Миф (от греч. mythos – «предание») – это форма сознания древнего человека, его попытка объяснить устройство мира , отразившаяся в сказаниях и обрядах.
Миф – основа языческой религии , т.е. веры во множество богов, каждый из которых олицетворял природное явление или был покровителем человеческого быта. Сам термин «язычество» восходит к старославянскому слову «язык» (народ).
Мифология древних славян мало изучена, т.к. в дохристианский период на Руси (т.е. до 10 века) она не была литературно обработана, а после крещения Руси в 988 году язычество стало вытесняться, и это нарушило целостность славянской мифологии. Однако многие языческие традиции не исчезли окончательно и сохранились до наших дней в обрядах, гаданиях, приметах.

Представления древних славян о мире складывались из следующих образов-символов:

1) КОСМИЧЕСКОЕ ЯЙЦО. Славяне считали, что звёздное небо окружает Землю так же, как скорлупа окружает содержимое яйца. Подобно тому, как многих людей сейчас интересует, есть ли Бог и как возник мир, так и древних славян интересовало происхождение космического яйца. Яйцо не возникает само по себе, а сносится несушкой. Следовательно, и у космического яйца должен быть свой творец. Наиболее распространённым сюжетом является сотворение мира уткой, которая плавает по безбрежному мировому океану. Иногда в роли утки выступал лебедь, гусь или курица (например, Курочка Ряба). Космическое яйцо было не простым, а золотым, и в нём заключался целый мир (украинская сказка «Катигорошек»). В одном из мифологических сказаний подробно рассказывается, как мир вышел из яйца:
Из яйца, из нижней части, вышла мать-земля сырая;
Из яйца, из верхней части, встал высокий свод небесный.
Из желтка, из верхней части, Солнце светлое явилось,
Из белка, из верхней части, ясный месяц появился;
Из яйца, из пёстрой части, звёзды сделались на небе.
Яйцо считалось символом жизни, поэтому в сказке «Василиса Премудрая» смерть, а точнее, жизнь Кощея, находится в яйце.
С этим символом связано много обрядов. Из глубокой древности идёт обычай одаривать яйцами, окрашенными в разные цвета (писанками) и величать их в священных песнопениях. На семицко-троицкие праздники жарили яичницу, обязательно глазунью, чтобы в центре было «солнце», т.е. желток. Яйца клали в храмах, закапывали в тех местах, где предполагалось строительство.
Разбить космическое яйцо обычному человеку не под силу, именно поэтому в сказке «Курочка Ряба» эту роль играет мышка (она является одним из животных восточного календаря): «Мышка бежала, хвостиком махнула – яичко упало и разбилось».

2) КОСМИЧЕСКОЕ КОЛЕСО. Слово «колесо» происходит от старославянского «коло», т.е. круг. Этимологически к слову «коло» восходят такие слова, как колесо, кольцо, околица, колодец, колобок, кольчуга. Колесо символизирует вечный круговорот в природе (солнцеворот - весна, лето, осень, зима, смена дня и ночи). Колесо – это модель Солнца: в центре круг, а спицы – лучи. С поклонением Солнцу связаны многие праздники и обряды. Например, поедание блинов на масленицу. Блин – это символ Солнца, который упоминается в святочных песнях: он такой же круглый, жёлтый и горячий. Праздник Коляда: колядовали тогда, когда начинала увеличиваться продолжительность дня, это был праздник «рождества Солнца». Хоровод символизировал движение Солнца.
С кругом в мифологии связано изготовление хлеба – бублики, баранки, калачи. Поедание этих продуктов было обрядом поклонения Солнцу. На святки во время гаданий девушки исполняли «круговые песни». Символичным было плетение венков на праздник Ивана Купалы. Изготовление всевозможных оберегов, амулетов, талисманов тоже связано с поклонением Солнцу. Солнечные знаки изображались на узорах полотенец и прялок.
Язычники строили храмы во славу богов (капища) тоже в форме круга. Эта традиция сохранена по сей день, и само слово «церковь» (а также слово «цирк») происходит от немецкого Zirkel – «круг».

3) ДЕРЕВО – это символ развития. В народном сознании берёза была символом молодости и женственности (песня «Во поле берёзка стояла»). Яблоня выступала как символ здоровья, силы и плодородия, и этот мотив сохранился в сказках «Молодильные яблоки» и «Гуси-лебеди». Дуб – дерево вечное и непобедимое (именно на дубе висит ларец, где находится смерть Кащея).
Дерево прорастало сквозь три главных мира (царства): небесный, земной и подземный. В каждом из трёх миров, через которые прорастало Древо, обитали свои боги.

Слово «бог» происходит от санскритского Bhaga, что означает «счастье, благополучие». Древние славяне, как и все язычники, поклонялись многим богам. Однако верховным богом и родоначальником славянских богов считается Род, или Раз . Его также называют прародителем мира, который создал всё живое и неживое. Не случайно корень «род» лежит в основе многих слов: народ, родина, природа, урожай, родник и др. Издревле считалось, что Род является хранителем Книги судеб (существует поговорка «Что на роду написано, того не миновать»).

НЕБЕСНЫЙ МИР олицетворяет Сварог (в переводе с санскрита svar – «небо»), которого считали повелителем небесных стихий, и прежде всего ветра. Впоследствии Сварога стали отождествлять со Стрибогом, и в науке нет единого мнения о том, разные это боги или это два имени одного бога. В «Слове о полку Игореве», написанном в конце 12 века, автор называет ветры «внуками Стрибога». В небесном мире также живут боги-мироустроители: Хорс, Дажьбог, Перун , которые являлись тремя ипостасями Солнца (именно поэтому героиня «Слова о полку Игореве» Ярославна называет Солнце «тресветлым», а в христианстве существует постулат о триедином Боге). Хорс олицетворял солнечный шар, поэтому обрядом поклонения Солнцу был хоровод. Дажьбог – олицетворение солнечных лучей и даруемого Солнцем плодородия. В древнегреческой мифологии ему соответствовал Гелиос. Перун – это русский Зевс, бог грома, грозы, молнии и огненной стихии, разъезжающий по небу на огненной колеснице. Огонь считался частицей Солнца, божьим даром, поэтому назывался священным. Долгое время у некоторых племён Перун играл роль бога войны, потому что считался покровителем князя и его дружины. Вера в Перуна была настолько сильной, что даже после крещения Руси многие продолжали ему поклоняться. Жрецами Перуна были волхвы, упоминаемые в «Песни о Вещем Олеге».

Богом плодородия, благодаря которому зёрна и плоды обретали силу и созревали, считался Ярило . Это умирающий и воскресающий славянский бог, связанный с природными циклами и сменой времён года. С "воскресением" Ярилы связывали наступление весны.

Помимо богов, в небесном мире обитали чудесные птицы . Стратим - таинственная и могущественная птица русской мифологии, прародитель всего птичьего мира, обитающая в море-океане. Стоит ей встрепенуться, и начинается буря. Она же способна укротить шторм. На ночь Стратим прячет под крыло солнце, чтобы утром вновь подарить его миру. Может спрятать под крыло и Землю, спасая её от вселенских бед.
Жар-птица олицетворяет огненно-световую стихию и закодированное в ней космическое начало Вселенной. Жар-птица прилетает она из-за синего моря из чудесной страны, где жизнь течёт по отличным от земных законам. Местонахождение той страны тоже закодировано в устойчивых сказочных образах и понятиях. Случается, что в сказках она является похитительницей чудесных яблок, но прилетает она из «тридесятого царства».
Феникс - птица, живущая много сотен лет, сжигающая себя в гнезде перед смертью. И здесь же из пепла возрождается новый Феникс. Родиной Феникса античные авторы считали Египет. В русском фольклоре известен сюжет сказки «Пёрышко Финиста Ясна Сокола», герой которой, добрый молодец-оборотень, сочетает в себе два исходных начала: 1) ясного (солнечного) сокола и 2) птицу Феникс, к которой восходит имя Финист.
Гамаюн – вещая птица с человеческим (женским) лицом. Название этой птицы произошло от слов «гам» и «гомон», поэтому она воспринималась как вещунья, глашатай, вестник древних языческих богов. Ее считали хранительницей тайн прошлого, настоящего и будущего Вселенной.
Алконост и Сирин – две райские птицы с женскими лицами. Они всегда неразлучны, поэтому часто изображались сидящими на дереве друг напротив друга. Алконост – птица радости, услышавший ее человек от восторга забывает все на свете. Сирин же – птица печали, которая своим пением зачаровывает и убивает людей. Птица Алконост (по преданию) несет яйца на морском берегу, и пока не вылупятся птенцы, стоит тихая погода. «Сирин» – русское слово, означающее сову, филина. Сова почиталась как птица мудрости.

ЗЕМНОЙ МИР располагался в кроне дерева. Здесь, согласно представлениям древних славян, обитали боги, связанные с земной жизнью человека , а также существа-полудухи. Отцом и матерью земных богов считались Лад и Лада . С их именами связаны такие слова, как «лад» (т.е. мир, согласие), «ладно». Лель – бог любви, славянский аналог древнеримского Амура. Согласно некоторым предположениям, Лель был сыном Лады. Бог-воин Семаргл изображался с семью мечами за поясом. Мокошь (или Макошь ) – богиня-мать, покровительница человеческого рода, хранительница семейного очага. Культ Мокоши восходит к эпохе матриархата, когда женщина была главой семьи в силу того обстоятельства, что именно ей отводилась роль продолжательницы рода. Велес (или Волос – от слова «вол») – покровитель пастбищ и домашнего скота. Почитание Велеса не прекратилось даже после введения христианства: ему на «смену» пришёл святой Власий. Шести наиболее значительным богам славянского «пантеона» посвящались для поклонения определённые дни недели. Например, Мокоши отводились два дня – среда и пятница, Перуну – четверг.
В земном мире обитали также полудухи .
Домовой считался покровителем дома, поэтому его было принято всячески задабривать и ласково к нему обращаться. Если домовой покидал жилище, то хозяевам неминуемо грозили несчастья. В определённые дни полагалось кормить домового кашей, оставляя её за печкой. Домовой, как и все полудухи, был невидимым. Если же человеку довелось его увидеть, то это предвещало смерть.
Кикимора – жена домового, недобрый дух крестьянской избы. Живет обычно за печкой, где скрипит и стучит, пугая маленьких детей. Любит проказничать с прялкой, вязаньем, начатой пряжей.
Банник – маленький, беззубый старикашка с длинными волосами и всклокоченной бородой, живущий в бане. Это злой дух: он может плеснуть кипятком или запарить до смерти. Задобрить банника можно, если оставить ему веник, воды в кадушке и кусочек мыла. Банник любит мыться, но делает это после всех людей (во время четвертого пара, когда моется вся нечистая сила).
Русалки - это мифологические существа в образе женщин с зелеными волосами и рыбьим хвостом, живущие в озерах, прудах. Считалось, что русалками становятся девушки, утопившиеся от несчастной любви, или умершие до свадьбы невесты. Но русалки не всегда живут в воде. Летом, когда начинает цвести рожь, они выходят на землю, качаются на ветках березы и заманивают неосторожных рыбаков и одиноких путников. Это время называется «русалочья неделя». В эту пору никто не решается ходить в лес: русалки или защекочут до смерти, или на дно утащат. Чтобы как-то задобрить русалок, девушки плетут для них венки и оставляют в лесу.
Леший – дух леса. Это старик с зеленой бородой в звериной шкуре (иногда с рогами и копытами), которому подчиняются все дикие птицы и звери. Леший умеет хохотать, аукать, свистеть и плакать, как человек, умеет подражать голосам птиц и зверей. Леший любит шутить и проказничать: напустить тумана и сбить с пути или завести в глухую чащу («Леший кружит»). Вообще, лешие - существа не злые, но 1 раз в год (4 октября) они становятся опасными: в народе говорят, что они бесятся. Люди использовали имя лешего как ругательное («Иди к лешему», «Леший тебя забери»).
Водяной – злой дух вод в образе старика с длинной седой или зеленой бородой, который обитает в речных водоворотах, в омутах или болотах. Любит он также селиться под колесом водяной мельницы, поэтому в старину всех мельников считали колдунами. Днем водяной скрывается под водой, а ночью выплывает на поверхность в виде бревна или крупной рыбы. Зная, что водяной может утопить человека или порвать рыболовные сети, мельники и рыбаки пытались его умилостивить: бросали в воду хлеб, приносили в жертву какое-нибудь животное черного цвета (кошку, собаку, петуха), а рыбаки выпускали обратно в воду первую пойманную рыбу.

ПОДЗЕМНЫЙ МИР – мир мёртвых, мир потусторонний, обиталище тёмных сил – располагался в корнях дерева. Земной и подземный миры связывал ствол: древние люди верили в тесную связь между жизнью и смертью . В сказках связь между мирами живых и мёртвых осуществляла Баба-яга – лесная старуха-волшебница, которая помогала герою пройти через царство мёртвых. Бабу-ягу издавна считали привратницей между миром мертвых и живых (не случайно у нее одна нога, как у скелета), а ее избушку – вратами в потустороннее царство. Древние загадки также отразили связь жизни и смерти: «Зимой греет, весной тлеет, летом умирает, потом оживает» (снег), «Из живого – мёртвое, из мёртвого – живое» (курица – яйцо – цыплёнок). Смерть в славянской мифологии была воплощена в образе Морены (или Мараны ), чьё имя происходило от санскритского mara - «смерть» и перекликалось с именем буддийского сатаны, бога смерти, которого звали Мара. Морена воплощала представления древних не столько о смерти отдельного человека, сколько о смертном начале в природе: смерть Солнца, света – это наступление ночи, смерть «животворных» времён года – это наступление зимы. Таким образом, Морена олицетворяла всеобщее умирание в природе, но смерть не была необратимой, ибо на смену ночи всегда приходит новый день, а после зимы наступает весна. Поэтому и сама Морена считалась смертной. Древний обряд сжигания чучела Морены (которую позже стали называть Масленицей), прыжки через костёр символизировали борьбу со смертью и тьмой. В подземном мире обитали также оборотни, упыри (вампиры) и вурдалаки.

Верили наши далёкие предки и в то, что человек кровно связан с каким-либо животным . Такая вера называлась ТОТЕМИЗМОМ. У каждого древнего племени был свой покровитель среди животных, это мог быть волк, медведь, заяц, одна из птиц и т.д. Священным животным большинства славянских племён был медведь, тайное имя которого – Бер (отсюда происходит и слово «берлога» - логово Бера) нельзя было славянам произносить вслух. Слово «медведь» было эвфемизмом, т.е. заменой запретному имени. Немцы называют медведя Baer, англичане – bear. В народных сказках медведь – существо порой глупое, но доброе и безобидное, в отличие, например, от волка или лисы.
После крещения Руси языческие праздники и обряды получили христианское толкование. Праздник рождения Солнца, отмечавшийся в конце декабря, когда начинала увеличиваться продолжительность дня, стал праздником Рождества Христова. Исконно языческий праздник Масленицы почти без изменений сохранился до наших дней как праздник встречи весны. День летнего солнцестояния, «макушки лета» – праздник Ивана Купалы – стал днём Иоанна Крестителя. Языческие представления о мире закрепились и в ряде бытовых традиций, в сюжетах сказок, легенд и песен.

Слово и миф. Мифологические существа

(русалки, лешие, домовые и др.) Заговоры.

Представления о мироустройстве, времени и пространстве

Изучение античной литературы невольно приучает к мысли, что языческая мифология - это непременно что-то вроде древнегреческих мифов с их сложными разветвленными сюжетами, богами, «героями» вроде Геракла или Ахилла и т. п. Ориентируясь на такой тип мифа, ищешь и у других народов в их мифологии человеческих персонажей и их занимательных приключений, вроде путешествия греческих аргонавтов, истории Персея и Андромеды и пр.

Между тем мифологическое сознание как таковое проявляет себя несравненно разнообразнее, чем в указанных случаях. Целостная сюжетика славянских мифов, понимаемых в вышеуказанном узком смысле, практически не сохранилась: славяне-язычники еще не имели письменности, а затем, с момента принятия христианства, церковь повела борьбу с языческими представлениями, что было мощным средством вытеснения древних мифов из народной культурно-исторической памяти.

Летописи, разнообразные проповеди и «поучения» христианских священнослужителей, направленные против язычества, и т. п. документы сохранили приводимые в основном в порядке иллюстраций осколки мифов.

Однако филологически наблюдая язык, его слова и обороты, тоже можно проникнуть в древнюю культуру, мифологию. Более того, именно здесь кроется как бы изначальный уровень мифологических представлений.

А.А. Потебня в своих трудах неоднократно вспоминал лингвиста и мифолога М. Мюллера, по выражению которого, «Мифология есть только фаза, притом неизбежная, в развитии языка, если принимать язык не за чисто внешний символ, а за единственно возможное воплощение мыслей... Одним словом, мифология есть тень, падающая от языка на мысль... Мифология в высшем смысле есть власть языка над мыслью...» .

Миф способны содержать в себе уже слово или краткое выражение. Как удачно выразился А.Н. Афанасьев, «Зерно, из которого вырастает мифическое сказание, кроется в первозданном слове». По мнению А.А. Потебни, приведшего эти слова предшественника, «наперед вероятно, что простейшие формы мифа могут совпадать со словом, а миф как целое сказание может предполагать миф как слово» .

Русские, например, привыкли к тому, что дождь идет. Это языковая метафора, но образный характер оборота в повседневном быту давно уже не осознается. Между тем у поляков дождь падает (deszcz pada). Как современные русские дети по-прежнему способны «распознать» в тянущихся из ползущей по небу тучи струях дождя длинные ноги, словно бы идущие по земле, так и древние люди, люди времен «детства человечества», уверенно делали это. С пришедшим из эпохи восточнославянского язычества представлением, что дождь идет, способен ходить, как живое существо, в первые века христианства священнослужители на Руси даже пытались бороться, но они ничего не смогли поделать с языковой стихией.

Во французском языке для выражения того же смысла по сей день используется выражение il pleut. Оно переводится на русский как «дождь идет», но буквально означает «он плачет». Кто он? Естественно, живущее на небесах божество (а с христианской точки зрения, языческий демон).

Далее Лосев так комментирует свой пример: «Здесь, можно сказать, раскрыты все карты мифологического мышления, которые в новых языках запрятаны под местоимениями 3-го лица. Так оно и есть на самом деле. Подлинный субъект безличного предложения для древнего мышления есть демон, который все еще мыслится слепо-чувственно, животно-инстинктивно, недифференцированно, который все еще остается на ступени чувственно-воспринимаемого предмета, еще не отражается полностью в мышлении, а только предполагается им безотчетно и потому не именуется и даже не может именоваться. Да и по-русски не будет ошибкой сказать, что в предложении Светает подлежащим является оно» .

Воображение древних окружало языческое божество, живущее на небе, другими небесными существами. Например, облака могли приниматься за пасущихся небесных коров, а вселяющие в людей страх черные тучи уже за кого-то другого, враждебного и злого, либо за небесные горы, - или опять-таки за коров (черных). Естественно, дождь тогда - небесное молоко.

Широко распространенное в России имя коровы Буренка, скорее всего, этимологически родственно слову «буря» (а не прилагательному цвета бурый, бурая). Что особенно интересно, по Фасмеру, слово «буря», в свою очередь, родственно в некоторых индоевропейских языках глаголу, означающему в них «мычать», «мычание» - т. е. тогда Буренка по внутренней форме, видимо, «мычащая» или «ревущая». Причем подобная консервация в современном слове древних мифологических представлений - отнюдь не редкое явление. Академик Никита Ильич Толстой (1923-1996) перечислял такие встречавшиеся ему (на Украине) сходные с Буренкой клички коров: Туча, Хмара, Гроза, Райдуга и др. Добавим сюда и часто встречающуюся коровью кличку Зорька (то есть «заря»).

А.А. Потебня подчеркивает: «Когда человек создает миф, что туча есть гора, солнце - колесо, гром - стук колесницы или рев быка, завывание ветра - вой собаки и проч., то другое объяснение этих явлений для него не существует» .

Аниматические верования вообще все в природе (камни, деревья, воду, огонь и пр.) полагали живым. Отсюда, например, поклонение деревьям. Святой Стефан Пермский уничтожил в начале XV в. некую «прокудливую березу», которой поклонялось местное племя язычников-зырян. Для славян священным деревом была сосна - кладбища до сих пор стараются располагать под соснами (как, впрочем, вообще под деревьями). К числу священных деревьев, разумеется, принадлежал и дуб.

Суть и в том, что все в мифе, сколь бы ни фантастичным оно ни было, воспринималось древними славянами как полная правда, как объективная картина окружающего мира. При мифологическом восприятии окружающего все вокруг оживает, наполняется чудесами. В этом мире чудес надо быть постоянно начеку. Лес, вода, воздух населены сверхъестественными существами, животные могут говорить и т. д. и т. п.

Соответственно это мир могучих витязей, обладающих невероятной для простого человека силой. Первые собиратели русских былин еще застали в их народных исполнителях людей с атавистическими чертами мифологического сознания.

Фольклорист А.Ф. Гильфердинг рассказывал: «Когда человек усомнится, чтобы богатырь мог носить палицу в 40 пуд или один положить на месте целое войско, - эпическая поэзия в нем убита. А множество признаков убедили меня, что севернорусский крестьянин, поющий былины, и огромное большинство тех, которые его слушают, безусловно верят в истину чудес, какие в былине воображаются... Иногда сам певец былины, когда заставишь петь ее с расстановкою, необходимою для записывания, вставляет между стихами свои комментарии, и комментарии эти свидетельствуют, что он вполне живет мыслью в том мире, который воспевает» .

Для древних славян контакт со сферой сверхъестественного был делом несомненным, ясным и простым.

Человек полагал, что в лесу должен опасаться не только хищных зверей, но и леших, водяных, берегинь, русалок и пр. Прокопий Кесарийский писал о славянах в VI в. н. э.: «Они почитают реки, и нимф (то есть русалок. - Ю.М.), и всякие другие божества, приносят жертвы всем им и при помощи этих жертв производят и гадания».

Русалка (от ст.-слав, роусалиѫ - «языческий праздник весны»; после принятия христианства он оказался на неделю раньше троицы, откуда болг. русалия - «неделя перед троицей»). Обычно русалка - дух утонувшей женщины, живущий в воде, но способный выходить на берег и даже подниматься на деревья.

Ряд мифологических существ у славян-язычников был связан с календарным циклом.

Язык весьма многогранно сохранил древнюю мифологию. Так, А.А. Потебня в своей работе «О доле и сродных с нею существах» на обширном материале показывает, что сверхъестественными духовными существами были по представлениям славян-язычников «доля» и ее антипод недоля (то есть, по-современному, «счастье» и «несчастье»). Более того, считал Потебня, «Богъ может значить подателя доли» . Отождествлять Долю с понятием судьбы вряд ли верно: как писал еще Прокопий о славянах, «судьбы они не знают и вообще не признают, что она по отношению к людям имеет какую-либо силу».

Подобно этому лихо, горе (или горе-злочастие), нужа (нужда), бѣда и т. п. тоже были не абстрактными понятиями, как ныне, a именно «человекообразными, реже зооморфическими существами» . Эти существа могли ходить по свету. Известно даже, что лихо было одноглазым. Горе вовлекало людей в пьянство, пьянствуя вместе с ними и затем тоже страдая от похмелья. В одной сказке мужик сумел заманить горе в яму и завалил его камнем, в другой запихнул нужу в сосуд и утопил в болоте. Беду люди в сказках нередко носят на своих плечах. Примерно такими же представлялись воображению людей правда и кривда, часть (участь), случай, рок и др.

Злыдни представляли собой маленькие злобные духовные существа, по поверьям, прятавшиеся за печкой и напускавшие как на дом, так и на живущих в нем людей несчастья. Украинское пожелание несчастья гласит: «Бодай вас злидни побили!»

Фигура также живущего в доме домового (или «хозяина») по языческим представлениям не столь однозначна. Славяне-язычники полагали, что он мог в зависимости от конкретных обстоятельств проявлять как враждебное, так и доброжелательное отношение к живущим в доме людям.

Злобная кикимора могла быть как домовой, так и лесной, либо болотной. Облик ее мыслился как человекоподобный (обычно безобразная маленькая старушонка).

Вурдалаки (упыри) были, по представлениям славян-язычников, оживающими по ночам мертвецами, сосущими кровь у живых людей (на Западе этого рода фантастические существа именуются «вампирами»).

Смерть человека влекла за собой у славян-язычников сложную систему обрядов. Так, погребение нередко происходило в санях (даже летом). После погребения следовало массовое ритуальное празднование (тризна), сопровождавшееся, если умер воин, магическими военными игрищами, и столь же ритуализованный по своей композиции пир (страва).

Маврикий Стратег отмечал, что после смерти мужа обычно уходила из жизни и его жена: «большинство их считает смерть своего мужа своей смертью и добровольно удушают себя, не считая пребывание во вдовстве за жизнь».

Место загробного обитания духов предков именовалось навью. Восточные славяне сооружали на могилах так называемые «домовины» - «деревянные срубные домики (1,5 x 2 м) с двускатной крышей и маленьким, в толщину одного бревна, оконцем» . В эти домики ставились различные дары умершему предку при его поминовении.

Как подмечает Л. Нидерле, «в древних русских церковных поучениях», где упоминаются славянские бани, «можно прочитать интересную вещь: народ приготавливал баню и для своих предков, что, впрочем, русский народ кое-где делает и до сих пор» .

Духи предков вообще были для людей мистическими существами особого порядка. От духов деда и бабы ждали помощи и указаний, как поступить в той или иной жизненной ситуации. Одним из самых древних духовных существ являлся род. Рожаницы помогали при рождении детей, влияли на судьбы новорожденных. С ними, их культом боролись православные священники первых веков - настолько этот культ был глубоко укоренен .

Славяне-язычники верили в собственное воскресение после смерти. Иногда они, видимо, связывали его с идеей перевоплощения. Исследовательница языческого погребального обряда приводит, например, любопытную русскую пословицу, заимствованную из словаря В.И. Даля: «Не бей собаки, и она была человеком» .

По многим данным можно почувствовать, что в сознании славян первых веков нашей эры качественная сторона превалировала над количественной, конкретное - над абстрактным. Впрочем, это достаточно распространенная черта психологии древних. Она весьма наглядно проявлялась в способах счета.

Трудно сказать, «до скольки» умели считать славяне в дописьменную эпоху . Но зато ясно, что они делали это во многом иначе, чем мы. Древний славянин легко сориентировался и сказал бы, например, что перед ним находятся три сосны, пять елей и две березы. Однако вряд ли он понял бы, чего от него хотят, если бы кто-то взялся настаивать, что все это составляет десять деревьев. Подобные обобщения путем абстрагирования совершенно автоматически делаются современными людьми, но сознание древних «работало» иначе. Для древнего человека сосна, ель, береза, дуб и пр. - были качественно разными растениями, и ему психологически трудно было поместить их в единый ряд .

Древние люди очень здраво относились к слову. Они считали само собой разумеющимся, что слово - это потенциальное дело. В их представлениях слову придавалась магическая сила. А.А. Потебня писал об этом:

«Слово есть дело... Поэтому мужскую песню прилично петь только мужчине, веснянку - только девушке, свадебную - только на свадьбе, заплачку - только на похоронах; знающий заговор соглашается сообщить его лишь посвященному, не для профанации, а для серьезного употребления» .

О значении слова для древних людей академик Федор Иванович Буслаев говорит:

«Если же во всех более или менее важных отправлениях своей духовной и даже физической жизни человек видел таинственное проявление кроющейся в нем какой-то неведомой, сверхъестественной силы, то, конечно, слово, как самое высшее, вполне человеческое и по преимуществу разумное явление его природы было для него всего обаятельнее и священнее. Оно не только питало в нем все заветные родственные симпатии к старине и преданию, к роду и племени, но и возбуждало благоговейный ужас и религиозный трепет»; «Эта цельность духовной жизни, отразившаяся в слове, всего нагляднее определяется и объясняется самим языком; потому что в нем одними и теми же словами выражаются понятия: говорить и думать, говорить и делать; делать, петь и чародействовать; говорить и судить, рядить; говорить и петь; говорить и заклинать; спорить, драться и клясться; говорить, петь, чародействовать и лечить; говорить, видеть и знать...

Наши предки чувствовали в слове «гадать» соединение двух понятий: мыслить и говорить... «гадание - съкровенъ глаголъ», то есть сокровенное слово, не только мысль вообще, но и таинственное изречение, а также ворожба, потому что гадать значит ворожить, а вместе и изрекать непонятные слова - загадывать» .

Поэтически романтизируя научную проблему, известный деятель русского символизма Вяч. Иванов писал:

«Символизм в новой поэзии кажется первым и смутным воспоминанием о священном языке жрецов и волхвов, усвоивших некогда словам всенародного языка особенное, таинственное значение, им одним открытое, в силу ведомых им одним соответствий между миром сокровенного и пределами общедоступного опыта».

По представлениям Иванова, древние «жрецы и волхвы» «знали другие имена богов и демонов, людей и вещей, чем те, какими называл их народ, и в знании истинных имен полагали основу своей власти над природой. Они... понимали одни, что «смесительная чаша» (кратер) означает душу, и «лира» - мир, и «пещера» - рождение..., что «умереть» значит «родиться», а «родиться» - «умереть», и что «быть» - значит «быть воистину», т. е. «быть как боги», и «ты еси» - «в тебе божество», а неабсолютное «быть» всенародного словоупотребления и миросозерцания относится к иллюзии реального бытия или бытию потенциальному...» .

Разумеется, в реальности многое из того, чего касается Вяч. Иванов, обстояло сложнее и вообще иначе, однако само по себе то, что многие словесные формулы древних язычников-магов спустя тысячелетия превратились в поэтические образы, - бесспорный факт. То, что ныне есть условная художественная метафора, когда-то могло быть частью колдовского заговора.

Обряды календарно-аграрного цикла в основе своей содержали языческие заговоры и различные по своей форме моления о хорошем урожае. В славянском фольклоре так называемая «календарная поэзия» вообще изначально была целиком связана с языческой магией. Колядки, веснянки, купальские, русальские, жнивные и т. п. песнопения объективно несли в себе большое эстетическое начало, но все же распевались древними людьми отнюдь не для своего художественного услаждения.

Те или иные конкретные магические функции проступают во многих идущих из древности словах и словесных выражениях с неизменным постоянством. В виде примера можно указать на следующий не лишенный интереса факт. Исследуя такой феномен языческой славянской магии, как «ограждение пространства голосом от вредоносной и нечистой силы», Н.И. Толстой говорит: «Русское чур, которое выкрикивалось для защиты от нечистой силы, создавало, по представлениям древних восточных славян, такое же огражденное пространство, о котором речь шла выше. Слово чур было бранным, матерным. Первейшей и древнейшей функцией матерщины была защита от нечисти, о чем уже имеется немалое число свидетельств» .

Заговоры и заклинания язычников содержат огромные отличия от христианских молитв. Языческие «жрецы и волхвы», разнообразные колдуны и т. п. обращались не к Богу, которого не знали, а к темным силам, душевредная суть которых не была им, к сожалению, ясна.

Не проводя никаких сравнений, здесь лишь хотелось бы указать, что в основе молитвы христианина тоже лежит вера человека в то, что из его слова может родиться дело. Более ста лет назад святой праведный Иоанн Кронштадтский записывал в своем дневнике «Моя жизнь во Христе»:

«Словесное существо! Помни, что ты имеешь начало от слова Всетворца и в соединении (через веру) с зиждительным словом, посредством веры, сам можешь быть зиждителем вещественным и духовным»; «Помни, что в самом слове заключается возможность дела; только веру твердую надо иметь в силу слова, в его творческую способность» .

Православие, как известно, не отрицает определенной действенности языческих колдовских словесных текстов, однако четко указывает, что «помощь» практикующему чародею приходит от злых сатанинских сил. Такая «помощь» таит огромную опасность:

«Кто в каком слове упражняется, - на заре христианства писал св. Петр Дамаскин, - тот получает свойство того слова, хотя этого и не видят неопытные, как видят имеющие духовность» .

Язычники (и славяне-язычники, разумеется, не составляли какого-либо исключения из этого) были беззащитны против власти самых темных сил духовного плана. Однако восточнославянский мир в конце концов вышел из-под их «контроля» в результате принятия христианства по греческому образцу.

Уже цитированная исследовательница указывает, что посмертное существование человека нередко мыслилось славянами где-то на космических просторах:

«Луна, месяц и звезды - распространенные космические знаки на средневековых югославянских надгробиях. При сравнительном анализе их раскрывается красноречивая картина устремления духа умерших в космос, пути его к небосводу, вдоль Млечного Пути, к Луне и звездам в “вечный мир”» .

Мир умерших предков мог представляться и как расположенный где-то в недрах земли. При этом «Независимо от подземного или космического расположения, как и за горизонтом, за морем природа его представляется некоторым подобием земной» .

На идею воскресения людей после смерти славян-язычников наводила неизменно повторяющаяся смена природных циклов. Казалось, время идет по замкнутому кругу. Люди всю жизнь наблюдали, как природа умирает зимой (облетают листья с деревьев, желтеет и сохнет трава и т. д.), но затем возрождается (вновь зеленеют деревья и трава снова рождается). Это естественно вызывало надежду на то, что с людьми происходит нечто аналогичное.

Небезынтересно, сколько времен года усматривали, следя за природными изменениями, древние славяне. Л. Нидерле писал: «Славяне различали четыре времени года: зиму, яръ - весну, лето, есень - осень...» . Н.И. Толстой был более осторожного мнения, указывая, что «в нашем распоряжении имеется множество этнографических данных о том, что славяне в древности, а в сельских, деревенских краях почти до наших дней, делили год не на четыре, а только на два больших годовых отрезка - лето и зиму . <...> Таким образом, архаическая народная система членения «круглого» года не совпадает с общепринятой и известной нам системой» .

Сутки делились древними славянами пополам - на день и ночь (день, видимо, мистически соответствовал в их языческих обрядах лету, а ночь зиме). День мог также делиться на две половины на основе наблюдения за солнцем, поднимающимся от восхода до точки зенита и затем опускающегося из зенита к линии горизонта (часы стали различать лишь в позднейшие времена). Активизация злых духов предполагалась не только в полночь, но и в полдень, «в очень опасное время суток», по выражению Н.И. Толстого. О полуденных злых духах Н.И. Толстой писал: «Нечисть, появляющаяся в этот миг, имеет даже свое особое название. У русских это женская особь полу дница - страшная, уродливая или, наоборот, очень красивая женщина, появляющаяся на полях ровно в полдень в период цветения и созревания хлебов, и мужская особь полу денник, представляющий опасность для малых детей. В Полесье полу дзенник - призрак умершего неестественной смертью, страшный, черный человек, появляющийся в полдень. На Гомельщине (с. Великое Поле, Петриковск. р-н) детей не пускают в полдень на реку, «чтобы полуденник не утащил», т. е. водяной, появляющийся в полдень... (Далее Н.И. Толстой на примерах демонстрирует «общеславянский характер этого персонажа». - Ю.М.) <...> Полдень длится очень недолго, в сущности один миг, и в этот миг полудница или полуденник может, по народным представлениям, сразить человека, затем угроза исчезает, в то время как полночь со всеми ее опасностями - лишь начало глухого периода ночи, который длится до первых петухов»

Ибн-Фадлан был свидетелем и похорон знатного «руса», с которым согласилась погибнуть одна из его наложниц. После ряда ритуальных приготовлений ее задушили, одновременно поражая кинжалом, положили вместе с покойником в ладью и затем ладью сожгли.

Это также мало похоже на обычаи славян. Как точно пишет Л. Нидерле, «У славян погребения в ладьях очень редки, и если встречаются, то только на востоке... под влиянием скандинавских русое (то есть варягов. Курсив мой. - Ю.М.)» (Нидерле Л. Славянские древности. М., 2000. С. 230).

Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М., 1988. С. 91.

Нидерле Л. Славянские древности. С. 213.

Подробный анализ проблематики, связанной с культом рода и рожаниц, Дается в трудах историка академика Б.А. Рыбакова. См.: Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1981.

Велецкая Н.Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов. М., 1978. С. 16.

В старославянском языке простые количественные числительные имелись от одного до десяти; дальше шло съто, а также слова тьма («десять тысяч»; по А. Фасмеру, калька тюркского tuman «десять тысяч, мгла») и несвъвѣда («неизвестное количество»).

С этим фактом столкнулись в XX в. исследователи, изучавшие сохранившиеся на планете архаические культуры - например, аборигенов Австралии, гренландских эскимосов, а в СССР представителей таежных дальневосточных народов.

Примат качества над количеством по сей день сохраняется в сознании детей дошкольного возраста, которое вообще в зачаточной форме сохраняет множество праисторических навыков. Затем школа начинает активно подавлять соответствующие представления, вырабатывая в детях необходимые им в современном обществе навыки абстрактного мышления.

Например, детям в младших классах систематически предлагаются задачи наподобие «Разделите четыре яблока между тремя мальчиками». При этом предполагается, что «правильный ответ» - каждому мальчику надо дать по одной целой и одной трети яблока. Между тем в реальности яблоки не бывают одинакового размера, и дети разделили бы их по-разному в зависимости от конкретной ситуации (возможно, например, одно очень большое: тогда в реальной жизни его придется разрезать пополам и дать двоим, а третьему выдать все оставшиеся маленькие, и т. п.). Так и от древних славян реальная жизнь требовала совсем иной «математики», чем привычная нам, ориентированная на абстракции.

Там же. С. 26.

Нидерле Л. Славянские древности. С. 454.

Толстой Н.И. Очерки славянского язычества. С. 27, 30.

Толстой Н.И. Очерки славянского язычества. С. 34-35.

Древнейшая история восточных славян, подробности их быта и верований окончательно еще не выяснены историками, разнообразные стороны жизни и многие факты не установлены. Все сведения о древних славянах извлечены из скудных строк исторических и географических сочинений, принадлежащих древнеримским и византийским авторам, а также летописям более позднего христианского периода, которые создавались, конечно, не с целью описать языческие мифы.

На некоторые события пролили свет археологические находки, но их истолкование порой вызывает множество мнений и точек зрения. На малую каплю твердого знания приходится по целому океану предположений и догадок. Таким образом, ранняя история и культура восточных славян не менее загадочна и таинственна, чем история Атлантиды. Именно поэтому меня привлекла тема

Мне захотелось изучить эту сторону нашей многогранной истории, углубиться в тему и обратиться к истокам нашего далекого прошлого.

Изучив материалы по данной проблеме, я убедился, что восточные славяне оставили нам величайшее духовное наследие, и, возможно, в своем поклонении и единении с природой они были даже выше и разумнее нас - "царей" всего живого. Древняя религия предков, которую некоторые считают забытой, до сегодняшнего дня продолжает жить в наших обычаях. А ведь именно в этих обычаях коренится наше мировоззрение. Следовательно, чтобы лучше понять все происходящее сейчас, необходимо изучить и проанализировать наше прошлое...

1. Представление о земном устроении

Известия летописей, находки археологов, записи старинных поверий и обычаев позволяют буквально по крупицам воссоздать сложную и оригинальную религиозную систему восточных славян.

Представления славян-язычников о земном устроении были очень сложны и запутаны.

Ученые-славяноведы пишут, что он казался им похожим на большое яйцо, в мифологии некоторых соседних и родственных народов это яйцо было снесено "космической птицей". У славян же сохранились отголоски легенд о Великой Матери- родительнице Земли и Неба, праматери Богов и людей. Имя ее было Жива, или Живана. Но о ней известно не много, потому что, судя по легенде, она удалилась после рождения Земли и Неба.

Посредине славянской Вселенной, подобно желтку, расположена сама
Земля. Верхняя часть "Желтка" - наш живой мир, мир людей. Нижняя "исподняя" сторона - Нижний Мир, Мир Мертвых, Ночная Страна. Когда там день, у нас царит ночь. Чтобы попасть туда, надо пересечь Океан-море, окружившее Землю.
Или прорыть колодец насквозь, и камень будет падать в этот колодец двенадцать дней и ночей. Как ни удивительно, но, случайность это или нет, древние славяне имели представление о форме Земли и смене дня и ночи.

Вокруг Земли, подобно яичным желткам и скорлупе, расположены девять небес (девять - трижды три - священное число у самых разных народов). Вот почему мы до сих пор говорим не только "небо", но и "небеса". Каждое из девяти небес славянской мифологии имеет свое собственное предназначение: одно - для Солнца и звезд, другое - для Месяца, еще одно - для туч и ветров. Седьмое по счету наши предки считали "твердью", прозрачным дном небесного Океана. Там хранятся запасы живой воды, неиссякаемый источник дождей. Вспомним, как говорят о сильном ливне: "разверзлись хляби небесные". Ведь "хлябь" - это морская бездна, водный простор. Мы все еще многое помним, только не знаем, откуда эта память и к чему она относится.

Славяне считали, что на любое небо можно попасть, взобравшись по
Мировому Древу, которое связывает между собой Нижний Мир, Землю и все девять небес. По мысли древних славян, Мировое Древо похоже на огромный раскидистый дуб. Однако на этом дубе зреют семена всех деревьев и трав. Это дерево было очень важным элементом древнеславянской мифологии - оно связывало все три уровня мира, простиралось своими ветвями на четыре стороны света и своим состоянием "состоянием" символизировало настроение людей и Богов в различных обрядах: зеленое дерево означало достаток и хорошую долю, а засохшее символизировало уныние и использовалось в обрядах, где участвовали злые Боги.

А там, где вершина Мирового Древа поднимается над седьмым небом, в
"хлябях небесных" есть остров. Остров этот называли "ирием" или "вирием".
Некоторые ученые полагают, что от него происходит теперешнее слово "рай", так прочно связанное в нашей жизни с христианством. А еще ирий называли островом Буяном. Этот остров известен нам по многочисленным сказкам. И на том острове живут прародители всех птиц и зверей: "старший волк", "старший олень" и т.д.

Славяне полагали, что именно на небесный остров улетают осенью перелетные птицы. Туда же возносятся души зверей, добытых охотниками, и держат ответ перед "старшими" - рассказывают, как поступили с ними люди.
Соответственно, охотник должен был благодарить зверя, позволившего взять свою шкуру и мясо, и ни в коем случае не издеваться над ним. Тогда "старшие" скоро отпустят зверя назад на Землю, позволят снова родиться, чтобы не переводились рыба и дичь. Если же человек провинился - не оберется беды… (Как мы видим, язычники отнюдь не считали себя "царями" природы, которым позволено грабить ее как угодно. Они жили в природе и вместе с природой и понимали, что у каждого живого существа не меньше права на жизнь, чем у человека.)

2. Уровни славянской мифологии

Славянская мифология имела три уровня: высший, средний и низший.

На высшем уровне располагались Боги, чьи "функции" были наиболее важны для славян и которые участвовали в самых распространенных сказаниях и мифах. Это Сварог (Стрибог, Небо), Земля, Сварожичи (дети Сварога и Земли - Перун, Даждьбог и Огонь).

К среднему уровню могли относиться божества, связанные с хозяйственными циклами и сезонными обрядами, а также боги, воплощавшие целостность замкнутых небольших коллективов: Род, Чур у восточных славян и т.п. Возможно, что к этому уровню относилось и большинство женских божеств, обнаруживающих близкие связи с коллективом, иногда менее уподобленных человеку, чем боги высшего уровня.

На низшем уровне находились различные узкоспециализированные существа, менее уподобленные человеку, чем Боги высшей ступени. К ним относились домовые, лешие, русалки, упыри, банники (баенники) и т. д.

С обозначением доли, удачи, счастья, вероятно, было связано и общеславянское слово "Бог": можно сравнить слова "богатый" (имеющий бога, долю) и "убогий" (противоположное значение), в украинском языке — небог, небога — несчастный, нищий. Слово "Бог" входило в имена различных божеств —
Даждьбог, Чернобог и другие. Славянские данные и свидетельства других наиболее древних индоевропейских мифологий позволяют видеть в этих наименованиях отражение древнего слоя мифологических представлений праславян.

Для наглядности можно изобразить схему уровней Богов славян:

3. Верховные Боги славян
3.1. Мать Земля и Отец Небо

Древние славяне считали Землю и Небо двумя живыми существами, более того — супружеской парой, чья любовь и породила всё живое на свет. Бога
Неба, Отца всего сущего, называют Сварогом. Это имя восходит к древнему слову, означающему «небо», а также «нечто сияющее, блестящее». Учёные отмечают, что другое имя Неба было Стрибог— в переводе на современный язык
«Отец-Бог». Легенда рассказывает, что некогда Сварог подарил людям кузнечные клещи, научил выплавлять медь и железо, а прежде, по представлениям славян, — и это очень похоже на современные представления — на Земле царил каменный век, люди пользовались палицами и камнями. К тому же Сварог установил самые первые законы, в частности, велел каждому мужчине иметь только одну жену, а женщине — одного мужа. В «Слове о полку Игореве»
— знаменитом памятнике словесности, созданном в конце XII века, — среди богатейшей языческой символики можно найти иносказательное название ветров:
«Стрибожьи внуки». Значит, ветры считались внуками Неба.

Землю мы до сих пор называем Матерью, и это трудно оспорить. Только далеко не всегда люди обращаются с ней, как положено почтительным детям.
Язычники же относились к ней с величайшей любовью, и все сказания говорят, что Земля платила им тем же. В одной из былин героя предостерегают, чтобы не сражался с таким-то богатырём, потому что он непобедим— «его Земля- Матушка любит»...

Десятого мая справлялись «именины Земли»: в этот день её нельзя было беспокоить — пахать, вскапывать. Земля была свидетельницей торжественных клятв; при этом её касались ладонью, иногда вынимали кусок дёрна и возлагали себе на голову, мистическим образом делая ложь невозможной.
Считалось, что Земля не станет носить лжеца.
Некоторые ученые считают, что Богиню Земли звали Макошь (впрочем, другие, не менее авторитетные, с ними яростно спорят.) Можно попробовать рахобрать слово по составу. «Ма-» — означает мать, мама. Что же означает "кошь"?
Вспомним слова "КОШелек", где хранится богатство, "КОШара", куда загоняют живое богатство — овец. "КОШевым" называется предводитель казаков, "КОШем" ещё называли жребий, судьбу, счастье. А также и короб, большую корзину, куда складывают собранный урожай — земные плоды, а ведь именно он составлял богатство, судьбу и счастье древнего человека. Вот и получается: Земля-
Макошь — Всеобщая Мать, Хозяйка Жизни, Дарительница Урожая.

3.2. Даждьбог Сварожич

Древние славяне считали Солнце, Молнию и Огонь — два небесных Пламени и одно земное— родными братьями, сыновьями Неба и Земли.

Бога Солнца называют Даждьбогом (или, в другом произношении, Дажьбогом). Имя его происходит не от слова "дождь", как иногда ошибочно думают. "Даждьбог" значит — "дающий Бог", "податель всех благ". Славяне верили, что Даждьбог ездит по небу на чудесной колеснице, запряжённой четвёркой белых златогривых коней с золотыми крыльями. А солнечный свет происходит от огненного щита, который Даждьбог возит с собой. Ночью Даждьбог с запада на восток пересекает нижнее небо, светя Нижнему Миру.
Дважды в сутки (утром и вечером) он пересекает Океан на ладье, запряжённой водоплавающими птицами — гусями, утками, лебедями. Поэтому наши предки приписывали особую силу оберегам (это слово происходит от глагола "беречь", "оберегать" и обозначает амулет, талисман) в виде утки с головой коня. Они верили, что Бог Солнца поможет им, где бы он ни находился — в Дневном Мире или в Ночном, и даже по дороге из одного в другой. В "Слове о полку Игореве" русские люди названы "Дажьбожьими внуками" — внуками Солнца. Хотя повествуется там о событиях, происшедших без малого через двести лет после официального принятия христианства. Это показывает, что влияние язычества сохранялось еще очень долго даже в условиях христианства, а некоторые элементы язычества глубоко вошли в русское православие.

Утренняя и Вечерняя Зори считались сестрою и братом, причём Утренняя Заря была Солнцу женой. Каждый год, во время великого праздника летнего солнцестояния (ныне известного как Иванов день), торжественно праздновался их брак.

Славяне считали Солнце всевидящим оком, которое строго присматривает за нравственностью людей, за справедливым соблюдением законов. Недаром во все времена преступники ожидали наступления ночи, скрываясь от правосудия — не только земного, но и небесного, а затмение в том же самом "Слове и полку
Игореве" принимается за страшное знамение.

А священным знаком Солнца с незапамятных времён был... Крест! Его нетрудно увидеть, если посмотреть, прищурясь, на Солнце. Не потому ли христианский крест, так похожий на древнейший языческий символ, и прижился столь хорошо на Руси? Иногда Солнечный Крест обводили кружочком, а иногда рисовали катящимся, как колесо солнечной колесницы. Такой катящийся крест называется свастикой. Она бывала обращена в одну или другую сторону, смотря по тому, какое Солнце хотели изобразить - "дневное" или "ночное". Между прочим не только в славянских легендах колдуны, творя свои заклинания, ходят "посолонь" (то есть по Солнцу) либо "противосолонь", в зависимости от того добрым или злым будет их волшебство. К сожалению, свастика была использована в фашистской символике и у большинства людей вызывает теперь отвращение, как фашистский знак. Однако в древности она весьма почиталась и была распространена от Индии до Ирландии. Часто встречается она и на древнерусских украшениях, найденных археологами. Ее можно увидеть даже в орнаменте и узорах на одежде в Рязанском краеведческом музее. Что же касается «фашистского знака», нетрудно убедиться, что он изображает именно
"ночное" Солнце, катящееся по внутренней стороне нижнего неба. Таким образом, настоящим предметом "поклонения" фашистских мистиков оказывается не Солнце, а скорее его отсутствие — ночной мрак.

Интересна трактовка свастики в буддийской традиции. Она называется
"мандзи" и считается символом совершенства. Вертикальная черта указывает на взаимосвязь Неба и Земли, горизонтальная — на борьбу извечных противоположностей Инь и Ян, сущности которых мы здесь рассматривать не будем. Что же касается поперечных штрихов, — если они направлены влево, то этим, с точки зрения буддистов, олицетворяется движение, мягкость, сострадание, добро; вправо—твёрдость, постоянство, разум и сила. Таким образом, две разновидности мандзи дополняют друг друга: любовь и сострадание беспомощны без силы и твёрдости, а бездушный интеллект и сила без милосердия ведут лишь к умножению зла. В общем, "добро должно быть с кулаками", но—именно Добро.

3.3. Перун Сварожич

Перун — славянский Бог Грозы, Бог грома и молнии. Славяне представляли его себе немолодым разгневанным мужем с рыже-золотой клубящейся бородой. Сразу отметим, что рыжая борода — непременная черта
Бога Грозы у самых разных народов. В частности, рыжебородым считали своего
Громовержца (Тора) скандинавы, соседи и родственники славян по индоевропейской семье народов.

Волосы же Бога Грозы уподоблялись грозовой туче. Скандинавские сказания отмечают, что разгневанный Тор "потрясал волосами". Какого цвета были волосы у Тора, определённо не сказано, а вот у славянского Перуна они действительно как грозовая туча — черно-серебряные. Недаром изваяние
Перуна, стоявшее некогда в Киеве, описано в летописи так: "Голова серебряна, ус злат". Славяне видели своего Бога мчащимся среди туч верхом на коне либо в колеснице, запряжённой крылатыми жеребцами, белыми и вороными. Между прочим, сорока была одной из птиц, посвящённых Перуну, именно из-за своей черно-белой окраски.

Имя Перуна очень древнее. В переводе на современный язык оно означает
"Тот, кто сильно бьёт", "Разящий". Некоторые учёные усматривают связь имени
Бога Грозы с такими словами, как "первый" и "правый". Что касается
"первого", то Перун действительно был главнейшим Богом в языческом пантеоне
Киевской Руси и, вероятно, старшим сыном Сварога. Не лишено смысла и сближение его имени с "правым": Перуна наши предки считали учредителем нравственного закона и самым первым защитником Правды.

Отчаянно гремит по неровностям туч несущаяся Перунова колесница — вот откуда гром, вот почему он "прокатывается" по небесам. Впрочем, на этот счёт бытовали разные мнения. Ещё говорили, что гром и молния — эхо и отблеск ударов, которыми Перун награждает Змея Велеса, стремящегося ограбить Богов и людей — похитить Солнце, скот, земные и небесные воды. А в отдалённой древности полагали, что на самом деле гром — это "клич любви" на празднике свадьбы Неба с Землёй: известно же, как хорошо всё растёт после грозы... Согласно некоторым источникам, молнии у Перуна были двоякого рода: лилово-синие, "мёртвые", разящие насмерть, и золотые, "живые", созидающие, пробуждающие земное плодородие и новую жизнь.

Давно замечено, как чист и свеж воздух после грозы. Славяне-язычники и этому нашли объяснение. Всё дело в том, говорили они, что нечистая сила в страхе разбегается перед гневом Перуна, прячется в норы и долго ещё не смеет показаться наружу.

Перун, в большой степени "ответственный" за плодородие, имеет особое отношение к хлебу. Сохранилась легенда о том, как некая женщина отправилась в поле работать в праздник Перуна (20 июля), чего по обычаю делать было нельзя. Рассердившийся Перун сдержал поначалу свой гнев. Но когда ребёнок, оставленный на меже, обмарал пелёнки и мать вытерла его пучком хлебных колосьев (по другой версии, осквернению подвергся кусок печёного хлеба), поднялся вихрь и унёс в тучу весь урожай. Часть его всё-таки удалось отмолить обратно, но "стоколосым" (по сотне колосьев на каждом стебле) хлеб никогда уже больше не был...

С громом небесным связана и легенда о происхождении жемчуга. Славяне считали, что он зарождается из отражения молнии, запечатленной в глазах моллюска-жемчужницы в момент, когда тот испуганно захлопывает створки раковины при виде грозы...

Оружием Перуна первоначально были камни, в дальнейшем — каменные топоры и наконец — золотая секира: Боги "прогрессировали" вместе с людьми.
Топору — оружию Громовержца — с глубокой древности приписывалась чудесная сила. Топором ударяли по лавке, на которой кто-нибудь умер: полагали, что тем самым будет "подсечена" и изгнана Смерть. Топор крест-накрест перебрасывали через скотину, чтобы она не болела и хорошо плодилась.
Топором чертили над больным Солнечный Крест, призывая на помощь сразу двоих братьев-Богов. А на лезвиях топоров часто выбивали символические изображения Солнца и Грома. Подобный топор, всаженный в дверной косяк, был неодолимым препятствием для злой нечисти, стремящейся проникнуть в человеческое жильё. Не перечесть обычаев и поверий, связанных с топором.
Даже всем известный «куриный бог», камешек с отверстием посередине, который заботливые хозяева посейчас стараются повесить в курятнике, — не что иное, как воспоминание о древнем каменном топоре, одном из символов языческого Бога Грозы...

Другой символ Перуна — так называемый громовый знак, похожий на колесо с шестью спицами. Учёные полагают, что древние люди использовали здесь форму снежинки, ведь святилища Перуна устраивались как можно ближе к тучам и Небу — на самых возвышенных местах, где раньше всего появляется снег. Этот знак до сих пор можно видеть на избах старой постройки. Его резали и для красоты, и из чисто "практических" соображений — в качестве громоотвода...

Когда у славян появились князья и боевые дружины, Перуна стали считать покровителем воинов. Поэтому некоторые исследователи теперь пишут, будто Перун — исключительно "дружинно-княжеский" Бог, вовсе не популярный среди простого народа. Вряд ли это было действительно так! Ведь гроза — не только небесная битва, она необходима и пахарю, ждущему урожая. А главный подвиг Перуна как раз и состоял в том, что он вернул Земле плодородие, вернул Солнце и дождь.

Перуну было посвящено животное — дикий тур, огромный, могучий лесной бык. К сожалению, в дикой природе последний тур был убит ещё в 1627 году и до наших времён дожили лишь прирученные потомки туров - домашние быки и коровы. Тур был куда агрессивнее самого злого домашнего быка. Хищные звери против него были бессильны, а у людей охота на тура считалась подвигом.
Люди верили, что Перун, гуляя по белому свету, охотно принимает облик лесного быка. А 20 июля (в праздник Перуна) туры якобы сами выбегали из леса и позволяли себя заколоть для священного пира. Позже, когда люди прогневали чем-то Богов, туры перестали появляться, и по деревням специально откармливали жертвенных быков. Эта традиция ещё в прошлом веке неукоснительно соблюдалась во многих местах. Только теперь языческий пир устраивали возле церкви, и христианский батюшка его освящал.

Было у Перуна и своё дерево — дуб, был и любимый цветок, который в
Болгарии до сих пор зовут "перуникой". У него шесть лилово-голубых лепестков (громовой знак), поросших золотистыми волосками (молния). Он расцветает весной, когда гремят первые грозы. Этот цветок ирис — по- гречески "радужный".

Святилища Перуна устраивались под открытым небом. Они имели форму цветка; в тех святилищах, что раскопаны археологами, "лепестков" обычно восемь, но в древнейшие времена, по мнению учёных, их было шесть.
"Лепестки" представляли собой ямы, в которых горели неугасимые священные костры. Посередине ставилось скульптурное изображение Бога. Иногда говорят, что древние славяне верили в идолов. Но это всё равно что утверждать, будто христиане верят в иконы. Перед изображением Бога помещался алтарь, обычно в виде каменного кольца. Туда складывали приношения, проливали жертвенную кровь: чаще всего — животную, а если народу грозило серьёзное несчастье — то и человеческую. Жизнь во все времена считалась священным даром Богов: человеческое жертвоприношение было чрезвычайным, исключительным актом. И надо ещё учитывать, что, по сюжетам некоторых кинофильмов и художественных произведений, человек, назначенный в жертву, вовсе не обязательно заливался горькими слезами и пробовал убежать. Жертвы бывали и добровольными: человек уходил к Богам, чтобы поведать им о нуждах своего народа, попросить помощи, отвести беду — как мы бы теперь выразились, "закрывал собой амбразуру", т. е. совершал чтимый подвиг...

После принятия христианства Перун не был забыт. Здесь сказано лишь о немногих обычаях, дошедших до наших дней; на самом деле их великое множество. Когда Православная Церковь запретила молиться прежним Богам, и святилища были разрушены с той же ненужной жестокостью, с какой спустя почти тысячу лет воинствующими атеистами были разрушены церкви. Однако учёные говорят, что христианство не только "громило" язычество, но и пыталось мирно ужиться с ним, подчинив своей иерархии ценностей. Не случайно особо острые конфликты происходили всё-таки редко, ибо со временем возникал своего рода симбиоз. В частности, приняв крещение, вчерашние язычники продолжали чтить старых Богов, только под новыми именами. Вот и Перун "передал" многие свои качества Илье Пророку, одному из самых почитаемых христианских святых. Другой "наследник" Бога Грозы — святой Георгий, змееборец, который и в наши дни мы видим на гербе Москвы.

3.4. Огонь Сварожич

Третьим братом Солнца и Молнии, третьим сыном Неба и Земли был Огонь.
До сих пор мы говорим об "огне родного очага" — хотя у большинства дома не очаги, а газовые или электрические плиты. В древние же времена Огонь был поистине центром того мира, в котором проходила вся жизнь человека, да и после смерти его тело нередко ожидал погребальный костёр. В глубочайшей древности Огонь отгонял прочь тьму, холод и хищных зверей. Позже — собирал вкруг себя несколько поколений рода — большую семью, символизируя её нераздельную общность.

Во время трапезы Огонь угощали первым и лучшим кусочком. Любой странник, совсем чужой человек, становился "своим", стоило ему обогреться у очага. Его защищали, как родного. Нечистая сила не смела приблизиться к Огню, зато Огонь был способен очистить что-либо осквернённое. Огонь был свидетелем клятв, и вот откуда обычай прыгать парами через костры: считалось, если парень и девушка сумеют перелететь через пламя, не расцепив рук, — стало быть, их любви суждена долгая жизнь.

Как звали Бога Огня? Некоторые учёные полагают, что западные славяне, жившие по южному берегу Балтийского моря, называли его Радогостем (Радигостом). У этих исследователей есть серьёзные доказательства, а у их не менее авторитетных соперников — опровержения, так что решающее слово пока не сказано. Вероятнее же всего, имя Бога Огня было настолько свято (ведь этот Бог обитал не где-нибудь на седьмом небе, а непосредственно среди людей), что его старались пореже произносить вслух, заменяли иносказаниями. А с течением времени оно просто забылось... Это произошло точно так же, как и было забыто настоящее название медведя: люди старались называть сильных и опасных зверей иносказательно (применительно к медведю - "косолапый", "бурый"). Вот и слово "медведь" означает "ведающий медом" - "любящий мед". Настоящее его наименование, по-видимому, навсегда утеряно.

Зато не забылось великое множество примет и поверий, связанных с Огнём. В присутствии Огня считалось немыслимым выругаться: «Сказал бы тебе... да нельзя: печь в избе!»

Русская сваха, явившаяся сватать невесту, непременно протягивала руки к печи, грея ладони, в какое бы время года это ни происходило: тем самым она призывала Огонь себе в союзники, заручалась его поддержкой. Новобрачную молодой муж торжественно обводил трижды вокруг очага. А если в момент рождения ребёнка Огонь неожиданно угасал, то в этом видели верный признак рождения будущего злодея. И вот, наконец, почему перед новобрачными разбивают тарелку ("На счастье"), а прежде разбивали горшок, только что побывавший в Огне: «Сколько кусочков, столько бы и сыночков!». Теперь чаще всего не помнят смысла этого действия.

Особую священную силу приписывали Огню, полученному самым первобытным способом — трением. Почему же всё древнейшее пользовалось таким почётом, да и в наши дни ещё пользуется? Дело в том, что всем наиболее древним обычаям, приёмам и ухваткам, как считалось, праотцы и праматери ныне живущих людей научились непосредственно у Богов. Вспомним кузнечные клещи и плуг, "упавшие с небес", или "первые" законы! Соответственно, весь последующий технический и социальный прогресс был отчасти искажением прадедовской "божественной" мудрости, выше которой, по мнению древних людей, ничего не могло быть.

Так вот, Огонь, добытый трением, считался «чистым», не соприкоснувшимся ни с какой скверной. Зажиганием такого Огня всякий раз отмечали наступление нового года. При этом полагали, что все грехи прошлого остаются в минувшем году вместе с угасшим старым Огнём: таким образом, каждый год миру даётся шанс возродиться, сделаться добрее и лучше. Отметим попутно, что начало нового года на Руси неоднократно переносилось, его праздновали то в марте, то в сентябре, но одним из древнейших ученые всё же признают Новый год, справляемый в дни зимнего солнцеворота, 22-23 декабря.

С Огнем славяне-язычники связывали и возникновение людей. По некоторым сказаниям, Боги сотворили Мужчину и Женщину из двух палочек, между которыми возгорелся Огонь — самое первое пламя любви... По другой из легенд Перун и Огонь соревновались в меткости, и в момент, когда пламя и молния, ударили в одну точку. неожиданно для самих Богов появились первые люди.

И это далеко не всё, что можно сказать об Огне. Ярких примеров современных традиций, пришедших к нам их глубокой древности великое множество. Откуда, например, появилась наша «ватрушка»? Это от Древнего слова «ватра», то есть «очаг».

4. Другие Боги древних славян

4.1. Род и Рожаницы

Уже говорилось, что светлый ирий считался у древних славян источником всяческой жизни, прародиной растений, птиц и зверей. Были и Боги, особо
«ответственные» за процветание и приплод всего живого в природе, а также за преумножение рода людского, за брак и любовь между людьми. Это — Род и
Рожаницы, упоминаемые в древнерусской литературе.

Учёные давно спорят о том, насколько важную роль отводили славяне
Богу по имени Род. Некоторые утверждают, что это мелкое «семейное» Божество вроде Домового. Другие, наоборот, считают Рода одним из самых важных, верховных Богов, принимавших участие в создании Вселенной: согласно верованиям древних славян, именно он посылает с небес на Землю души людей, когда рождаются дети. Кроме того, исследователи предлагают обратить внимание, сколько важнейших слов происходит от корня "род", созвучного имени этого Бога: РОДня, уРОЖай, РОДина, приРОДа.

О Богинях Рожаницах говорят обычно во множественном числе. В древних рукописях о них сказано кратко, лишь упомянуты хлеб, мёд и "сыр" (раньше этим словом обозначали творог), которые приносили им в жертву. Впрочем, рукописи были составлены деятелями православия, так что в них трудно найти подробные и точные описания. Однако современные учёные, обработав большой археологический, этнографический, языковедческий материал, обратившись к сведениям, касающимся соседних народов, пришли к выводу, что Рожаниц было две: Мать и Дочь.

Рожаница-Мать связывалась славянами с периодом летнего плодородия, когда созревает, тяжелеет, наливается урожай. Древние славяне дали ей имя
Лада, и с ним связано, пожалуй, не меньше слов и понятий, чем с Родом. Все они имеют отношение к установлению порядка: "ЛАДить", "наЛАЖивать" и т. д.
Порядок при этом мыслился в первую очередь семейный: "ЛАДа", "ЛАДо" — ласковое обращение к любимому супругу, мужу или жене. «ЛАДины» — свадебный сговор. Болгарское «ЛАДуванье» — гадание о женихах. Но сфера деятельности
Лады отнюдь не ограничивается домом. Некоторые исследователи признают
Великую Ладу матерью двенадцати месяцев, на которые делится год.

У древних славян была Богиня по имени Леля — дочь Лады, младшая
Рожаница. Вдумаемся: недаром детскую колыбель часто называют "люлькой", нежное, бережное отношение к ребёнку передают словом "лелеять". Аист, якобы приносящий детей, по-украински — "лелека". Славяне считали, именно Леля заботится о едва проклюнувшихся всходах—будущем урожае. Лелю-Весну торжественно "закликали" — приглашали в гости, выходили встречать её с подарками и угощением.

Праздник Рожаниц справляли весной — 22—23 апреля. В этот день приносили жертвы растительными и молочными продуктами, которые торжественно съедали на священном пиру, а потом ночью жгли костры: огромный, в честь
Лады, и вокруг него ещё двенадцать поменьше — по числу месяцев года.
Согласно традиции, это был женский и девичий праздник, а мужчины смотрели на него издали.

4.2. Ярила

Часто, к сожалению, ошибочно считают Ярилу Богом Солнца. У древних славян у Ярилы была другая роль.

Что мы подразумеваем под словом "ярость"? В словарях русского языка можно найти: "неистовство; пюрыв слепой, стихийной, зачастую бессмысленной силы". И ещё много родственных слов, и все они рассказывают о сильных эмоциях, неподконтрольных рассудку. Вот эта сторона любви, которую поэты называют "страстью кипучей", и находилась "в ведении" славянского Бога
Ярилы. Ещё в прошлом веке кое-где в России справляли праздник "ярилки", приуроченный к 27 апреля, к самому пику весеннего буйства природы.
Считалось, что эта любовь увеличивает урожай, так много значивший для древнего земледельца. Ведь, как мы помним, язычники не противопоставляли себя природе и не отвергали её законов.

Ярилу представляли себе юным мужчиной, пылким, влюблённым женихом.
Кое-где, желая подчеркнуть его юность и красоту, "Ярилой" наряжали девушку.
Её сажали на белого коня, надевали венок из полевых цветов, давали в левую руку колосья, а в правую... символ смерти—изображение человеческой головы.
Коня с "Ярилой" водили по полям, приговаривая: "Куда ногою, там жито копною, а куда глянет, там колос зацветает!".

По другой версии Ярила представал перед людьми весной мальчиком на молодом жеребце, летом - взрослым мужчиной на крепком коне, а осенью - стариком на старом коне.

Колосья символизировали жизнь, а изображение головы, возможно, связано с тем, что он, подобно египетскому Осирису, ежегодно умирал и возрождался. Проводам, "похоронам" плешивого, состарившегося Ярилы тоже был посвящён праздник. Люди знали: минует зима — и Ярила вернётся, воспрянет.
Так же, как зерно, похороненное в земле, воскресает стеблем, колосом и в итоге новым зерном. Не случайно зерновые культуры, которые сеют весной (в отличие от озимых), называют "яровыми"...

4.3. Змей Велес

Учёные пишут, что сказка - это миф, который перестал быть священным для тех, кто его рассказывает и слушает. Это миф, в который уже не очень-то верят. (Кстати, в Древней Руси словом "сказка" обозначали достоверный рассказ, притом чаще письменный. А то, что мы теперь называем сказкой, тогда обозначали словом "баснь". От него произошла современная "басня" и выражение "баснословный" — приукрашенный, фантастический, легендарный.

Так вот, существует множество сказок про Змея Горыныча, который похищает (или ему отдают в дань) девиц-красавиц и с которым борются богатыри и герои — от былинного Добрыни Никитича до Иванушки-дурачка. А ведь это тоже доживший до наших дней отголосок древнего языческого мифа.
Мифа о борьбе громовержца Перуна со своим извечным врагом — чудовищным
Змеем. Похожие легенды существуют у многих народов.

В славянской языческой мифологии известен "скотий Бог" Волос (или
Велес), отчётливо противопоставляемый Перуну. Его связь со "скотьим" (то есть животным) царством вытекает уже из его имени: Волос — волосатый — волохатый — мохнатый. Возможно, что и слово "волхв" происходит от имени этого Бога и от обычая его жрецов одеваться в вывороченные мехом наружу,
"волохатые" шубы для подражания своему Божеству. Между тем имя "Волос" столь же определённо выводит нас в мир змей и червей. Кто хоть раз был летом в деревне, наверняка слыхал леденящие душу истории о "живом волосе", который водится в речке у берега и может, укусив, всосаться под кожу. А ещё есть поверье, что волосок — звериный или человеческий, особенно от плохого человека, — оброненный в воду или опутавший яйцо, оживает и начинает творить злые дела. Вообще, волосы считались важным вместилищем жизненной силы. И не оберёшься беды, если состриженный и брошенный волос подберёт недобрый колдун... Это сказание могло появиться из легенды о кузнице Кие, который был способен ковать судьбу человека с помощью волоса.

Одним словом, много веских причин заставляет некоторых ученых отождествлять Волоса с легендарным Змеем — противником Бога Грозы.
Послушаем их рассказ.

Согласно преданиям, Змей Волос каким-то образом сочетает в своём облике мохнатость и чешую, летает на перепончатых крыльях, умеет выдыхать огонь (хотя сам до смерти боится огня, в первую очередь молнии) и очень любит яичницу и молоко. Поэтому другое имя Волоса — Смок или Цмок, что значит Сосун. Здесь уместно вспомнить Смога — злобного дракона из сказочной повести Дж. Р. Р. Толкиена "Хоббит". Это имя выбрано писателем не случайно!

Но если внимательно перечитать народные легенды и сказки, окажется, что Змей в них не столько злобен, сколько неразумен и жаден. Легко убедиться, что облик Змея "составлен" человеческим воображением из частей, взятых от разных животных. Быть может, в нём воплощены силы первобытного
Хаоса, буйные силы неупорядоченной, дикой, необжитой природы, зачастую враждебной древнему человеку, но по сути своей вовсе не злобной?..

Славяне-язычники поклонялись обоим божественным противникам — и
Перуну, и Змею. Только святилища Перуна устраивались, как уже говорилось, по высоким местам, а святилища Волоса — в низинах. Есть основания думать, что укрощённый, загнанный в подземелье Волос стал "ответственным" за земное плодородие и богатство. Он отчасти утратил своё чудовищное обличье, сделался более похожим на человека. Не зря же последний пучок колосьев оставляли в поле "Волосу на бородку". Кроме того, прослеживается связь
Волоса-Велеса с музыкой и поэзией, недаром в "Слове о полку Игореве" певец
Боян назван "Велесовым внуком"...

В 1848 году в реке Збруч был найден каменный идол, чётко отражающий деление языческой Вселенной на Мир Богов, Мир Людей и Нижний Мир. Так вот,
Мир Людей поддерживает снизу коленопреклонённое усатое человекоподобное существо. Вид у него недовольный. На древнем идоле, конечно, нет поясняющих надписей, но ученые полагают, что это и есть Велес, поселившийся в глубине Земли...

4.4. Тёмные Боги

Жизнь древнего человека далеко не всегда была лёгкой. Трундости затставяли искать виновников, их они появились в образе злых Богов. У западных славян таким воплощением зла был Чернобог: это имя поистине говорит само за себя. Известно, что его изваяния были чёрного цвета, с серебряными усами. Веровали в него или нет восточные славяне (предки белорусов, украинцев и русских), определённо сказать нельзя. Быть может, и веровали, вряд ли у них было для этого меньше причин, чем у западных собратьев.

А вот злая Богиня по имени Морана (Морена, Марана) совершенно точно была известна и на Западе, и на славянском Востоке. Её связывают с темнотой, морозом и смертью. Действительно, её имя родственно таким словам, как "мор", "мрак", "марево", "морок", "морочить", "смерть" и ещё многим столь же недобрым. От Индии до Исландии известны мифические персонажи, причиняющие всяческое зло: буддийский Мара, искушавший праведных отшельников, скандинавская "мара" — злой дух, способный замучить спящего,
"затоптать" его насмерть, Морриган, Богиня древних ирландцев, связанная с разрушениями и войной; наконец, французское слово "кошмар". Ещё можно вспомнить Моргану, Моргаузу и Мордреда из эпоса о короле Артуре и его рыцарях.

Отзвуки сказаний о Моране прослеживаются в былинах о Добрыне и "Маринке", которая всячески старается погубить богатыря, в частности, превращает его своим колдовством в тура - золотые рога. В тех же былинах рассказывается о нечестивой связи "Маринки" со Змеем. Есть основания видеть древнюю Морану и в болгарской легенде о "злой бабе", "погубившей много людей" и набросившей грязную пелену на серебряный Месяц: с тех-то пор он покрылся тёмными пятнами и, напуганный, стал ходить над Землёй куда выше прежнего (между прочим, учёные-астрономы пишут о вековых изменениях орбиты Луны...). Другие легенды рассказывают, как Морана со злыми приспешниками каждое утро пытается подкараулить и погубить Солнце, но всякий раз в ужасе отступает перед его лучезарной мощью и красотой. Наконец, соломенное чучело, которое и в наши дни кое-где ещё жгут во время праздника древней языческой Масленицы, в пору весеннего равноденствия, принадлежит несомненно
Моране, Богине смерти и холода. Каждую зиму она ненадолго берёт власть, но навек утвердиться ей не дано: вновь и вновь торжествуют Солнце, Жизнь и Весна...

5. Боги и духи низшего уровня

Среди многих маленьких божеств следует отметить Дворового (хозяин двора), который был уже чуть менее доброжелательным, чем Домовой; Овинник (хозяин овина) - еще менее, а Банник, дух бани, стоявшей на самом краю двора, а то и за его пределами, - попросту опасен. По этой причине верующие считали баню - символ, казалось бы, чистоты - нечистой. Иногда его представляют в виде крохотного старичка с длинной, покрытой плесенью, бородой. Его злой воле приписывают обмороки и несчастные случаи в бане. Для умиротворения Банника славяне оставляли в бане чистую воду, веник и еду, иначе банник мог рассердиться и сильно навредить человеку, вплоть до убийства. Любимое развлечение Банника - шпарить моющихся кипятком, раскалывать камни в печи - каменке и «стрелять» ими в людей.

За оградой двора древнего славянина начинался лес. Лес давал древнему славянину строительный материал, дичь, грибы, ягоды и т. д. Но кроме благ, даруемых человеку, дикий лес всегда таил немало смертельных опасностей.
Хозяином леса был Леший. Леший буквально значит "лесной". Внешность его переменчива. Он представлялся то великаном, то карликом. В разных местах о
Лешем рассказывают по-разному. Однако, чаще всего он похож на человека, но одежда на нем запахнута "наоборот" (иногда, впрочем, вместо одежды на нем лишь собственный мех). Волосы у Лешего длинные, серо-зеленоватые, зато на лице - ни ресниц, ни бровей, а глаза - как два изумруда, горят в лесных потемках зеленым огнем. Он мог завести человека в чащу, напугать, побить, но умел за добро платить добром.

Когда люди начали расчищать леса и распахивать "пожоги" под хлеб, конечно, появились новые божества - Полевики. Вообще с хлебным полем связано не меньше верований и примет, чем с жилищем. Иногда люди встречали в поле еще и старичка Белуна - невзрачного с виду и донельзя сопливого. Он просил прохожего утереть ему нос. И если не брезговал человек - в руке у него неожиданно оказывался кошель серебра. Может быть, таким образом наши предки хотели выразить простую мысль, что Земля щедро одаривает лишь тех, кто не боится выпачкать рук?

Рабочий день на селе всегда начинался рано. А вот полуденную жару лучше переждать. Было у древних славян и мифическое существо, которое строго присматривало, чтобы в полдень никто не работал. Это Полудница. Ее представляли себе девушкой в длинной белой рубахе или, наоборот, косматой страшной старухой. Полудницы (или Ржаницы) побаивались: за несоблюдение обычая она могла жестоко наказать - теперь мы называем это солнечным ударом. Застигнув в полдень человека на пашне, она порой заставляла до изнеможения разгадывать ее загадки. Но Полудница бывала не только грозна.
Человека, подружившегося с ней, она учила танцевать всем на зависть.

Живя в краю, изобильном реками и озерами, древние славяне, естественно, выработали целый комплекс религиозного почитания воды. Например, славяне были уверены, что самые нерушимые клятвы даются близ воды, водой также испытывали на суде, с помощью воды гадали о будущем. К воде обращались на
"вы". Могла ведь и утопить, погубить ни за что. Могла потребовать жертв, смыть весенним разливом деревню. Вот почему Водяной, мифический обитатель рек, озер и ручьев, часто выступает в легендах как существо, враждебное человеку.

6. Центральный миф древних славян

Теперь, когда мы познакомились со всеми основными Богами славян, можно передать содержание основополагающей легенды древнеславянской мифологии. Этот миф повествует о появлении злых богов и противостоянии им Богов добрых.

Однажды Солнце-Даждьбог с братом Перуном вместе путешествовали в Исподней Стране. И вот тут из-за края Вселенной явилась темная звезда без лучей, с длинным кровавым хвостом. Она хотела насмерть сразить крепко спавшую Землю - муж-Небо поспел на подмогу: заслонил Землю, принял жестокий удар. Но совсем отвести беду не сумел. Над всей Землей пронеслось хвостатое чудище, сжигая леса страшным, невиданным доселе пожаром, и наконец упало где-то у дальнего края.

Братья-Боги едва не загнали борзых коней, летя на восточный край Океана. Когда же пересекла его ладья, влекомая белыми лебедями, и крылатые жеребцы снова взвились - Даждьбог еще много дней не смел глянуть вниз светло и ясно, как прежде. Ибо поперек всей Земли протянулась обезображенная, мертвая полоса, и там в черном дыму метался перепуганный, ничего не понимающий Огонь. А из ран Неба потоками хлестала наземь вода, затопляя низины, губя и смывая все, что уцелело в пожаре...

Молодые Боги раздумывали недолго: кинулись спасать мать и отца. Спасать свой мир, покуда он снова не стал бесформенным комком, каким был до рождения. Перевязывали раны Неба белыми полосами облаков, влажными пеленами туманов. Успокаивали Огонь. Зажигали радугу над немногими выжившими Людьми, указывали дорогу к спасению...

Вот тогда и увидели у дальней кромки Земли горы, которых не было раньше, горы, похожие издали на чудовищные облака. Крепко вплавились они в тело Земли. Осторожно направились Боги к тем горам... Оказалось, горы были железными. Раскаленные, они успели остыть, и острые вершины дышали черным морозом, сбереженным где-то внутри, на глазах обрастали снегом и льдом. Никогда прежде молодые Боги не видывали подобного... Хорошо еще, большая часть этих гор провалилась вниз, за край Исподней Страны, от века безжизненной, и лишь один безобразный хребет осквернял собой лик зеленой Земли. Увидели Боги: все живое пятилось от Железных Гор, все бежало от мертвящего холода - леса, реки, травы, цветы...

Они осторожно объехали Железные Горы и в одной глубокой пропасти обнаружили путь сквозь Землю, до самого Нижнего Мира. Брошенный камень летел бы туда двенадцать дней и ночей, но сверкающие колесницы, конечно, были проворней. Скоро братья оказались в Исподней Стране. И когда Даждьбог поднял огненный щит, они увидели два существа, отчаянно заслонявшиеся от света, мужчину и женщину, похожих больше на жуткие сны, чем на Людей или на Богов...

Тогда-то Перуну в самый первый раз захотелось взмахом секиры не возжечь жизнь, а истребить. Но мужчина и женщина упали на колени и стали просить пощады. И Перун опустил руку с занесенным топором. Он еще не выучился быть беспощадным и разить, когда встают на колени. Перун и
Даждьбог накормили их и рассказали про земное и небесное устройство.

Но через год со стороны Железных Гор стал идти мороз, опустошая
Землю, и братья - Сварожичи стремились поскорее миновать эти места.

Но потом прошло много времени, оправилась от удара Земля, зажили раны
Неба, хотя и остался шрам - Млечный путь, куда, по верованиям славян, улетали души умерших.

Даждьбог предупредил Месяца не приближаться в холодным горам, когда тот будет гулять по небу, потому что, хотя боги Железных Гор и принимали ласково братьев, но все-таки вызывали недоверие. Молодой Месяц дал слово Даждьбогу и долго держал его, но один раз не совладал с любопытством.
Направил белых быков, возивших его колесницу, к Железным Горам. Оттуда поднялось грязное покрывало и утащило Месяца в пещеру. Когда братья-боги вошли в эту пещеру, то увидели завершившийся пир и поняли, что Морана совратила Месяца, и тут же справила свадьбу.

Вот в этот раз злобно прозвучал раскат грома Перуна, и его секира рассекла пополам Месяца. Братья увезли мертвого Месяца домой, там утренняя звезда Денница, их сестра, вылечила его живой и мертвой водой. С тех пор Месяц редко появляется на небе полным, а иногда и совсем пропадает, а после того, как его окутала Морана покрывалом, он так и смог отмыть пятен. Люди верили, что Месяц убывает и надеется вновь родиться чистым, но судьба безжалостна.

Злая Морана и беззаконный Чернобог еще немало времени хоронились во мраке сырых пещер, не смея высунуться на свет.

А Перун, осквернивший свою золотую секиру кровью, год работал в мастерской кузница Кия - искупал грех. Убийство вообще считалось на Руси страшным грехом. Даже воины, вернувшиеся из похода, долго не садились за один стол с сородичами и работали в кузницах и в поле, искупая свою вину. С тех пор вся нечистая сила боится железа, чувствуя мощь Перуна, и если обить дверь железом или повесить над ней железную подкову, то нечисть не посмеет войти в дом.

Тем временем Чернобог и Морана украли яйцо змеи. Змеи до этого были не ядовитые и жили с людьми в мире. Это яйцо они обвили волосом той женщины, что вытирала ребенка колосьями хлеба и высосали из него все живое.
Из яйца вылупился змей, которого они назвали Волосом, или Велесом. Он быстро вырос и стал очень сильным. Но злым он не был - просто жадным и глупым. Он летал по земле, превращался в кого хотел и совершал разные грехи. Но однажды Морана с его помощью достала ледяную иглу и сделала ему ледяной зуб, которым можно было усыпить Сварожичей.

Однажды они украли невесту Перуна Лелю и Даждьбог отправился к Железным Горам проверить, что твориться у Чернобога и Мораны. Но там в спину ему ударил ледяным зубом Велес, и Солнце в положенный час не взошло над Землей. Перун отправился вслед за Даждьбогом, оставив Огонь светить людям и греть их. Но сколько не бился Перун с Велесом, но одолеть его не смог - у того за спиной стояли Чернобог и Морана, помогавшие ему. Перуну вырвали глаза и сердце и заковали в ледяные цепи.

Тридцать три года не было над Землей Солнца, не гремел гром и не сверкала молния Перуна. Но однажды выросшие дети кузнеца Кия - брат и сестра Светозор и Зоря - пришли к святилищу Перуна, разожгли огонь и
Светозор принес в жертву свою кровь. Тут разверзлась земля и из трещины выбрался наружу обессиленный Перун. Кий помог ему оправиться от ран, найти новых коней и найти секиру, которая после рокового боя не далась Велесу, а улетела в Земной мир.

Перун, набравшись сил, с Кием и Киевичами пришел к Железным горам и в жестоком поединке победил Велеса, разбил ледяной зуб и заключил Чернобога и Морану в подземный мрак. Несмотря на все уверения Мораны, что растопить ледяную могилу Даждьбога и Лели нельзя, Перун и Кий сумели это сделать и воскресили Богов.

7. Религиозные праздники

Если славяне поклонялись явлениям природы, то легко догадаться, при каких случаях, в какое время года будут они торжествовать свои религиозные праздники, которые тесно связаны с природой и изменениями в ней. Праздник Коляды, Ивана Купала, Масленица были глубоко почитаемы народом. На этих гуляниях славяне поклонялись каменным и деревянным идолам - фигурам богов.

Идолы эти помещались в центре округлой площадки с приподнятой серединой или, наоборот, с воронкообразным углублением в центре. Площадка окружалась одним или двумя рвами и невысокими валами. Иногда внутри вал ограждался частоколом. Рядом с идолом ставили жертвенник. Места, где поклонялись идолам, назывались «капища» (от старославянского «капь» - изображение, идол.), а те, где приносились жертвы («требы») - «требища». К нашему времени найдено уже немало языческих идолов, но наиболее примечательным памятником славянского язычества является четырехглавый Збручский идол, найденный в XIX веке на реке Збруч, притоке Днестра. Условно этот идол назван Святовитом. Это высокий четырехгранный столб высотой три метра, на каждой стороне которого имеются серии изображений. Три горизонтальных яруса изображений символизируют деление Вселенной на небо, землю и преисподнюю.
Наверху, на каждой стороне столба, увенчанного одной общей шапкой, высечены фигуры четырех божеств в полный рост - богиня плодородия, Перун, женское божество с кольцом в правой руке и мужская фигура с саблей у пояса. В среднем ярусе чередуются фигуры мужчин и женщин - это Земля и хоровод взявшихся за руки людей. В нижнем же ярусе - три фигуры усатых мужчин. Это подземные боги, поддерживающие находящуюся над ними Землю. У славян также были распространены деревянные статуи. Около 980 года киевский князь Владимир Святославич поставил в своей столице огромных идолов языческих божеств. Среди них особенно роскошно был украшен деревянный идол Перуна: у него была серебряная голова и золотые усы. Деревянные идолы восточных славян - столбы, в верхней части которых высекались человеческие головы.

Этим идолам приносились жертвы: животные, зерно, различные подарки, а иногда и человеческие жертвоприношения. Возле изображения языческих богов происходили гадания, ритуальные жребии, которые совершались таинственными «волхвами».

Волхвы, гадатели, кудесники, бедуины, ведьмы… О волхвах славянских известно очень мало, но Сергей Михайлович Соловьев в своей работе по истории древней России проводит тесную связь от волхвов славянских к волхвам финским, объясняя это близким соседством двух народов; и отмечает, что после принятия христианства, волхвы преимущественно являются на финском севере и оттуда мутят славянские народы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Сейчас в нашу жизнь возвращается огромный пласт православной культуры.
И порою приходится слышать, что религия, достойная называться религией, появилась у нас только после принятия христианства - тысячу лет назад. А до этого, мол, были разве что варварские, примитивные культы, вдобавок порой связанные с человеческими жертвами. Одним словом, "мрак язычества".
Духовная первобытность. Однако это не правда. Иногда говорят, будто о славянском язычестве ничего не известно. На самом деле так считают лишь те, кому лень прочесть книги ученых-археологов, этнографов, историков религий, специалистов по верованиям древних славян и смежных с ними народов. А ведь эти ученые уже не первое столетие расшифровывают старинные рукописи, истолковывают обряды, объясняют археологические находки. В научных библиотеках можно найти великое множество книг, в которых эти ученые рассказывают о том, что им удалось выяснить.

Одна беда, ученые чаще всего пишут свои книги для таких же, как они сами, специалистов: большинству обычных людей их сложно понять. К сожалению, начав собирать материал для моего реферата, я понял, что о славянском язычестве нет книг, просто и доступно написанных, подобных тем, какие посвящены древнеримской, древнегреческой и иным мифологическим системам.

Однако древняя религия наших предков, которую некоторые считают забытой, до сегодняшнего дня продолжает жить в наших повседневных обычаях.
Доказательств этому сколько угодно. Например, почему нельзя здороваться через порог за руку? Почему на свадьбе разбивают тарелку? А почему, вселяясь в новый дом, первым в него впускают кота? Многие ответят: на счастье. Но разве это объяснение? А ведь все перечисленные обычаи как раз оттуда, из наших языческих времен. Там, в этом загадочном и интересном мире, коренится наше мировоззрение. Неужели же справедливо, что мы во всех подробностях изучаем египетских, греческих, римских богов, а своих не знаем даже, как звать?.. А кроме того, ученые не сомневаются: в эпоху, когда складывались мифы, люди умели думать нисколько не хуже чем теперь. Просто они думали и выражали свои познания на другом языке - языке мифов.

Моя работа отнюдь не претендует на всеобъемлющую полноту. Затрагивая тот или иной пласт материала, я всякий раз убеждался, что на любую из этих тем можно написать отдельный реферат, объемный и интересный. Буквально каждый предмет при ближайшем рассмотрении оказался удивительным и неповторимым, как и вся многообразнейшая и богатейшая событиями, фактами и тайнами история России. Работая над рефератом, я получил истинное удовольствие, узнав много нового и совершив интереснейший экскурс в прошлое нашей Родины, я понял, чем жили наши далекие предки: кому они преклонялись, кого любили и ненавидели, как умели постоять за себя и за свой род. Я очень хотел, чтобы мой реферат получился живым повествованием человека, открывшего для себя богатейший и удивительный мир Древней Руси с его верованиями, обычаями, обрядами и праздниками.

Список используемой литературы

1. Ключевский В. О. "Курс русской истории", том первый. Москва, 1987 г.
2. Костомаров И. "Славянская мифология". Москва, 1995 г.
3. Семенова М. "Мы - славяне". Санкт-Петербург, 1998 г.
4. Соловьев С. М. "Об истории Древней России". Москва, 1993 г.

5. Токарев С. А. "Ранние формы религии". Москва, 1992 г.
6. Семенова М. "Поединок со змеем", Москва, 1996 г.

Краткий очерк русской мифологии

Языческие верования славянского народа вообще можно разделить на три племенные области мифических преданий: южных, западных и восточных (русских) славян. Эти области хотя и тесно связаны как филологическим сродством языка, так и общими между ними обычаями и обрядами, но тем не менее как по внешней форме культа, так и по внутреннему его значению совершенно между собою различны. Каждая из них составляет свой особенный и вполне замкнутый мир своих племенных верований. Этим трем племенным областям славянской мифологии соответствуют и три главные ступени их языческой религии. Первая из этих ступеней - непосредственное поклонение природе и стихиям; вторая - поклонение божествам, олицетворяющим собою эти явления, и третья - поклонение кумирам, уже повелевающим над ними. Западным славянам Балтийского поморья и берегов Лабы (Эльбы) принадлежит, по преимуществу, последнее, т. е. кумирослужение, тогда как, напротив, к сербам и хорватам относится прямое непосредственное поклонение природе, оживленной народною фантазиею толпами собирательных духов, столь же многочисленных, как многоразличны проявления в природе одних и тех же ее законов. Нашим же русским преданиям суждено было служить связующим звеном между этими двумя крайними ступенями развития славянского мифа и соединить кумирослужение западных племен с поклонением стихиям и явлениям природы южных славян. На этой первой ступени развития антропоморфического направления человек, не понимая еще общего закона единства многоразличных, но сродных явлений и желая олицетворить каждое отдельное явление, каждый отдельный предмет в человеческую форму, создает в своем воображении для каждого явления толпу духов, не имеющих еще индивидуального значения, а понятых им только как коллективы различных проявлений одной и той же силы природы. Отдельная личность божества еще сливается в общем родовом понятии, но коллектив его имеет определенные признаки, как, например, Водяной Дедушка, Леший, Домовой и пр. Мало-помалу эти бесчисленные коллективы сливаются в одну главную индивидуальность, которая или поглощает их в себе, или подчиняет своей власти. Так, например, до сих пор все названия бесов и демонов имеют на всех языках, при коллективном своем значении, еще другое - собственного имени главного их предводителя, беса бесов, диавола.

Между тем человек, живя и изучая природу, приобретает с каждым днем новые понятия, вытекающие одно из другого и дробящиеся до бесконечности в его уме. В этом беспрерывном переходе от родовых понятий к более частным, в этом дроблении человеческой мысли лежит логический процесс развития всякого политеизма, облекающего отвлеченные понятия в видимые образы богов и кумиров. На второй ступени своего развития язычество для каждого общего понятия однородного явления создает отдельное лицо, тождественное с самим явлением, и значение такого лица определяется единственно значением конкретно связанного с ним явления; так, например, бог грома, бог дождя суть не что иное, как самые явления грома, дождя и пр. Посему и внешние формы, и символы этих божеств еще очень бесцветны, и даже самые названия их свидетельствуют о неразвившейся еще личности. Причина этому та, что эти названия или заимствуются от самого явления, как погода - мороз, или составляются из прилагательных, определяющих общее свойство не столько лица, как явления и требующих необходимого присоединения существительного бог, пан, царь и проч., чтобы сделаться собственным именем божества, например, Бел-бог, Добро-пан, Царь-морской и пр. Для этих божеств создает народная фантазия свои образы, изустное предание их именует, и обряды изъясняют их значение; но, несмотря на это, образы, имена и атрибуты все еще колеблются в какой-то таинственной неопределенности до тех пор, пока, наконец, зодчество не установит различные оттенки понятия какого-нибудь божества и не окаменит его, так сказать, однажды навсегда в определенные формы.

Здесь настает третий период мифического развития. Кумиры, перестав быть средством изображения, возбуждающим народное благоговение, становятся сами предметом обоготворения и поклонения, и, утратив конкретное единство своих образов с выражаемыми ими понятиями, принимают совершенно индивидуальное значение покровителей и распорядителей тех явлений и сил природы, с которыми были прежде тождественны. Этим кумирам созидаются храмы, учреждаются целые касты жрецов для приношения им жертв и для отправления богослужения; их имена из прилагательных, выражающих общие свойства природы, обращаются в имена собственные или заменяются другими, случайными и местными названиями. Словом, кумиры получают вполне определенную объективную индивидуальность.

Народ, более и более сродняясь со своими божествами посредством их человеческих форм, вскоре невольно передает им в своем воображении все свои страсти и оживляет их бездушные истуканы физическою деятельностью человека. Боги начинают жить земною жизнию, подвергаясь, кроме смерти, всем ее случайностям, и из образной объективности переходят к действительному субъективному существованию: они вступают в узы брака и родства, и новые кумиры не только уже как понятия, путем мысли, вытекают из своих первообразов, но рождаются от них физическим рождением человека.

По нашему мнению, славянский миф не дорос до этой субъективности его богов, хотя многие полагают, что эта последняя степень развития только затеряна в народной памяти, но все же когда-то существовала и у нас наравне с другими народами древности. Не станем оспаривать здесь это мнение, но факт остается все тот же, что для нас, в настоящее время, эта субъективная жизнь славянских кумиров не существует.

Итак, славянскую мифологию по ее развитию можно разделить на три эпохи: духов, божеств природы и богов-кумиров.

Это разделение подтверждается отчасти и словами Святого Григория (Паисиевский сборник), ясно указывающими на три различных периода языческого богослужения: «Начата требы класти роду и рожаницам переже Перуна бога их, а переже того клали требы упирем и берегиням».

Подтверждение того же найдем мы и в самом постепенном введении христианства между славянами. Так, например, в преданиях южных славян, прежде других принявших христианскую веру, преобладают преимущественно коллективные духи, кумиры же у них вовсе не встречаются. В Моравии, Богемии, Польше и России при существовании некоторых даже кумиров большая часть богов - божества природы, принадлежащие второй эпохе, когда, напротив, у полабов и поморян коллективы совершенно исчезают и вся религия сосредоточивается на некоторых главных объективных личностях арконских и ретрайских идолов. Иногда даже замечаются при преобладании объективных кумиров некоторые признаки перехода богов к жизни субъективной. Так, например, о лошади Световита шло поверье, что сам бог ездил на ней по ночам, а Перун в Новгороде заговорил человеческим голосом и бросил палицу свою в Волхов.

Обращая внимание на самое богослужение славянского язычества, мы найдем также и в нем полное подтверждение нашего мнения. В самом деле, хотя сведения, дошедшие до нас, о богослужебных обрядах славян скудны и недостаточны, но со всем тем они ясно носят на себе печать какой-то разнохарактерности, которую, по нашему мнению, только и можно объяснить различными временами религиозного развития. Если же мы на обряды богослужения распространим наше общее разделение славянского мифа, то этим не только подтвердим предложенное разделение, но и объясним самые факты, которые, взятые вместе, часто противоречат друг другу.

В самом деле, в первую эпоху нашего мифа человек, не зная даже личных богов, естественно не имел ни определенных мест богослужения, ни определенных лиц для совершения его, и как божества были неотдельно слиты с самими явлениями природы, которым они служили аллегориями, то и естественно, что человек приносил свои жертвы непосредственно самим явлениям. Уже Прокопий свидетельствует, что славяне приносили жертвы рекам и нимфам; и доныне сохранились еще обычаи и обряды бросания венков, яств и денег в реки, колодцы и озера. «Не нарицайте себе бога ни в камени, ни в студенцах, ни в реках», говорится в «Слове Кирилла», а Нестор также прямо упоминает, что «кладезем и озерам жертву приношаху». Обычай вешать на ветви дерев и класть на камни или у корня старого дуба дары, приносимые человеком невидимым духам, вполне подтверждает нашу мысль, что жертвы приносились некогда самим явлениям природы. Эти жертвы приносил всякий, без посредства особенных, для того назначенных жрецов; впрочем, эту должность, в большие народные праздники, отправляли, быть может, старцы, которые в народной и гражданственной жизни славян пользовались всегда великими правами.

С более точным определением значения божеств природы стали определяться и места жертвоприношений и молитв. Действительно, у славян до существования кумиров и, следовательно, до построения им храмов были известные места, на которых они привыкли молиться какому-нибудь божеству. Это подтверждается многими свидетельствами. Так, Константин Порфирородный говорит, что руссы приносили жертвы на днепровском острове Святого Георгия; Сефрид говорит о дубе, где живет какой-то бог, которому приносились жертвы; Гельмольд, Дитмар, Саксон и Андрей, жизнеописатель Святого Отгона Бамбергского, знали у полабских славян множество священных рощ, где поклонялись какому-нибудь священному дереву, в позднейшее время замененному иногда истуканом какого-нибудь бога.

К разряду мест, посвященных богослужению, надобно причислить еще священные горы, холмы и все многочисленные городища, а наконец, как переход к последней эпохе славянского мифа и некоторые капища, как храм Ютербока, которого устройство ясно доказывает, что в нем не было идола, но просто обоготворялось явление первого луча восходящего солнца. Храм этот освещался только одним небольшим отверстием, которое было обращено на восточную сторону так, что он озарялся светом только при восходе солнца; арабский писатель Массуди также упоминает об одном славянском храме, в куполе которого было сделано отверстие для наблюдения восхождения солнца.

При определенных местностях необходимо должны были существовать и определенные лица для совершения богослужебных обрядов, но, вероятно, они еще не составляли замкнутой касты жрецов. Не были ли то волхвы, вещие и кудесники (чудесники), лица, не посвятившиеся в это звание, но вызванные минутным вдохновением? Ответом на этот вопрос может служить назначение волхвов, которые, подобно жрецам других народов, гадали и предсказывали будущее.

С появлением кумиров определяются особенные обряды для богослужения, появляются богатые капища и образуется целая каста служителей и жрецов, которые, пользуясь суеверным страхом народа к кумиру, не только обогащаются его дарами, но и завладевают часто политическою властию его царей. Так было в Рюгене и у редарян.

Праздники, жертвы, обряды и гадания - все сосредоточивается вокруг кумира и его служителей и окружается для народа какою-то недоступною таинственностью, под которою легко отыскать хитрые обманы корыстолюбивых жрецов. Последняя черта резко разделяет все богослужение наших предков на две, совершенно отдельные, половины: непосредственного поклонения явлениям природы и чистого идолослужения. Первая, подобно вере в духов и божества природы, и поныне не искоренилась еще из быта простого народа: его праздники, песни, гадания, суеверия - все носит на себе печать этих времен язычества и служит нам материалами для его изучения; тогда как от времен чистого идолопоклонства все исчезло: и разврат вакхических пиршеств, и возмутительные кровавые жертвоприношения, и богатые храмы, и чудовищные истуканы - все, нередко даже имена этих кумиров. Самый факт изглаживания из народной памяти всего, что относится к последнему периоду нашего мифа, доказывает нам новизну идолослужения между русскими славянами, не успевшего еще твердо у них укорениться, и разрушенного, вместе с самими кумирами при первом появлении христианства. В этом заключается, может быть, причина, почему между восточными славянами христианство не только почти не встретило нигде сопротивления, но что сами язычники призывали к себе проповедников новой веры. Нельзя не заметить здесь, что эти две совершенно отдельные эпохи обоготворения природных явлений и позднейшего кумирослужения отозвались в дошедших до нас сведениях (собственно русской мифологии) в разделении этих сведений по их источникам на народные поверья и исторические данные. Одни дошли до нас путем изустного предания в суеверных обрядах, сказках, песнях и различных изречениях простого народа, тогда как другие сохранились в летописях и письменных памятниках нашей исторической старины.

Божества изустного предания живут и доныне в народном суеверии, и их имена известны почти всякому русскому простолюдину; о кумирах же письменного предания мы не находим в народе ни малейшего воспоминания, и, не сохранись они нам в летописях и духовных сочинениях средневековой нашей литературы, имена этих кумиров остались бы навсегда для нас неизвестны.

Из немногих, до нас дошедших, собственных имен богов-кумиров мы не имеем решительно никаких сведений не только об личности этих божеств, но даже и о наружной форме их истуканов. Об одном только Перуне знаем, что он был сделан из дерева с серебряной головой и золотым усом, да что была у него палица, которую новгородский истукан бросил в Волхов. Эти боги не имеют особых символов и атрибутов, и наше воображение ничем не может руководствоваться для воссоздания этих идолищ при встрече их имен в наших летописях.

При таком отсутствии всякой определенной наружности кажется невозможным допустить существование субъективной личности этих кумиров, и нам скорее верится, что они не доросли до индивидуальной жизни Торов и Одинов, Юпитеров и Аполлонов, чем допустить предположение, что биографические мифы (если смеем так выразиться) наших божеств могли до того исчезнуть из народной памяти, что даже наружный вид этих богов не сохранился в наших преданиях.

Единственной основой того, что наши боги жили когда-то человеческой жизнью, вступали в брачные узы и наживали себе детей, служит, для защитников подобного тезиса, отчество Сварога.

Имя Сварога встречается в наших письменных памятниках в одном только месте «Ипатьевской летописи», заимствованном из «Болгарского хронографа» и переведенном им, в свою очередь, из византийского писателя Малалы. Ясно, что дело идет здесь о Египте; но подобно как в греческих и латинских текстах Малалы вставлены для объяснения имена Гефеста - Вулкана и Гелиоса - Sol, точно так же вставляются в славянском тексте имена Сварога и Дажбога: «И бысть по потопе и по разделеньи язык, поча царствовати первое Местром, от рода Хамова, по нем Ермий, по нем Феоста, иже и Саварога нарекоша Егуптяне, и по сем царствова сын его, именем Солнце, его же наричют Дажьбог». А далее: «Солнце царь, сын Сварогов, еже есть Дажьбог».

Форма же Сварожич встречается в «Слове о суеверии»: «Огневи молятся, зовут его Сварожичем». Наконец, у славян балтийских существовал кумир, названный Дитмаром Zuarosici, о котором упоминает и Святой Бруно в своем письме к императору Генриху П. Долго ошибочно читали это имя Льваразиком и объясняли его многоразлично, пока, наконец, Шафарик решил дело, отождествив его с Сварожичем «Слова о суеверии». Из этих данных некоторые ученые немного самовольно произвели Сварога в славянского Сатурна, забытого отчасти бога неба и отца солнца и грома, Дажбога и Перуна, которых они поэтому называют Сварожичами.

Но основать эту родословную наших богов на словах Малалы было бы принять и Гелиоса за сына Гефеста в греческом мифе, и едва ли следует разделять на две различные персоны Сварога и Сварожича или Зуаразика западных славян и видеть непременно в окончательной форме этих последних отчество, других примеров которого наша мифология не представляет.

Осколки русского язычества, сохранившиеся для нас в народных обрядах, поверьях, приметах, сказках, загадках, заговорах и эпических приемах и выражениях древнейшего языка, - все непосредственно относятся к самим предметам, законам и явлениям природы. Таким образом, мы этими данными можем вполне воссоздать степень религиозного понятия, связывающегося в воображении наших предков с физическими их познаниями различных сил и явлений природы. Суеверные обряды нашей дохристианской старины указывают прямо на поклонение и жертвоприношение стихиям, как, например, прыгание через огонь и сожигание в огне, купание и бросание в воду и пр. Главная характеристика подобных преданий русского народа есть глубокое наблюдательное познание природы и жизни вообще. Познание это нередко скрыто от простого глаза под оболочкой аллегорической сказки или меткого эпитета, а иногда выражается перенесением (путем сравнения) отвлеченной идеи на вещественный предмет, близкий человеку. Таким образом становится этот видимый предмет символом и эмблемой отвлеченной мысли, воспоминание о которой неразрывно связывается с этим предметом. Так, например, черный цвет, напоминая собой ночной мрак, постоянно служит изображением всего мрачного, злого и мертвящего, тогда как, напротив, белый, красный и желтый цвета, как цвета дня и солнца, не только становятся синонимическими эпитетами этих явлений, но связываются в человеческом воображении со всеми понятиями добра и блага.

При этом роскошно-эпическом воззрении человека на природу божества-кумиры, олицетворявшие некогда собою те же силы и явления природы, дошли до нас в бесцветной неопределенности пустых имен, ни о чем не говорящих нашему воображению, так что решительно ни в одном из наших кумиров мы не отыщем баснословных преданий, которые привыкли встречать в классических мифах Греции и Рима.

Какое множество у нас поверий, примет, загадок и приговоров, определяющих собою не только естественные, но и суеверно-мифические качества и свойства небесных светил, природных стихий и даже многих животных и растений, а между тем, как сейчас заметили выше, о самых важнейших кумирах Киевского холма, которых имена постоянно повторяются всеми летописцами, мы, кроме этого пустого имени, ровно ничего не знаем.

Из всех мест, где Нестор говорит о языческих божествах наших предков, важнее всего то, где он упоминает о кумирах, поставленных Владимиром в Киеве. Это место оставляет свою неизгладимую печать на всех позднейших свидетельствах наших древних писателей об этом предмете. Там имя главного бога Перуна отделяется от других кумиров описанием его истукана; за ним следуют Хорс, Дажбог, Стрибог, Семаргла и Мокош (Мокоша). Этот порядок исчисления кумиров удерживается в том же месте нашей истории и с самыми незначительными изменениями в Архангелогородской, Никоновской и Густинской летописях, в «Степенной книге» и у немецкого писателя Герберштейна, откуда оно переходит и к польским историкам, и позднее, с их изменениями, возвращается к нам обратно, как увидим дальше. В текстах, свидетельствующих о верованиях славян вообще, выпускается описание кумира Перуна, но тем не менее он удерживает в них первое место. Из других же божеств иногда выпускаются, по-видимому, те, которых сочинители почитали менее важными: мних Яков называет только Перуна и Хорса; Святой Григорий - Перуна, Хорса и Мокоша; в Прологе, изданном профессором Бодянским, - Перун, Хорс, Семаргла (Сима и Ргла) и Мокош; в «Макарьевских Минеях» - Перун, Хорс, Дажбог и Мокош, и проч. и проч.

Со времен влияния на наших писателей польских хроников является в «Густинской летописи» (об идолах руссов), у Святого Димитрия Ростовского и в «Киевском Синопсисе» Гизеля совершенно новый порядок божеств. В нем Перун занимает первое место, но к описанию его идола прибавляется и то замечание, что он обоготворялся на высоких горах и что в честь его горели костры, погашение которых наказывалось смертною казнью; второе божество Волос, третье Позвизд, четвертое Ладо, пятое Купало, шестое Коляда. Что этот ряд богов прямо заимствован из иностранных источников, показывает ясно в «Густинской летописи» самое имя Перуна, называемого в этом месте летописи Перконосом, когда несколько страниц перед тем мы тут же встречаем чистый текст Нестора о сооружении кумиров в Киеве. Даже на конце этого чуждого порядка виднеется нам еще влияние Нестора, но уже изменившееся в своей орфографии: кроме тех, бесовских кумиров, еще «и ини идоли бяху, именами: Усляд или Осляд, Корша или Хорс, Дашуба или Дажб», и прочие имена Несторовских кумиров. Усляд произошел от ошибочного перевода слов ус злат немецким путешественником Герберштейном. Далее, имена Корша и Дашуба также совершенно чужды нашим туземным писателям, хотя последнее объясняется отчасти правописанием «Степенной книги»: Дажаба, но и это, быть может, описка, тем более что в другом месте той же книги напечатано Дажба, вероятно, происшедшее от несоблюдения титла над сокращенным бога (ба).

Волос не упомянут Нестором в числе кумиров, сооруженных Владимиром; но из договора Святослава видно, что он занимал весьма важное место между славянскими божествами, почти равное с Перуном, с которым он ставится как будто в параллель, почему он и занимает первое место за Перуном у польских писателей и их русских последователей. Подобное сближение Перуна с Волосом встречается и в словах мниха Якова. Из этого свидетельства, повторяющегося в «Торжественнике» и в макарьевских «Четьи-Минеях», можно заключить, что идол Волоса находился в Киеве, вероятно, еще до Владимира, почему и не упомянут Нестором. Еще яснее подтверждается это предположение свидетельством «Степенной книги», где при созидании киевских кумиров летописец, списывая прямо с Нестора, не упоминает о Волосе; но, напротив, при уничтожении их, он перечисляет всех поименно, и вслед за Мокошем называет еще и Власия, скотьего бога. В «Слове святого Григория» встречается загадочное имя Вила в единственном числе и мужеском роде: «и Хорсу, и Мокоши, и Вилу», которое мы принимаем здесь за Волоса на том основании, что в неизданной части этого «Слова…» Вилом называется финикийский Ваал: «Был идол, нарицаемый Вил, его же погуби Даниил Пророк в Вавилоне».

Кроме шести главных кумиров, упомянутых «Лаврентьевской летописью», встречаются в наших древнейших письменных памятниках несколько других прозвищ языческого политеизма древней Руси, как Сварог, Сварожич, Род и Рожаница, Упыри, Берегини, Навии, Плуга и др.

Со вставкой в «Бустинской летописи» (об идолах руссов) и гизелевским «Синопсисом» начинается уже литературная обработка славянской мифологии, ложное направление которой еще долго процветало у нас, как в поддельных летописях XVIII века (подобно Иоакимовской), так и в сочинениях туземных мифологов конца прошлого столетия: Попова, Чулкова, Глинки и Кайсарова. Эти сочинения, под влиянием польско-германской учености XVII века и ее крайне ложного направления, наводнили наше туземное баснословие списками богов, полубогов, героев и гениев всякого рода и множеством преданий и подробностей, основанных большею частию на произвольных вымыслах или на фактах, взятых извне и нашему краю совершенно чуждых.

Большая часть имен, встречающихся в этих списках, принадлежит кумирам западных славян и отчасти древних пруссов, обоготворяемым в знаменитых капищах Арконы, Ретры и Ромовы. Киевские же кумиры постоянно упоминаются в нерусских формах Дашубы, Корши и т. д., явно заимствованных из иноземных источников. Из наших народных суеверий и сказок попало в эти списки только немного наиболее известных имен: русалок, леших, домовых, Полкана, Кощея и Бабы-Яги. Названия народных праздников Купалы и Коляды пожалованы в особые божества плодов и праздничных пиршеств, которых истуканы будто стояли в Киеве; точно так же возведены реки Дон и Буг в какое-то особенное обоготворение со стороны наших предков, хотя о последних великорусские песни и предания ничего не знают, когда, напротив, Дунай, Волга и сказочные Сафать и Смородина-река действительно имеют некоторое право на внимание русской мифологии. Но едва ли гг. Попов и Глинка знали про наш древний героический эпос, когда они даже не трудились проверять германо-польские сведения о киевских кумирах сличением этих сведений с доступными им русскими источниками. Остальные имена этих списков принадлежат большею частию к чистым вымыслам. Подлог многих из них для нас ныне уже очевиден, как, например, упомянутый выше Услад, Зимцерла (богиня весны, зиму стерла), Детинец, Волховец, Словян, Родомысл и многие другие. Но не всегда удается нам с верностию указать на начальный источник подлога или недоразумения: откуда взялся кумир Сильного бога, так подробно описанного в словаре Чулкова? Откуда и сведения о Золотой бабе, обоготворяемой обдорцами? Откуда стени, литуны и куды, попавшие у Глинки в один разряд с домовыми, лешими и чертями вообще, Живот, хранитель жизни, и, наконец, даже воспетый Пушкиным Лель и брат его Полель, эти мнимые Кастор и Поллукс славянской басни?

На подобных шатких основах зиждятся и доныне целые системы славянской мифологии не только германских ученых, подобно мифологии Эккермана (1848), но и многих исследователей из славян, в особенности между чехами, как, например, Гануш, Юнгман и Ткани, в мифологическом словаре которого (1824) Илья Муромец упомянут русским Геркулесом, а святой Зосим Соловецкий - Zosim Schuzgott der Bienen hex den Russen.

Вообще славянская мифология в германской своей обработке осталась еще доныне в области отжитого классицизма, стремившегося непременно подвести ее под уровень греческой теогонии и во что бы то ни стало отыскать у нас божества, соответствующие знаменитым богам древнего мира.

Вторая существенная ошибка подобного направления - обобщение всякого чисто местного предания: нисколько не принимая во внимание, что часто одно и то же божество является в различных местностях под разными именами, ученый методист из каждого подобного синонима старается воссоздать новую личность, которой и приписывает тут же, в своем воображении, значение, соответствующее тому или другому божеству классических преданий. С каждым новым сочинением, написанным в этом духе, увеличивалось у нас число божеств новыми, если не вымышленными, то в России, по крайней мере, положительно никогда не существовавшими именами. Вот почему и кажется нам, что первая современная задача науки - очистить наши русские предания от чуждых им наносов и определить, наконец, верное разграничение между русскими и нерусскими источниками.

Вообще в русском мифе собственные имена играют большею частию самую последнюю и незначительную роль, как и постараемся доказать это впоследствии. Гораздо важнее обряды и празднества простого народа и, в особенности, суеверные понятия и воззрения его на природные явления, светила и стихии, горы и реки, баснословные растения и животные, о которых гласят доныне еще наши стихи и песни, заговоры, сказки, загадки и прибаутки. Так, например, обряды опахивания или коровьей смерти, кликание весны, добывание живого царя-огня, поверья о полете огненных змеев или расцвете папоротника в Ивановскую ночь и, наконец, древнейшие предания о сотворении мира, острове Буяне и загадочной «Голубиной книге».

В детстве своем человечество боязливо и благоговейно поклоняется тем предметам и явлениям природы, которые более других поражают его физические чувства, и потому естественно, что небесные явления, как солнце и звезды, гром и молния, становятся первейшими предметами суеверного обожания. Но когда, с оседлой жизнию, человек знакомится с хлебопашеством и разведением плодов, чувство личной пользы заставляет его обратить свое внимание на землю и плодотворную силу растительной природы, тогда и в религии его боги неба постепенно уступают свое первенство представителям земли. Вот почему у западных славян, заживших раньше нашего оседлой жизнию, яснее формулировалось поклонение земной природе в обоготворении богинь Живы и Моры, разделивших между собою весь годовой цикл земной произрастительности.

На долю Живы досталось полугодие плодотворной летней жизни природы, на долю же Моры - время бесплодного ее зимнего отдыха. С представлением Живы слилось понятие всего юного, светлого, мощного, теплого и плодотворного; с представлением же Моры - всего мрачного, холодного, хилого и бесплодного.

Если у нас на Руси не сохранилась память о двух богинях, разделяющих между собою годовую жизнь земной природы, как у западных славян, то причину тому следует искать в преобладании религии мужской творческой силы небес над обоготворением пассивного женского элемента земли. Солнце, в благотворном и зловредном отношении своем к земной природе, точно так же разделяется на два лица зимнего и летнего солнца, светлого бога ярых плодотворящих лучей (Белбога) и бога не греющего бесплодного периода мрака и холода (Чернобога). У поморских славян истуканы всех солнечных божеств представлялись с двумя или четырьмя лицами или головами, указывающими на две главные половины, лето и зиму, или на все четыре времени года. Массуди в своих путешествиях по славянским землям видел где-то у моря истукана, которого члены были сделаны из драгоценных камней четырех родов: зеленого хризолита, красного рубина, желтого карнеола и белого кристалла; голова же его была из чистого золота. Эти цвета ясно намекают на зеленую весну, красное лето, желтеющую осень и снежную зиму; золотая же голова - это самое небесное светило. Имена поморских богов солнца все оканчиваются общим прозвищем Вита, подобно как разноцветные члены истукана оканчиваются одной общей золотой головою; и не без некоторой вероятности можно допустить, что первая половина этих имен хранила в себе именно частный смысл - весеннего, летнего или зимнего, когда слово Вит означало общее понятие бога или лица. Так, например, Gerowit - Ierowit невольно наталкивает нас на слово яр, сохранившее доныне значение весеннего: яровой хлеб, яры (весенние промоины), русское божество Ярыло и проч., когда, напротив, Коревит или Хоревит напоминает русского Хорса (Корша) и Карачуна.

Из киевских кумиров, упоминаемых нашими летописями, относятся к богам солнца имена Дажбога и Хорса, которые, как заметил профессор Бодянский, почти во всех текстах стоят неразлучно друг подле друга, как синонимы одного и того же понятия; и оба они, по словопроизводству своему, один от даг - день (немецкий Tag), другой от сур или коршид - солнце, по смыслу своему тождественны.

Из этих двух главных олицетворений солнца, грозное значение его как зимнего Сатурна, Ситиврата или Крта (Крчуна) славяно-германских поверий средней Европы принадлежит у нас на Руси, по-видимому, Хорсу. Это грозное значение зимнего солнца неразрывно связано в мире сказок и суеверий с понятиями смерти, мрака, холода и бессилия; те же понятия соединяются и с представлением божества разрушительной бури, метели и холодного западного ветра вообще как антитезис теплого ветра летнего полугодия. Вот почему божества зимнего и летнего солнца легко могли слиться в одно представление с соответствующими им божествами ветра или, по крайней мере, обменяться с ними именами и значениями. Так, в «Алексеевском церковно-славянском словаре» слово хор объясняется западным ветром, и в «Sacra Moraviae historia» Средовского Chrwors (наш Хорс, или Корша) толкуется Тифоном.

Вообще преобладание у нас божеств неба и воздушной стихии над божествами земного плодородия указывает на древнейший период кочующего быта, когда скотоводство доставляло единственное богатство человеку, еще не знакомому с хлебопашеством. Вот почему все боги-покровители скота в первоначальном своем значении божества солнца. Эпизоотия доныне выражается у нас словом поветрие, прямо указывающим древнейшее воззрение человека на воздушную стихию как на причину всякой болезни. Таким образом, Стрибог (значение которого как бога ветра, по «Слову о полку Игореве», нам несомненно) переходит у Средовского в Trzibek - бога поветрия; у карпатских словаков подобное же значение придается Карачуну. Наш Сатурн - Хорс является в значении западного ветра - хор, когда сербская Хора - супруга бога ветров Посвиста, которого Средовский, в свою очередь, называет Nehoda и переводит словом Intemperiae. Таким образом, боги не только холодного зимнего ветра, но и зимнего солнца являются и богами смертоносного поветрия относительно животного царства. Замечательно в этом отношении чешское прозвище Крта (Сатурна) Костомладом, т. е. молотильщиком костей, которому отчасти соответствует наш русский Кощей бессмертный, носящий постоянно в сказках космогоническое значение зловредного начала зимнего солнца. Точно так же, с другой стороны, скотий бог Волос (Велес, Власий), как и Егорий Храбрый наших песен, не что иное, как олицетворение того же солнца, но в благотворном значении тепла и лета.

Таким образом, под влиянием этого дуализма и всякое явление природы представляется человеку с двух различных сторон его благотворного и зловредного влияния. Если же в вечно возобновляющейся борьбе добра и зла окончательная победа остается всегда доброму началу, то это потому только, что человек, изучая законы природы, убеждается ими, что нет абсолютного зла и что всякое, по-видимому вредное, явление носит в себе зародыш новых благ. Падающий плод своим гниением освобождает к жизни хранимое в нем зерно, а сон и отдых своею безжизненностию возобновляют силы как человека, так и природы.

С подобным убеждением взирал русский человек и на собственную свою смерть не как на окончательное уничтожение, но видел в ней, напротив, продолжение той же земной жизни, только под другой, простому глазу незримой, формой.

Нигде в наших языческих преданиях мы не находим и малейшего намека на представление особенных небесных или подземных жилищ мертвецов. В могиле же продолжают они жить жизнию земною, покровительствовать своим живым потомкам, и непосредственно разделять с ними все радости и заботы земного их существования. Вот почему и духи-покровители семьи и дома: Род, Чур (Щур) и Дедушка Домовой - связаны родственными узами с их живущими потомками и настоящими хозяевами избы. Хозяин нередко употребляется в смысле Домового, так что действительный хозяин является земным представителем покойного его прародителя - Деда, или Щура, - пращура.

Постоянным жилищем мертвецов почитается могила, отчего и выражения: идти домой в смысле умереть, домовище, домовина - гроб, иногда и кладбище; так что самое прозвище Домового скорее носит в себе значение загробного, чем покровителя дома, тем более что в сельском простонародном быту это последнее слово, в смысле жилья, неупотребительно, заменяясь выражениями: хата, изба, дым, гнездо или двор: «Уж ты солнце, солнце ясное! ты взойди, взойди с полуночи, ты освети светом радостным все могилушки; чтобы нашим покойничкам не во тьме сидеть, не с бедой горевать, не с тоской вековать. Уж ты месяц, месяц ясный! ты взойди, взойди с вечера, ты освети светом радостным все могилушки, чтобы нашим покойничкам не крушить во тьме своего сердца ретивого, не скорбеть во тьме по свету белому, не проливать во тьме горючих слез».

В степных селениях кладут первый блин на слуховое окно, причем приговаривают: «Честные наши родители! вот для вашей душки». В Белоруссии на могиле, политой медом и водкою, накрывают кушанье и приветствуют покойных: «Святые родзицели! ходзице к нам хлеба и соли кушать». На Пасху ходят христосоваться с покойными родителями на их могиле, причем в ямку зарывают тут же красные яйца; невесты-сироты ходят на родительские могилы испрашивать благословения покойников на брак.

Наконец, у нас на Руси множество особых дней и недель, посвященных народным обычаям на посещение могил, таковы: большая и малая родительские, Радуница, Красная горка, Навий день; таково было и древнейшее значение Масленицы. В такие дни нередко целое семейство, собравшись у родной могилы, совершает на ней свою трапезу в суеверном убеждении, что и мертвец разделяет ее и присутствует невидимым образом между ними. В именины домового (28 января) ставится для него на ночь на стол каша и всякое угощение с мыслию, что он, когда все в доме заснут, непременно придет к родственникам справлять свои именины.

В тесной связи с подобным воззрением на загробную жизнь и народные поверия об оборотнях и привидениях, упырях (вампирах), высасывающих кровь по ночам, чужих (лихих) домовых, разыгрывающих свои злые шутки над спящими домочадцами, волкодлаках, рыщущих по ночам лютым зверем, и скачущих навиях, распространяющих моровую язву одним своим появлением. Самое слово навии (навий день, идти до навы) носит в себе понятие смерти и загробного привидения, также и домовой, как заметили выше, синоним загробного; точно так же и род употребляется иногда в областных наречиях в смысле духа, образа, привидения; наконец, древнее имя богини смерти Моры или Морены сохранило почти подобное же значение в малороссийском Мара (призрак) и в поверьях о кикиморах. Еще живет у нас поверие, что злые колдуны по смерти своей восстают по ночам из могил, чтобы сосать кровь у сонных людей, почему, в предупреждение такой беды, покойника, подозреваемого в чародействе, выкапывают из могилы, бьют кольями и сожигают, или, в других местностях, вбивают ему кол в сердце и снова закапывают в могилу. Существуют и многие рассказы про утопленников и утопленниц и про детей, умерших без крещения, которые все, по смерти своей, продолжают свое земное существование в виде водяных мужей или русалок -

Соломенный дух!

Мене мати породила

Некрещену схоронила -

поют последние, бегая всю ночь по полям и рощам. Есть, наконец, и рассказ про русалку (утопленницу), которая, навещая своих живых родителей, сообщала им разные подробности про свою подводную жизнь.

Г. Соловьев справедливо почитает русалок за мертвецов и этим их значением объясняет и прозвание их в одной песне земляночками, т. е. подземными обитательницами могил. Это прозвище, по-видимому, отождествляет русалок с берегинями, о которых святой Григорий упоминает вместе с упырями: «А переже клали требу упирем и берегиням». В этом сближении Упыря с Родом и Берегини с Рожаницей как Род, так и Упырь - мертвецы. Почему и весьма вероятно допустить, что и берегини, как горные, земные духи, носили отчасти то же значение. В древности над могилами сыпали курганы и в особенности выбирали для сего места прибрежные, около больших рек; самое слово брег - берег имеет иногда смысл горы (сравни немецкое Berg), а в областных выражениях слово гора, наоборот, означает берег реки или даже сухопутие (не водою).

Вообще встречается в славянском язычестве множество фантастических существ, которые, при человеческих своих обязанностях, одаряются суеверным преданием какой-то высшей сверхъестественной (божественной) силой. Их нельзя назвать божествами, и, между тем, они не простые смертные.

В тех народностях, где еще во времена баснословные успели выдаться из толпы исторические личности мудрецов или царей-завоевателей, их имена возводятся нередко народною памятью в область мифических божеств; у нас же при отсутствии всякой личности случилось, по-видимому, то же с некоторыми чисто человеческими должностями и обязанностями, которые, украшенные народною фантазиею сверхъестественным божественным даром, произвели особенную демонологическую сферу духов-посредников между человеком и божеством. При вышеизложенном воззрении на смерть и жизнь загробную, подобные сверхъестественные посредники могли легко представляться воображению мертвецами, имеющими чисто человеческое происхождение. Таким образом, соответствует обязанностям домохозяина и главы семейства баснословная личность Рода или Дедушки Домового; подобно тому, и должности богослужебного жреца соответствует понятие Ведуна - Кудесника. И как под именем Рода и Дедушки человек воображает себе действительную личность давно покойного своего прадеда, точно так же мог он предположить и о ведунах, что и они умершие жрецы и старцы, прославившиеся еще при жизни своей вещей мудростию. Знахарство есть простое человеческое ремесло, ведущее, вероятно, свое начало от языческого жречества; ведовство же есть уже знахарство, перешедшее через смерть в область фантастической сверхъестественности.

Влияние христианства в первые века его появления на Руси не уничтожило языческие суеверия в народе, но лишило их только своих благих свойств, соединив все эти поверья в общее представление наваждения нечистой, дьявольской силы. Но если снять с этих мифических личностей придаваемый им христианством колорит, то ясно увидим как по названиям, так и по приписываемым им действиям, что Ведуны не что иное, как жрецы древнего богослужения, возведенные в область баснословной демонологии.

Как знахарь происходит от знать, точно так же ведовство и ведун имеют свое начало в ведать, откуда и другие производные, как вещий, вещун, вещать, предвещание, вече (суд народный) и ведьма как женская форма ведуна.

Чародейство есть обвитие, обведение чарами, т. е. сверхъестественными узами или чертами. Очертание круга на земле принимает магическую силу цепей и уз, точно так же как очарование есть связание человека невидимыми узами (как, например, взорами красавицы). В первобытном значении своем чары не что иное, как нисхождение божественной помощи на человека посредством заговорных молитв и жертвоприношений.

Колдовство и колдун имеют свое начало в корне колд, клуд, означающие очищение, возрождение (посредством огня) и жертвоприношение; по-чешски клудити - очищать, по-сербски кудипи - заговаривать. Сюда же относится по корню своему и наше судить - суд, тоже очищение в его нравственном значении. Имя Волхва производят филологи от санскритского вал - светить, блистать, точно так же как жрец происходит от жреть, гореть; жертва съедается огнем, отчего и наше жрать, и жертвенник в этом отношении является жерлом (горлом) съедающего огня. Когда исчезла вера в языческие обряды, народный юмор придал жреческим жертвоприношениям пошлое теперешнее значение глагола жрать; той же судьбе подвергся и глагол врать, т. е. заговаривать болезнь божественной молитвой, откуда и слова врач, врачевание, точно так же как из чудесников, проводников божественных чудес, образовались понятия кудесника и кудес, в значении злого колдовства, а еще чаще простых фокусов и кривляний.

Во времена язычества религия обнимала собою все способности и дарования человеческого ума, все таинственные познания его наблюдательного изучения природы, все занятия и заботы его ежедневной жизни. В область религии входила мудрость и красноречие, поэтическое вдохновение, песнопение, вещая сила чародейства и познания будущности; ею осенялась справедливость суда, врачевание болезни и счастие домашнего крова, и все это воплощалось в одно общее представление вещей мудрости Волхва - Чародея. Но как Чародей только посредник между человеком и высшим божеством, то и чудеса, производимые ведунами и ведьмами, не прямо от них исходят, но насылаются человеку через их посредничество от высших божеств, помощию заговоров, жертвоприношений и обычных обрядов.

Единственное сверхъестественное качество, которое относится прямо к характеристике самих ведунов и ведьм, это способности полета по воздуху и оборотня; но и здесь есть поверье, что у ведьм хранится чудесная вода, вскипяченная вместе с пеплом от Купального костра, и что для того, чтобы лететь по воздуху, они должны опрыскать себя этой водой, причем, вероятно, предполагался какой-нибудь заговор. Для оборотня также требовалось знание известных заговоров и таинственных обрядов:

Втапоры поучился Волх ко премудростям:

А и первой мудрости учился

Обертываться ясным соколом,

Ко другой-то мудрости учился он Волх

Обертываться серым волком,

Ко третей-то мудрости учился Волх

Обертываться гнедым туром - золотые рога.

Собственному божеству не нужны были гадания для узнания будущности, как и не нужно бы ему учиться премудрости для оборотня. И действительно, сербские вилы и хорутанские рояницы предсказывают будущность без всякого гаданья, что и указывает на непосредственность их божественности. Домовым, русалкам и ведунам не творят мольбы и не приносят искупительних жертв; а если им и подносятся иногда подарки и приношения, как развешение по деревьям пряжи для русалок, оставление ужина для домового, или кроют сыры, хлебы и мед в честь Рода, то все эти обычаи носят чистый характер угощений или поминок покойников, а не жертвы.

3. Славянская мифология, её особенности.

1. Сущность славянской мифологии

Славянская мифология ― совокупность мифологических представлений древних славян (праславян) времени их единства (до конца первого тысячелетия н. э.). Славянская мифология и религия формировались на протяжении долгого периода в процессе выделения древних славян из индоевропейской общности народов во II-I тысячелетии до нашей эры и во взаимодействии с мифологией и религией соседних народов. Собственно славянские мифологические тексты не сохранились: религиозно-мифологическая целостность «язычества» была разрушена в период христианизации славян. Возможна лишь реконструкция основных элементов славянской мифологии на базе вторичных письменных, фольклорных и вещественных источников.

Собственно славянские мифологические тексты не сохранились: религиозно-мифологическая целостность «язычества» была разрушена в период христианизации славян. Возможна лишь реконструкция основных элементов славянской мифологии на базе вторичных письменных, фольклорных и вещественных источников. До принятия христианства практически вся восточнославянская мифология находилась в рамках явления, называемого «древнерусским язычеством, поэтому почерпнуть сведения о ней мы можем из древнерусских письменных источников» . Следует, однако, отметить, что, во-первых, религия правящей верхушки и простого народа всегда значительно различаются, и, во-вторых, в источниках рассматриваются, как правило, персонажи верхнего уровня, языческие божества, а персонажи низшей мифологии обычно остаются в стороне.

Ученые реконструируют славянскую мифологию по различным источникам. Во-первых, это письменные источники. Тексты византийских авторов VI-X веков: Прокопий Кесарийский, Феофилакт Симокатта, Константин Багрянородный, Лев Диакон и др. Западноевропейские авторы IX-XIII веков: Баварский Географ, Титмар Мерзебургский, Гельмольд. Особое место занимает «Слово о полку Игореве», в котором отразился значительный пласт языческих мифов, упоминаемых наследником и носителем языческой культуры - анонимным песнотворцем. Все эти тексты не содержат каких-либо целостных изложений мифологии или отдельных мифов.

Во-вторых, письменные источники XV-XVII веков и фольклорные источники XVIII-XX веков, которые менее приближены к язычеству, но содержат в себе ряд сведений более ранних, не дошедших до нас, источников, а также развернутые записи легенд, сказок, былин, заговоров, быличек и бывальщин, пословиц и поговорок, по которым возможно реконструировать древние мифы. Среди фольклорных сюжетов к язычеству обычно относят былины о Святогоре, Потыке, Вольге (Волхе), Микуле; сказки о Кащее Бессмертном, Змее Горыныче, Бабе Яге, Алёнушке и Иванушке.

Более достоверны, но менее информативны археологические источники: сведения раскопок культовых мест, находки идолов, ритуальных предметов, украшений, языческих символов, надписей с упоминанием о языческих богах или язычниках, остатки жертвоприношений и ритуальных действ. Не менее важными оказываются сведения языкознания, сравнительного религиоведения и изучения мифологических сюжетов у других народов.

Славянская мифология и религия формировались на протяжении долгого периода в процессе выделения древних славян из индоевропейской общности народов во II-I тысячелетии до нашей эры и во взаимодействии с мифологией и религией соседних народов. Поэтому, естественно, в славянской мифологии имеется значительный индоевропейский пласт. Например, это образы бога грозы и боевой дружины (Перун), бога потустороннего мира (Велес), элементы образов близнечного божества (Ярило и Ярилиха) и божества Неба-Отца (Стрибог). Также индоевропейскими по сути являются такие образы, как Мать-Сыра-Земля (Мокошь), солнечное божество (Дажьбог), и некоторые другие. В I тысячелетии до н. э. и в первой половине I тысячелетия на религию славян оказали значительное влияние кельты и степное ираноязычное население (скифы, сарматы и аланы). Некоторые исследователи предполагают кельто-славянские параллели между божествами Дагда и Дажьбог, а также Маха и Макошь. Восточные славяне имели в своём пантеоне божеств предположительно иранского происхождения - Хорс, Семаргл и др.

Очень близки были верования славян и балтов. Это касается имён таких божеств, как Перун (Перкунас) и, возможно, Велес (Вельняс). Имеется схожесть между мифологиями славян и фракийцев. Немало общего также с германо-скандинавской мифологией: мотив мирового древа, культ драконов и прочее. В этот же период, при разделении праславянской общности, стали формироваться племенные верования славян, имевшие значительные региональные отличия. В частности, мифология западных славян значительно отличалась от всех прочих.

2. Вселенная древних славян

Много данных о Вселенной древних славян может дать так называемый «Збручский идол», который из-за этого порой называют даже «энциклопедией славянского язычества». Данное четырёхгранное каменное изваяние ориентировано по сторонам света. Каждая его сторона разделена на три уровня - судя по всему, небесный, земной и подземный. На небесном уровне «изображены божества, на земном - люди (двое мужчин и две женщины, как и божества), а в подземном - некое хтоническое существо, держащее на себе землю» .

Универсальным образом, синтезирующим все описанные выше отношения, является у славян (и у многих других народов) древо мировое. В этой функции в славянских фольклорных текстах обычно выступают Вырий, райское дерево, берёза, явор, дуб, сосна, рябина, яблоня. К трём основным частям мирового дерева приурочены разные животные: к ветвям и вершине ― птицы (сокол, соловей, птицы мифологического характера, Див и т. п.), а также солнце и луна; к стволу ― пчёлы, к корням ― хтонические животные (змеи, бобры и т. п.). С помощью мирового дерева моделируется тройная вертикальная структура мира ― три царства: небо, земля и преисподняя, четверичная горизонтальная структура (север, запад, юг, восток, ср. соответствующие четыре ветра), жизнь и смерть (зелёное, цветущее дерево и сухое дерево, дерево в календарных обрядах) и т. п.

Отрывочные сведения о мироощущении древних славян можно получить из древнерусской литературы. В частности, в «Поучении Владимира Мономаха» говорится об ирее - далёкой южной стране, в которую улетают на зиму птицы. При помощи этнографических материалов мы можем узнать, что ирей в народной памяти отождествился позже с раем. Также там говорится: «На море-Океане, на острове Буяне стоит дуб Карколист, на том дубе сидит сокол, под тем дубом змея…» Таким образом, славяне представляли себе Вселенную: в центре Мирового Океана располагается остров (Буян), на котором, в Центре Мира, лежит камень (Алатырь) или растёт Мировое Древо (как правило, дуб). На этом дереве, как видно из заговора, сидит птица, а под деревом находится змея. Такая картина весьма схожа с германо-скандинавской и с представленной в «Слове о полку Игореве».

Самые ранние сведения о божествах древнерусского язычества нам могут дать материалы договоров Руси с византийцами, заключённых после походов в 945 и 971 годах. Заключение этих договоров описано в древнерусских летописях, и там нам интересны прежде всего клятвы, которые давали русичи. Совместное упоминание Перуна и Волоса в этой клятве дало почву для многочисленных спекуляций - некоторые Перуна сопоставляют с оружием и войной, а Волоса - с золотом и торговлей, кто-то связывает Перуна с правящей верхушкой (или варягами-русью), а Волоса - с простым народом (славянами и даже финнами), другие вообще противопоставляют Волоса Перуну. В остальном же данные этой клятвы не дают ничего нового, за исключением пассажа о золоте, который уже был рассмотрен выше, в разделе «Вселенная древних славян».

3. Культы божеств

3.1. Иерархия персонажей славянской мифологии

По функциям мифологических персонажей, по характеру их связей с коллективом, по степени индивидуализированного воплощения, по особенностям их временных характеристик и по степени их актуальности для человека внутри славянской мифологии можно выделить несколько уровней.

Высший уровень характеризуется «наиболее обобщённым типом функций богов (ритуально-юридическая, военная, хозяйственно-природная), их связью с официальным культом (вплоть до раннегосударственных пантеонов)» . К высшему уровню Славянской мифологии относились два праславянских божества, чьи имена достоверно реконструируются как *Реrunъ (Перун) и *Velesъ (Велес), а также увязываемый с ними женский персонаж, праславянское имя которого остаётся неясным. Эти божества воплощают военную и хозяйственно-природную функции. Они связаны между собой как участники грозового мифа: бог грозы Перун, обитающий на небе, на вершине горы, преследует своего змеевидного врага, живущего внизу, на земле. Причина их распри ― похищение Велесом скота, людей, а в некоторых вариантах ― жены громовержца. Преследуемый Велес прячется последовательно под деревом, камнем, обращается в человека, коня, корову.

Знания о полном составе праславянских богов высшего уровня весьма ограниченны, хотя есть основания полагать, что они составляли уже пантеон. Кроме названных богов в него могли входить те божества, чьи имена известны хотя бы в двух разных славянских традициях. Таковы древнерусский Сварог (применительно к огню ― Сварожич, т. е. сын Сварога). Другой пример ― древнерусский Дажьбог.

К более низкому уровню могли относиться божества, связанные с хозяйственными циклами и сезонными обрядами, а также боги, воплощавшие целостность замкнутых небольших коллективов: Род, Чур у восточных славян и т. п. Возможно, что к этому уровню относилось и большинство женских божеств, обнаруживающих близкие связи с коллективом (Мокошь и др.), иногда менее антропоморфных, чем боги высшего уровня.

Элементы следующего уровня характеризуются наибольшей абстрагированностью функций, что позволяет иногда рассматривать их как персонификацию членов основных противопоставлений; например, Доля, Лихо, Правда, Кривда, Смерть, или соответствующих специализированных функций, например Суд. С обозначением доли, удачи, счастья, вероятно, было связано и общеславянское бог. Слово «бог» входило в имена различных божеств ― Дажьбог, Чернобог и др. Многие из этих персонажей выступают в сказочных повествованиях в соответствии со временем бытования сказки и даже с конкретными жизненными ситуациями (например, Горе-Злосчастье).

С началом мифологизированной исторической традиции связываются герои мифологического эпоса. Они известны лишь по данным отдельных славянских традиций: таковы генеалогические герои Кий, Щек, Хорив у восточных славян. Более древние истоки угадываются в персонажах, выступающих как противники этих героев, например в чудовищах змееобразной природы, поздними вариантами которых можно считать Соловья-Разбойника, Рарога-Рарашека. Сказочные персонажи ― по-видимому, «участники ритуала в их мифологизированном обличье и предводители тех классов существ, которые сами принадлежат к низшему уровню: таковы баба-яга, кощей, чудо-юдо, лесной царь, водяной царь, морской царь» .

К низшей мифологии относятся разные классы неиндивидуализированной (часто и неантропоморфной) нечисти, духов, животных, связанных со всем мифологическим пространством от дома до леса, болота и т. п.: домовые, лешие, водяные, русалки, вилы, лихорадки, мары, моры, кикиморы, судички у западных славян; из животных ― медведь, волк.

Дуалистический принцип противопоставления благоприятного ― неблагоприятного для коллектива реализовался иногда в мифологических персонажах, наделённых положительными или отрицательными функциями, или в персонифицированных членах оппозиций. Таковы: счастье (доля) ― несчастье (недоля). Существенно различие мужских и женских мифологических персонажей по функциям, значимости и количеству: малочисленность женских персонажей в пантеоне, соотношения типа Див ― дивы, Род ― рожаницы, Суд ― суденицы. Особенно значительна роль женского начала в магии, колдовстве.

В противопоставлении суша ― море особое значение имеет море ― местопребывание многочисленных отрицательных, преимущественно женских, персонажей; жилище смерти, болезней, куда их отсылают в заговорах. Его воплощения ― море, океан-море, морской царь и его двенадцать дочерей, двенадцать лихорадок и т. п. Положительный аспект воплощается в мотивах прихода весны и солнца из-за моря. На указанное противопоставление наслаивается другое: сухой ― мокрый (позднее ― Илья Сухой и Мокрый, Никола Сухой и Мокрый, сочетание этих признаков в Перуне, боге молнии ― огня и дождя). Противопоставление огонь ― влага воплощается в мотивах противоборства этих стихий и в таких персонажах, как Огненный Змей (в русских былинах о Волхе Всеславьевиче, в сказках и заговорах, в сербском эпосе о Змее Огненном Волке), Огненная Птица (сказочная жар-птица). Мифологическими воплощениями противопоставления день ― ночь являются ночницы, полуночницы и полуденницы, Зори ― утренняя, полуденная, вечерняя, полуночная. Конь Свентовита днём ― белый, ночью - забрызганный грязью. Особую роль в славянской мифологии играли образы старухи-ведьмы типа бабы-яги и плешивого старика, деда и т. п. С противопоставлением старый ― молодой связаны оппозиция предки ― потомки и ритуалы поминовения предков, «дедов», а также оппозиции старший ― младший .

Следует с большой осторожностью относиться к сравнению эпических персонажей с мифологическими образами. Тем не менее, двое основных действующих лиц «былин» ― Илья Муромец и Добрыня Никитич неоднократно сравнивались с языческими богами ― Перуном и Даждьбогом соответственно. Симптоматично само имя Муромца ― Илья. Пророк Илия, как уже говорилось, заменил в народном сознании Перуна. Добрыня же обычно считается поздним воплощением Даждьбога. Это подтверждается и некоторым сходством имен, и змееборческим подвигом.

3.2. Процесс изучения персонажей славянской мифологии

Русские славяне лишь под влиянием варягов пришли к мысли изображать своих богов в истуканах. Первые истуканы поставлены были Владимиром, князем Киевским, на холме Перуну, Хорсу, Даждьбогу, а в Новгороде, Добрынею - Перуну над Волховом. При Владимире впервые появляются на Руси и храмы, вероятно, им же сооруженные.

Один из важнейших источников по славянской, точнее - древнерусской языческой мифологии, это летописный рассказ о так назваемой «языческой реформе» князя Владимира Святославича, когда он установил в Киеве идолы шести важнейших божеств: «И начал княжить Владимир в Киеве один, и поставил идолы на холме, вне теремного двора: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, Хорса (и) Дажьбога, Стрибога, Симаргла и Мокошь» . Перун, как заметно, расположен в списке на первом месте, он начинает список богов, поэтому вполне логично считать его главным и важнейшим из божеств (по крайней мере для князя и дружины). Имена Хорс и Дажьбог в списке стоят рядом, а в некоторых вариантах летописи не разделяются, как другие божества, союзом «и». Поэтому вполне логично предположить некоторое сходство, связь (или даже тождественность) между этими божествами, так как оба они являются солярными, связанными с солнцем. Стрибог и Симаргл, видимо, были не так значимы, как Перун и Хорс с Дажьбогом, раз упоминаются после них. Мокошь, судя по всему, это женское божество, поэтому и замыкает список. Из шести божеств списка двое имеют несомненные иранские корни - это Хорс и Симаргл. Это объясняется тем, что пантеон был установлен в Киеве, а на восточных славян Южной Руси большое влияние оказали растворившиеся в них сарматские и аланские племена.

«Слово о полку Игореве» является уникальнейшим памятником древнерусской эпической традиции. Оно содержит немало мифологических данных, хоть и было создано уже в XII-XIII веках. Это объясняется так называемым «Возрождением язычества» - явлением общеевропейского масштаба, имевшим место и на Руси. Причины его заключались в том, что язычество уже почти исчезло и больше не представляло угрозы для христианства, поэтому его перестали «бояться». Оно, напротив, стало играть совершенно иную роль в культуре - эстетическую, архаизирующую, национально-идеологическую. В «Слове» упоминаются, как правило, «внуки» различных божеств - художественные словосочетания-метафоры для синонимичной замены или эпитета.

Сказитель Боян в «Слове» называется внуком бога Велеса. Исходя из этого отрывка Велеса считают древнерусским языческим покровителем поэзии и певцов-сказителей. Ветры в «Слове» называются внуками Стрибога. На основании данного отрывка Стрибога считают богом-повелителем ветров.

Русский народ, от князя до земледельца, в «Слове» называется внуками Дажьбога. На основании этих двух отрывков можно сказать, что Дажьбог вообще был довольно значимым божеством в Древней Руси, которое олицетворяло благополучие, мир и единство Русской земли. В отрывках именем Хорса заменено слово «солнце», на основании чего можно говорить о том, что Хорс был олицетворённым солнцем в древнерусском язычестве.

Кроме того, в «Слове» встречается эпический образ князя Всеслава, наделённого различными сверхъестественными способностями. Это довольно «архаичный мифологический образ шамана-воина, свойственный для переходного периода от первобытно-общинного строя к военной демократии» . Образ князя Всеслава родственен образу былинного Волха Всеславьевича или Вольги.

Фрагмент Ипатьевской летописи, являющийся вставкой из славянского перевода «Хроники» византийского историка Иоанна Малалы, примечателен прежде всего своими мифологическими сюжетами, а точнее - сюжетом о Свароге и Дажьбоге. Славянский переводчик перевёл таким образом соответственно имена Гефеста и Гелиоса, поэтому мы можем судить о какой-то связи с огнём и, возможно, кузнечным ремеслом Сварога, и о солярном характере Дажьбога. Сам же сюжет мифологической вставки из «Хроники» в летопись рассказать об именно славянской мифологии нам, к сожалению, абсолютно ничего не может.

3.3. Служение культа древних славян

Священными местами у язычников могли быть различные природные объекты. Язычники приходили к особым камням со «следами», отправлялись в священные рощи, приносили жертвы от трудов рук своих рекам и озёрам, бросали дары на дно колодцев, втыкали предметы в стволы деревьев, восходили на вершины холмов и гор, курганы и курганные комплексы были родовыми храмами, на которых иногда стояли идолы.

Самая простая форма специально организованного культового места у славян - культовые площадки с идолами и жертвенные ямы. Подобные места предположительно назывались «требища», на которых «творили требы», то есть исполняли то, что было необходимо для славления богов. Жертвенные ямы располагались на окраинах селений и не имели ограждений. Иногда на культовых площадках в геометрическом порядке располагались несколько идолов-капей: в центре или позади стоял главный идол, а вокруг или спереди - второстепенные. Атрибутами идолов были их имя, сакральное число (обозначенное другими предметами или знаками), цвет и различного рода вещи: шапка, шлем, меч, палица, секира, щит, копье, рог, шар, палка, кольцо, крест - древнейший символ огня, «горомовая стрела», чаши. Иногда атрибутом выступают «отдельные объекты, которые связаны с конкретным идолом: дуб, холм, огонь, конь, муравьи, собаки, медведь» . В капищах происходит разделение алтаря, на котором приносится треба, и который могли вымощать камнем, и жертвенного костра, который располагался в стороне, за оградой, и где также сжигались разного рода дары.

В последний период дохристианского язычества возникают храмовые постройки и крупные комплексы. Вокруг капища возводятся значительные городища с рвами, валами и тыном. Внутри городища остаётся незастроенное требище, где проводятся массовые обряды, оставляются дары, горит огонь. Помимо этого возводятся длинные дома для праздников и родовых собраний.

По принятии христианства народное сознание славян смешало новую веру со старою, частью слило своих богов с христианскими святыми, частью низвело их в положение «бесов», частью сохранило верность своим родовым богам.

Славянская мифология характерна тем, что она ― всеобъемлюща и представляет собою не отдельную область народного представления о мире и мироздании (как фантазия или религия), а находит воплощение даже в быту ― будь то обряды, ритуалы, культы или земледельческий календарь, сохранившаяся демонология (от домовых, ведьм и леших до банников и русалок) или забытое отождествление (например, языческого Перуна с христианским святым Ильей). Поэтому, практически уничтоженная на уровне текстов до XI века, она продолжает жить в образах, символике, ритуалах и в самом языке.