение полотна, пожалуй, лучше всего выражают эти прекрасные тютческие строки:

Этот этюд строится как бы вокруг центра - ствола дерева - "натюрмортно" организованный узор из листвы, трав, солнечных пятен и теней, красных вспышек мака. В верхней части этюда темно-лиловая гуща сада контрастирует с остальной - солнечной. Красивое лицо Надежды Юрьевны, обрамленное темными, скульптурно-тяжелыми локонами, опущено и глаза закрыты: она совсем отъединилась от этого мира. но чувствует и знает все, что происходит вокруг. Торжественно-сияющий облик ее слит в одну гармонию с мощным, как бы "органным" звучанием идущей ввысь дворцовой архитектуры.
Слева и справа среди дам еще два образа Надежды Юрьевны. Это не "двойники" - это ее земные, живые изображения в разных душевных состояниях и в разном возрасте. Крайняя слева, она глядит прямо перед собой наивно-доверчивым взором юной девушки, и тот же наряд переливается на ней простой и естественной его расцветкой. В группе справа она стоит второй - как бы выросшая и похудевшая, со следами пережитых страданий, но все еще доверчиво шепчущая что-то молодой даме, слушающей ее с затаенно-недобрым любопытством.
Изысканно-гармоничное построение композиции оказывается пронизано "токами" человеческих чувств, тончайшим психологическим рисунком. Две живые ипостаси образа Надежды Юрьевны, как два луча, собираются и вспыхивают белым сиянием в центральной, обобщенной фигуре. А вокруг почти все, за исключением единственной высокой женщины, в которой узнаются черты жены Мусатова Елены Владимировны, глядящей на Надежду Юрьевну с нежной заботой, - все вокруг откровенно враждебны...Так было и в жизни этой прекрасной женщины. Но она, как написал Мусатов в письме к ее мужу, в моей картине всех простила - ведь она была необыкновенной женщиной, далекой от обыденной пошлости недругов...
Сам Станюкович так оценил полотно, посвященное его жене:"Реквием" - одно из чудес, одна из вершин искусства".

Что за отчаянье колеблет и сплетает туманные тела? Что за тоска ведет

Вкруг статуй, вдоль аллей, как вдоль минувших маят...

(Поль Верлен)

Блеклые, серые тона, вместо ясности летнего дня - почти безысходная тоска предрассветного часа... Вполне очевидно, что такое настроение было навеяно тем "роком" здешних мест (это старинная усадьба Голицыных в Зубриловке, где художник написал много картин), который в прекрасной усадьбе напоминал о себе на каждом шагу - и старинным родовым склепом, и памятником-часовней на месте внезапной смерти первой зубриловской хозяйки, и печальными легендами, окружившими могилу юной княжны Ольги.

Могла художника взволновать и подлинная история, случившаяся за несколько лет до того. Вся округа рассказывала о трагической гибели княжны Ольги Голицыной - красивой, всеми любимой девушки, по нелепой случайности отравленной поваром в самый день ее восемнадцатилетия. От самого повара, помилованного князем, дошли до народа подробности случившегося несчастья.

Виктор Эльпидифорович Борисов-Мусатов 1853-1902 г. Русский художник-импрессионист. Биография и картины.

Родился 2 апреля 1870 года в Саратове. Интерес к рисованию мальчик стал проявлять в самом раннем возрасте. Серьезное влияние на формирование характера Виктора оказала трагедия, которая произошла в детстве. Мальчик упал со скамейки и получил серьезную травму, сказывавшуюся на его здоровье в течение всей жизни. Вероятно, именно с этим связана некоторая замкнутость и мечтательность, присущая Борисову-Мусатову.

В 1884 году Виктор поступает в реальное училище в Саратове. Учителя замечают незаурядные художественные способности юноши. Первые навыки рисунка он получает от В.В. Коновалова, преподавателя училища. Одной из ранних картин художника, написанных в эти годы, стало полотно «Окно». Оставив училище, Борисов-Мусатов начинает всерьез заниматься живописью.

Борисов-Мусатов поступает на занятия в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, а позднее – в Академию художеств в Санкт-Петербурге. Параллельно начинающий художник пополняет свои знания, посещая мастерскую П.П. Чистякова. В 1885 году Борисов-Мусатов отправляется в Париж. Эта поездка стала важным событием в его жизни. Он изучал достижения французского искусства, знакомился с работами французских мастеров, занимался в мастерской Ф. Кормона.

Здесь же, во Франции, Борисов-Мусатов особенно увлекся идеями импрессионизма. Это отразилось на картине «Автопортрет с сестрой», написанной в 1898 году. В ней реальный мир изображен как воспоминание о прошлом. В полотне отразилось и стремление к использованию сине-зеленого колорита и вообще некоторой декоративности.

В 1901 году художник пишет картину «Весна», с которой начался новый этап в его творчестве. Это полотно акцентирует внимание зрителя не на каком-либо действии, а на цвете, музыкальности линий. Главное достоинство этой работы – совершенная гармония. В 1902 году Борисов-Мусатов создает работу «Водоем», которая становится вершиной его творчества.

В 1903 году Борисов-Мусатов женился на Елене Александровой. Эта женщина занимала важное место в жизни художника, ее он нередко изображал на своих полотнах. В 1904 году Борисов-Мусатов с семьей перебирается в Подольск. С этого момента он становится активным участником художественной жизни, сходится с литераторами-символистами, общается с молодыми художниками. Борисов-Мусатов продолжает активно заниматься и творческой работой. Свое последнее произведение «Реквием» он пишет в 1905 году.