В течение десятилетий правда о нацистско-большевистской войне 1941-1945 годов искажалась тоталитарным режимом СССР в Украине. И сегодня многие жители Славянска привыкли считать, что Германия вероломно напала на мирный Советский Союз. Но правда состоит в том, что Советский Союз вплоть до 22 июня 1941 года - был союзником нацистской Германии. - По-сути он был одной из стран Оси.

В то время как в 1940 году немецкие бомбы вовсю сыпались на Лондон и Париж, СССР поставлял нацистам нефть, зерно, медь, лес и другое необходимое немецкой военной промышленности сырье. В Мурманской области были созданы «Базы Норд» для германских военно-морских сил. Здесь же базировались немецкие корабли, топившие британские конвои в Северной Атлантике, а советские ледоколы проводили немецкие корабли через Северный Ледовитый в Тихий океан. Вы думаете это неправда потому что Вы не учили этого в школе? - Но это правда. Об этом говорят факты и документы .

Историк Виктор Суворов утверждает, что Сталин готовил так называемый "освободительный поход" Красной Армии в Европу чтобы воплотить в жизнь большевистскую идею о мировой революции. Но Гитлер напал первым.

Неоспорим исторический факт - 29 мая 1941 года вышел первый на первый взгляд странный русско-немецких разговорник тиражом в 6 миллионов экземпляров.

Второй тираж вышел уже 6 июня. Эти разговорники примечательны тем, что содержат фразы такого содержания: «Вам нечего бояться, скоро придет Красная Армия». Или: «Как называется эта река?».

Представляем Вашему вниманию РУССКО-НЕМЕЦКИЙ ВОЕННЫЙ РАЗГОВОРНИК (подписано к печати 29.5.41)

Краткие сведения о немецком произношении

Хальт! Хенде хох!

Вы не можете не знать!

Назовите номер вашего полка!

Раньше привычно писали, что «борьба с фашистским агрессором была не борьбой наций, а именно классовой борьбой, борьбой двух социальных систем, борьбой противоположных идеологий». На самом деле фашизм и социализм столкнулись тогда в смертельной схватке, воевали не только армии, но и антагонистические социальные системы, несовместимые экономические и политические идеологии. После совещания у Гитлера 30.03.1941 г. Гальдер записал: «Наши задачи в России: разбить вооруженные силы, уничтожить государство… Борьба двух идеологий… Огромная опасность коммунизма для будущего…Коммунист никогда не был и никогда не станет нашим товарищем Речь идет о борьбе на уничтожение» (Т.2. С.81). Война с фашизмом была политической борьбой. С. Кара-Мурза поражался неискренностью «белых идеологов», которые «притворяются, что не понимают простых, всем известных вещей. Вот Б. Бондаренко излагает общий для всех них тезис: «Я считаю ту великую Победу не красной победой, а Отечественной Победой… Победила там, на полях сражений, не красная Россия, а русская Россия». Если это говорится искренне, то перед нами тяжелый случай группового отказа мыслительного аппарата - и у немалой группы…Если же речь идет о войне, когда стреляют твердыми пулями, то Отечество воплощено в конкретно-исторические формы, и противопоставлять дух этим формам просто глупо. Белые непрерывно проклинают советскую индустриализацию - а Отечественную Победу любят. Но ведь и ежу ясно, что без индустриализации и коллективизации этой победы быть бы не могло» (Зв.2000.№ 30).

Б. Васильев заявил: «фашисты - это одно, немцы совсем другое» (ЛгЛ1–17.09.2002). И другие авторы осуждают людей, которые «до сих пор не разделяют немецкий народ (солдат) и фашистских главарей, заставивших этот народ воевать против СССР. А смешивать их в одно целое нельзя, об этом еще в дни войны предупреждал И. Сталин» (Тж.22.02.01). Он на самом деле отделял немецкий народ от правителей. 3.07.1941 г. Сталин говорил: «В этой великой войне мы будем иметь верных союзников… в том числе в лице германского народа» порабощенного гитлеровскими заправилами». 23.02.1942 г. он подчеркнул: «Было бы смешно отождествлять клику Гитлера с германским народом, с германским государством». Кое-кто считает, что «очень многие, если не большинство, в немецкой армии, чувствуя несправедливость войны, были нашими врагами по принуждению» (Тж.22.02.01). Не все немцы одобряли решение Гитлера напасть на СССР. 22.06.1941 г. Геббельс зафиксировал в дневнике: «У нас в народе несколько подавленное настроение» (Вж.1997.№ 4. G37), Но в 1941–1943 тт. подавляющее большинство немцев жаждало победы над СССР. Даже попав в окружение, немецкие солдаты сражались до последней возможности. И это только по принуждению? Нередко читаешь: «Мы воевали не с немецким народом, мы воевали с фашистами и их приспешниками» (СР.20.02.01). Сколько было их тогда? Многие миллионы? Были ли они или не были частью немецкого народа? В начале войны кое у кого из советских людей возникли иллюзии о том, что немецкие рабочие и крестьяне, «порабощенные гитлеровскими заправилами», не станут поддерживать фашистскую верхушку и перейдут на сторону СССР. В повести Е. Носова «Усвятские шлемоносцы» (1977) лектор внушал нашим крестьянам, что «немецкие солдаты, такие же, как и мы с вами, простые труженики», «никак не заинтересованы воевать против нас, своих же братьев», они «повернут штыки против своих хозяев». Война быстро развеяла эти наивные надежды.

В августе 1943 г. во время наступления на Ельню мы взяли в плен немецкого ефрейтора. Он, бывший рабочий, согласился с тем, что война для него закончилась, но на вопрос: «Гитлер капут?» (его трижды повторили) не проронил ни. слова. В повести Б. Васильева «В списках не значился» молодой офицер Плужников, пожалев, отпустил взятого в плен немецкого солдата, рабочего, отца троих детей, а он потом убил хромоногую беременную Мирру. В повести Э. Казакевича «Звезда» разведчики под командованием лейтенанта Травкина, действуя в немецком тылу, взяли в плен немецкого солдата, от него узнали важные сведения о танковой дивизии «Викинг». Немец до войны был рабочим. «Травкин с младенческих лет был воспитан в любви и уважении к рабочим людям, но этого наборщика из Лейпцига надо было убить». Такова жестокая суть войны, оставишь его в живых - подставишь под удар весь отряд. Война была противоестественна нашему человеку, трагизм заключался и в том, что вопреки своей гуманистической сути он вынужден был убивать.

Война стала по своему зловещему смыслу огромной трагедией, принесла людям неимоверные страдания, уничтожала и уродовала их физически, противостояла их личному счастью, разрушала их домашний очаг, лишала их родных и близких. Народная трагедия складывалась из многих тысяч личных трагедий. У человека не было права уйти в сторону, сделать вид, что война тебя не касается. Тогда было очень трудно везде - и на фронте, и в тылу. В пору военных потрясений солдат становился на самую грань жизни и смерти, отрешался от всего обыденного, взвешивал свои поступки на самых высоких нравственных весах; он всем своим существом чувствовал нерасторжимую слитность своей судьбы с судьбой Родины. Глубокое понимание правоты нашей священной борьбы с врагом давало ему силы преодолевать немыслимые в мирных условиях трудности, вдохновляло его на подвиги. На фронте он ставился в такие обстоятельства, что у него было только два решения: либо, героически сражаясь, победить врага, либо, струсив, предать свой народ, а третьего пути не было.

Считая Великую Отечественную войну политической, нельзя не учитывать того, что огромную роль в ней играл национально-государственный, геополитический фактор. Писатель Б. Кондратьев говорил: «…воевали мы за Отечество, за Россию. Мне вообще думается, что идеология не играла особой роли на войне. Что такое двадцать четыре года в тысячелетней истории народа… Извечная, передающаяся в генах любовь народа к своей Родине - вот истоки нашей победы» (Км.1990.№ 7. С.124). О всенародном сопротивлении наших людей врагу свидетельствовало то, что в 1942 г. около 10 % своих сухопутных сил германское командование использовало для борьбы с партизанами, а в 1943 г. на эти цели оттянуло более 25 дивизий. Г. Попов писал: «Стало ясно, что речь идет о судьбе русского народа, о судьбе России как таковой. Битва идет не за или против советской власти в России, а за саму Россию, за ее независимость, за право иметь свое государство, свою культуру, свой язык» (Мк.20.11.2001). На самом деле война велась и за Россию, и за советскую власть, она была отечественной и в то же время политической. В статье «Чудо Сталинграда», опубликованной 7.10. 1942 г. в социал-демократическом журнале «Новый путь», который издавался за рубежом под редакцией одного из лидеров русских меньшевиков Ф. Дана, говорилось: «Ничего нельзя понять в этом чуде, если закрыть глаза на тот факт, что при всех своих падениях, срывах, ошибках и даже преступлениях, революция, начавшаяся четверть века тому назад, вошла в плоть и кровь народных масс; что при всех невзгодах, лишениях, страданиях… она дала им какие-то достижения, и, быть может, еще больше - какие-то надежды, за которые массы держатся всеми фибрами души, которые в их глазах перевешивают все темные и тяжелые стороны ее, за которые они хотят идти на нечеловеческие муки, сражаться и умирать. Революция дала патриотизму народов Советского Союза новую великую идею - идею социального освобождения». Б. Томан заметил: «Удивительно, но далекому от родины эмигранту удалось верно понять и выразить моральный дух советскою народа» (Пр. 13.10.1989). Попов предвзято заключил, что «первый шаг к выходу России из СССР был сделан шестьдесят лет назад, когда в дни битвы за Москву вместо идей и лозунгов интернационального социализма была поднята идеология спасения русского народа, русской нации». Не было этого. Достаточно посмотреть прессу того времени, чтобы убедиться: наша пропаганда вела речь тогда о спасении всех народов СССР, а не одних русских людей. Сталин писал: «В советском патриотизме гармонически сочетаются национальные традиции народов и общие жизненные интересы всех трудящихся Советского Союза».

Идеологические прислужники «демократов» искажают смысл войны. С. Доренко 13.05.2000 г. внушал телезрителям, что в Белоруссии шла не партизанская, а гражданская война Сталин-де не доверял партазанам, опасаясь, что из их движения вырастет нечто опасное для советской власти, и потому не снабжал их достаточным количеством оружия и боеприпасов. Как отмечалось, Иващенко оклеветал «миллионные массы бойцов и командиров», которые якобы «перешли к немцам с оружием в руках… События лета 1941-го можно без всяких преувеличений назвать стихийным восстанием армии против Сталинской деспотии». Еще раньше докатилась до подобной несуразицы Н. Берберова «…в первые месяцы советско-германской войны сотни тысяч советских бойцов без боя перешли к немцам» (Вл.1988.№ 10. С.280). Она уверяла, что «в один и тот же день были сданы Севастополь и Кронштадт». Даже Кронштадт сдала врагу эта невежда, которой при немцах «наконец-то свободно» дышалось во Франции. Когда в апреле 1941 г. Германия напала на Югославию, она возмущалась: «Подумайте, какие мерзавцы сербы! Смеют сопротивляться!» (Нло.1999.№ 39).

Либералы заявляют, что в Отечественную войну мы воевали не за правое дело. Б. Окуджава, имя которого «патриотизм - чувство несложное… биологическое, оно есть и у кошки», каялся с телеэкрана: «И когда я понял, что ведь на фронте я, по существу, защищал сталинизм, тоталитаризм - мне стало страшно. Выходит, и я виноват!». Б. Некрасов сказал о своей работе на радиостанции «Свобода»: «Клевещу помаленьку… На историческую родину…Жить-то надо!» (Лг.31.08.1988). Не это ли обусловило его заявление в «Русской мысли» в 1981 г.: «..дело наше оказалось неправое. В этом трагедия моего поколения». Зерно таких рассуждений содержалось в «Архипелаге ГУЛАГ», где Солженицын писал: «Полтавская победа была несчастьем для России: она потянула за собой два столетия великих напряжений, разорений, несвободы - и новых, и новых войн «. Не думаю, что теперь он стал бы проводить такую ревизию нашей истории: «Мы настолько привыкли гордиться нашей победой над Наполеоном, что упускаем: именно благодаря ей освобождение крестьянства не произошло на полстолетие раньше (французская же оккупация не была для России реальностью)…. Крымская война - из всех войн счастливейшая для России - принесла не только освобождение крестьян и александровские реформы, - одновременно с ними родилось в России мощное общественное мнение».

Считая нашу победу «пирровой», Н. Калинин заключил «Народная масса сделала свой выбор - защищать Родину. Так было и в 1812 году. Но, как и тогда, народ защищал несвободу» (Из. 7.07.1998). Выходит, фашисты несли нам свободу? По Кардину, «не за такое уж «правое дело» велась война, в ней мучительно переплелось «правое» и «неправое», «внушаемая нам мысль о незыблемом морально-политическом единстве была фикцией», при подходе немцев к Москве находились люди, которые «для новых хозяев составляли списки коммунистов, евреев, командирских семей». Немного было подобных предателей Трудно верить тому, что писал Нагибин в «Свете в конце туннеля»: «Вскоре подъем, испытанный оставшимся в Москве населением в связи со скорым приходом немцев и окончанием войны - никто же не сомневался, что за сдачей Москвы последует капитуляция - изменился томлением и неуверенностью. Втихоря ругали Гитлера, расплескавшего весь наступательный пыл у стен Москвы… Многие оставшиеся в юроде ждали немцев.» Посмотрев на потолок, Хмельницкий сочинил, что «до четверти состава немецких дивизий, воевавших на Восточном фронте, составляли русские» (Рм.2000.№ 4323). За ложь ему платят доллары хозяева газеты. Но странно звучали слова А. Гурова на радиостанции «Маяк» 22.02.2000 г. о том, что на стороне Германии воевали три миллиона граждан СССР. Он забыл, что сначала надо удостовериться в истинности факта и только потом обнародовать его. По словам Б. Соколова (Нг.29.10.1991), Комиссия американского генерала Вуда, захватившая документы Управления по делам военнопленных Германии, пришла к выводу, что в плен попало 4 млн. советских солдат и офицеров и в гитлеровских формированиях было 100 тыс. человек М Семиряга в книге «Коллаборационизм-Природа, типология и проявления в годы второй мировой войны» (2000) писал, что, по некоторым сведениям, на германских фашистов работало до 1,5 миллиона предателей (782).

Резун гордится тем, что он разрушает «представление о войне как о войне великой, освободительной». 17.09.1999 г. на заседании Сената Польши он говорил, что «так называемая великая отечественная война» «искусственно, в политических и идеологических целях выделенный отрезок Второй мировой войны». Ю. Афанасьев уверял: название «Отечественная война» - всего лишь сталинская версия, на самом деле это «была схватка двух тиранов», «Сталин готовился к войне наступательной, агрессивной… И выходит, что мы вели не свою войну» (Аг.15.09.1993). Поверив этой лжи, кое-кто полагает: «Амбиции вождей, их агрессивные планы по завоеванию мирового господства бросили миллионы солдат и мирных стран СССР и Европы в огонь самой жестокой войны XX века» (Тж.22.02.2001). Без каких-либо оснований ставят на одни весы не только «амбиции вождей», но и советских солдат, защищавших свою Родину, и германских завоевателей, принесших нашей стране неисчислимые бедствия.

Копейкин, не считая войну с Германией Отечественной, спрашивал «Какое отечество защищала Красная Армия в 1945 году, когда она перешла границы СССР?» (Рм. 1999, № 4262) Тогда мы защищали свою Родину, Россию, она для русофобов чужая, и потому они Отечественную войну относят к «так называемой» и пишут с маленькой буквы. По их логике, советским войскам надо было подойти к своей границе и ожидать, когда Германия очухается от разящих ударов, наберется сил и снова ринется на нас Бондарев писал о возмущении Боннэр сексуальными вакханалиями «советских солдат на территории Германии в конце войны»: «Нет особого резона опровергать нелепую сенсацию госпожи Боннэр, если бы она не высказывалась тут же о том, что Советской Армии надо было прекратить наступление в 1943 году, не переходить государственную границу. Но мы границу перешли и мгновенно стали…» патриотами-негодяями», «захватчиками», «насильниками». Он разъяснил «очень гуманной госпоже Боннэр»: если наши войска остановились бы на границе, «то оправившийся от поражений в России немецкий фашизм, быть может; не проиграл бы войну так сокрушительно. И тогда бы, не дай Бог, либерально-красноречивым гуманистам самых различных направлений пришлось бы измерять жизнь не количеством расшатанных болтовней трибун, а страданиями и пытками за колючей проволокой в глобальных концлагерях и цивилизованно оборудованных, удобных для смерти крематориях» (С Р.11.03.1999).

Ж. Медведев нашел, что «в 1941 году Красная армия действительно героически…обороняла лишь города, которые имели какую-то символическую историческую русскую военную славу: Брест, Одессу, Севастополь, Ленинград и Москву. Киев, Минск, Смоленск, Вильнюс, Рига и многие другие сдавались без боя» (Пд. 18.10.1997). Он странно разделил города. В Отечественную войну наши войска свыше двух месяцев стойко защищали Одессу, но ошибочно думать, что в прошлом на весах исторической значимости она прославилась больше Киева, за который в 1941 г. тоже шла жестокая битва. Нельзя понять, почему Смоленск отнесен к городам, не имеющим «исторической русской военной славы», почему говорится, что его сдали врагу без боя. За обладание этим городом два месяца шло сражение, в ходе которого «войска Красной Армии, жители города и его окрестностей проявляли величайшую стойкость. Ожесточенная борьба шла за каждый дом и улицу, за каждый населенный пункт» (Г Жуков). Как показал. Стаднюк в романе «Война», Сталин, узнав, что немцы вошли в Смоленск, возмущенно сказал: «Это не город» а памятник! Слава русского воинства! Триста с лишним лет назад поляки два года не могли взять Смоленск! Наполеон обломал об него зубы! А красный маршал Тимошенко позволил врагу взять Смоленск…»

Отступления от истины понадобились Медведеву для того» чтобы заявить: тогда Сталин и его сподвижники «поняли, что ни «советский патриотизм», ни Красная армия не смогут обеспечить победу над немецкой армией, пропитанной духом немецкого «расового национализма». 22.06.2000 г. в программе «События» на TBЦ Викт. Ерофеев говорил, что «коммунистическая идеология оказалась несостоятельной». Либералы считают, что «для войны с могущественным внешним врагом коммунистическая идея бессильна, нужна идея национальная, русская…». Вождь народов» хитро решил, что советское надо представить как русское» (О.г.2000.№ 10). К. Азадовский и Б. Егоров осудили Сталина за то, что во время войны он «открыто заигрывал с русским народом, демонстрируя свой патриотизм, скорее, русский, нежели классово-советский», что после 1945 г. он «со своей кликой начал…выпячивать «русский народ», ставить его на пьедестал и возвышать над другими нациями в СССР» (Нло.1999.№ 36, С86). А. Н. Яковлев утверждал иную несуразицу: «Сталин презирал русский народ, стремился его уничтожить» (Лг.№ 41.2001).

Коммунистическая идея была не бессильной, но недостаточной для наиболее успешного ведения Отечественной войны. Огромная заслуга Сталина состоит в том, что он соединил воедино силу социалистической идеологии и государственный патриотизм. Еще в 1938 г. был выпущен на экраны патриотический, фильм о победе Александра Невского над немецкими рыцарями в 1242 г. на Чудском озере, в 1937–1939 гг. был создан исторический фильм «Петр Первый», в 1939 г. - «Минин и Пожарский». Видный деятель партии кадетов IX Милюков подчеркнул в 1939 г.: «Сталин является гениальным политиком, поскольку он прочувствовал одну важнейшую вещь для любого политика: Сталин вернул Россию в русло традиционного общества» (СР.4.03.2000). 20.04.1941 г. Димитров записал высказывание Сталина: «Теперь на первый план выступают национальные задачи для каждой страны». Медведев заявил, что «уже в августе или в начале сентября 1942 г. Сталин резко изменил курс всей внутренней политики, начав восстановление российских исторических традиций, в первую очередь в армии»: «Были восстановлены традиционные российские воинские звания: сержант, лейтенант, капитан, майор и полковник». Но эти звания ЦИК и СНК СССР ввели еще 22.09.1935 г. Возвращение к традициям старой русской армии Медведев посчитал за националистические реформы и дал им негативную оценку. Он сделал странный вывод о несостоятельном возвышении русской нации, которую Сталин объявил «наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза».

Для оправдания своей агрессии против СССР гитлеровцы кричали о том, что они воюют с коммунизмом, а не с русским народом. О несостоятельности этой уловки говорит и то, что они напали на ряд государств, в которых не было коммунистической власти. Встает вопрос: как относился к этой захватнической политике немецкий народ, была ли его вина в чудовищном разорении многих тысяч наших городов и деревень, в уничтожении 27 000 000 советских людей? В 1971 г. германский историк С. Хаффнер писал о настроении немцев в 1920–1930-х гг.: «Они ничего не имели против создания Великой германской империи… Однако…они не видели пути, обещающего успех в достижении заветной цели. Но его видел Гитлер. И когда позже этот путь, казалось, стал реальным, в Германии не было почти никого, кто не был бы готов идти по нему» (Самоубийство германской импе-рии.1972. С. 27–28). Многие немцы считали Россию своим врагом, а русских чуждыми, неполноценными людьми. В Германии укоренилась привычка считать: «Их дух не является самостоятельным… Почти во всем, что создано Россией во внешних и внутренних делах, они обязаны немцам…» Гитлер в книге «Майн кампф» обнародовал свое кредо: «Если мы хотим создать нашу великую германскую империю, мы должны прежде всего вытеснить и истребить славянские народы - русских, поляков, чехов, словаков, болгар, украинцев, белорусов». Его сподвижник Борман писал: «Славяне должны работать на нас в той мере, в какой они нам не нужны, они могут вымирать… Размножение славян нежелательно… Образование опасно. Для них достаточно уметь считать до ста».

Не летом 1942 г., как писал Медведев, а уже в первые месяцы войны становилось ясно, что война шла не только между разными социальными системами, между «фашизмом и коммунизмом», но и «между немцами и русскими, между Германией и Россией» (Пд.18,10–1997). Именно поэтому в 1941 г. выслали немцев Поволжья в Сибирь и Казахстан. Можно понять тех, кто осуждает наших правителей за это выселение, наверно, следовало бы лучше понять настроение советских немцев, не считать всех их потенциальными сторонниками врага. Но вместе с тем надо учитывать лихорадочную обстановку того времени. Кто мог тогда поручиться, что немцы - в своем большинстве - не стали бы помогать германским войскам? Чуев писал: «А Д Петров, друживший с зятем Молотова, рассказал мне, как во время войны в Автономную Республику Немцев Поволжья наши выбросили десант, переодетый в фашистскую форму. «Своих» встретили как своих - ожидали…» (Нс.1997.№ 5). В художественно-документальной книге "Люди с чистой совестью" П. Вершигора писал о немецких колонистах на Украине: "…вероятно добрая половина их обслуживала немецкую разведку. Колонна наша проходила через хутора, и почти из каждого окна стреляли… Процентов двадцать-тридцать украинского и русского населения, оставшиеся там, были превращены немецкими колонистами… в рабов. Рабы эти с утра до ночи работали в хозяйствах немцев. Все мужское население фольксдейчей было вооружено винтовками, сведено во взводы, роты, батальоны. Оно служило надежным заслоном центральных коммуникаций, идущих через Украину от Полесья". Стоит ли это сбрасывать со счетов? В. Быков заявил, что зверства немцев, сжигавших белорусские деревни, провоцировались партизанами. Но еще до начала войны, в марте 1941 г., были напечатаны листовки: «Военно-полевой комендант извещает, что в районе деревни Н совершен акт саботажа против германской армии: перерезан телефонный кабель. В знак наказания саботажников жители деревни расстреляны, а деревня сожжена» (Пр. 12.07.2001). В материалах Нюрнбергского процесса отмечен показательный факт: «…первая карательная экспедиция немцев была проведена в Старобинском районе в июле 1941 г. - уничтожили около 10 тысяч мирных жителей. Там не было еще ни одного партизанского отряда». Те злодеяния, какие творили у нас оккупанты, не могли не вызвать у советских людей чувства вражды к ним. В 1942 г. Эренбург писал: «Нельзя стерпеть немцев». Ненависть к фашизму сливалась с ненавистью к немцам. 11.04.1945 г. он писал в «Красной звезде»: «Все бегут, все мечутся, все топчут друг друга… Германии не есть колоссальная шайка». Через три дня в напечатанной в «Правде» статье «Товарищ Эренбург упрощает» Г. Александров критиковал его за то, что он не брал в расчет расслоение немцев, считая, что все они ответственны за преступную войну.

Кожинов подчеркивал, что эта война была, событием «самого глубокого и масштабного геополитического значения»: «немцы шли для того, чтобы сокрушить нас как геополитическую силу, и превратить в источник сырья и продукции для Европы. Для Германии и, что самое интересное, - для всей Европы» (СР.30.12.2000). Зиновьев поддержал мысль о том, что в 1941–1945 гг. «Запад руками Германии пытался задушить нас» (Зв.24.04.2001). Это подтверждают факты. Геббельс писал в 1941 г.: «В Европе создается что-то вроде одного фронта, вспыхивают идеи «крестового похода против России. Это очень нужно для нас» (Вж. 1997 № 4. С.38). Немецкий историк Р. Рюруп отмечал, что в составленном в мае 1941 г. секретном документе нападение на СССР характеризовалось как «защита европейской культуры от московско-азиатского потока…Такие взгляды были свойственны даже тем офицерам и солдатам, которые не являлись убежденными или восторженными нацистами. Они также разделяли представления о «вечной борьбе» германцев… о защите европейской культуры от «азиатских орд», о культурном призвании и праве господства немцев на Востоке. Образы врага подобного типа были широко распространены в Германии, они принадлежали к числу «духовных ценностей» (Другая война.1939–1945.1996. С.363). В таких представлениях о России было немало точек соприкосновения с концепцией Черчилля, который в октябре 1942 г., когда СССР был в тяжелейшем положении, утверждал, что Россия, а не Германия является истинным врагом Европы, и писал: «…произошла бы страшная катастрофа, если бы русское варварство уничтожило культуру и независимость древних европейских государств. Хотя и трудно говорить об этом сейчас, я верю, что европейская семья наций сможет действовать единым фронтом, как единое целое». Он обращал свои взоры к созданию объединенной Европы. «Эта геополитическая постановка вопроса Черчиллем целиком и полностью соответствовала гитлеровской: европейские государства и нации - единая «семья», противостоящая «варварской России». Только лидеры для этой «семьи» предлагались другие, что и осуществилось после войны» (СР.30.12.2000). Нельзя не видеть, что идеи Гитлера и Черчилля об объединенной Европе сейчас форсированно осуществляются, войска США и НАТО все ближе приближаются к нашим усеченным границам, размещаются в Грузии и Средней Азии. О том, что может быть с нами, подсказывает опыт Сербии, недавно растерзанной НАТО.

Владимир Бешанов

Кадры решают все:

суровая правда о войне 1941-1945 гг.

Злодейства крупные и серьезные нередко именуются блестящими и, в качестве таковых, заносятся на скрижали Истории.

М.Е. Салтыков-Щедрин

Введение

Сначала появился призрак - призрак Коммунизма. Первыми это явление зафиксировали в 1848 году выдающиеся ученые-медиумы Карл Маркс и Фридрих Энгельс, вооруженные самой передовой и безошибочной теорией собственного сочинения. Призрак бродил по Европе, потрясая заимствованными у пролетариата цепями, уверял, что у рабочих нет отечества, предлагал им «соединяться», записываться в ряды могильщиков буржуазии и «разрушить всё, что до сих пор охраняло и обеспечивало частную собственность». Пророчества коммунистического Духа два друга, они же - классики идеологии нового типа - изложили в знаменитом «Манифесте».

Манифест, «с гениальной ясностью и яркостью» обрисовавший новое, коммунистическое «миросозерцание», призывал всех угнетенных к насильственному свержению существующего общественного и политического строя, установлению диктатуры пролетариата, уничтожению классов и частной собственности. Вслед за этим, по мысли авторов, раньше или позже, неизбежно должен был наступить Коммунизм - высшая и конечная стадия развития человеческого общества, рай на земле: фабрики - у рабочих, земля - у крестьян, женщины - в общем пользовании.

Международный пролетарский гимн - «Интернационал» - определял четкую программу действий и конечную цель коммунистического движения:

Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем,
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем.

Правда, наряду с пассажами о «завоевании демократии», в Манифесте проскальзывали термины вроде «экспроприация», «деспотическое вмешательство», «конфискация имущества» - конечно, исключительно в отношении «эксплуататоров», но также и «промышленные армии», в которые для удобства строительства нового мира предлагалось мобилизовать освобожденных пролетариев.

Делать революцию предпочтительнее в развитых промышленных странах, где пролетариат наиболее сконцентрирован и организован. Поэтому долгое время коммунисты всех мастей, в том числе и русские социал-демократы, пытались поднять рабочих на правое дело в какой-нибудь Германии или Швейцарии. Но самым слабым звеном «в империалистической цепи» оказалась Российская империя.

Они тут же окрестили государственный переворот, совершенный на германские деньги штыками «интернационалистов» и одуревших от безделья матросов, «пролетарской диктатурой», собственную власть - «властью рабочих и крестьян» и от имени последних принялись истреблять тех и других, а также всех несогласных.

Семь десятков лет истории первого в мире социалистического государства показывают, что его внутренняя политика точно соответствовала трем пунктам «Интернационала»: разрушение, построение, назначение на должности.

Какое отношение к пролетариату имели никогда и нигде не работавшие литератор В.И. Ульянов (Ленин), кавказский абрек И.В. Джугашвили (Сталин), польский боевик Ф.Э. Дзержинский, журналист-космополит Л.Д. Бронштейн (Троцкий) или екатеринбургский «мафиозо» Я.М. Свердлов - сказать трудно.

Для чего они все это затеяли?

Неужели только для того, чтобы наесться до отвала кетовой икры, о которой и через 20 лет с ностальгией вспоминал загнанный сталинскими волкодавами в мексиканское захолустье Троцкий: «…этой неизменной икрой окрашены не в моей только памяти первые годы революции»?

Ограбить всех сограждан? Реставрировать феодализм в отдельно взятой стране? На горе всем буржуям раздуть мировой пожар? Да какая разница, главное - сама Власть. Ленин так и писал членам ЦК за сутки до переворота: «Взятие власти есть дело восстания; его политическая цель выяснится после взятия».

Деятель великой французской революции Жорж Дантон еще в конце XVIII века дал четкое и доходчивое определение: «Революция - это просто перераспределение собственности». Проще говоря, основу мировоззрения любого революционера составляет шариковское «отобрать и поделить».

Действительно, на первом месте в ленинской программе действий стоял пункт об «экспроприации экспроприаторов». Это значит - всеобщий грабеж. В перспективе населению обещали светлое будущее, сортиры из золота и кухарок, которые будут управлять государством. А пока - «грабь награбленное», разрушай «мир насилья».

Самое простое дело - разрушать. Правоверные марксисты, защитники угнетенных и обездоленных, спасители Отечества, уверенно определяли, что именно нужно разрушить.

К «миру насилья» относились: все члены правящей династии, правительство и государственный аппарат, армия и флот, жандармерия и полиция, пограничная и таможенная стража, церковь, все обладатели капиталов, все владельцы крупных, средних и мелких предприятий, сословия дворян, купцов, казаков и духовенства в полном составе, включая младенцев, большая часть крестьянства (богатеи, то бишь «кулаки», а также середняки и пресловутые «подкулачники»), «буржуазные» писатели, поэты, философы, ученые, журналисты и вообще интеллигенция, произведения искусства, созданные «на потребу эксплуататоров» и т.д. и т.п. Одним словом, всё то, что составляет содержание таких понятий, как государство, история, культура, традиции, национальная гордость.

В итоге разрушать и уничтожать пришлось очень многое, ибо те, «кто был ничем, а стал всем», имели довольно специфичные взгляды, при полном отсутствии таких «буржуазных» понятий как совесть и мораль:

«Мы в вечную нравственность не верим и обман всяких сказок о нравственности разоблачаем… Для нас нравственность подчинена интересам классовой борьбы пролетариата».

Под шум всеобщего грабежа с помощью ЧК и «бьющей через край энергии масс» большевики довольно быстро установили в стране «высшую форму государственности» - власть Советов.

Но что же взамен монархии или буржуазной республики могли предложить стране Ленин и его компания?

В апреле 1918 года в статье «Очередные задачи Советской власти» Владимир Ильич обрисовал вкратце свою модель идеального общества:

«Первым шагом освобождения трудящихся… является конфискация помещичьих земель, введение рабочего контроля, национализация банков. Следующими шагами будут национализация фабрик и заводов, принудительная организация всего населения в потребительские общества, являющиеся в то же время обществами сбыта продуктов, государственная монополия торговли хлебом и другими необходимыми продуктами…

По официальной версии, война для СССР началась 22 июня 1941 г. В речи, прозвучавшей по радио 3 июня 1941 г., а затем в докладе по случаю 24-й годовщины Октябрьской революции (6 октября 1941 г.) Сталин назвал два фактора, которые, по его мнению, привели к нашим неудачам на первых порах войны:

1) Советский Союз жил мирной жизнью, сохраняя нейтралитет, а отмобилизованная и до зубов вооруженная немецкая армия вероломно напала 22 июня на миролюбивую страну;

2) наши танки, пушки и самолеты лучше немецких, но у нас было их очень мало, гораздо меньше, чем у противника.

Эти тезисы являются циничной и наглой ложью, что не мешает им перекочевывать из одного политического и «исторического» труда в другой. В одном из последних, изданных в СССР в 1986 г. Советском энциклопедическом словаре читаем: «Вторая мировая война (1939-1945) подготовлена силами международной империалистической реакции и началась как война между двумя коалициями империалистических держав . В дальнейшем стала принимать со стороны всех государств, сражавшихся против стран фашистского блока, характер справедливой, антифашистской войны, который окончательно определился пос-ле вступления в войну СССР (см. Ве-ликая Отечественная война 1941-1945)». Тезис о мирном советском народе, доверчивом и наивном т.Ста-лине, которого сначала «кинули» анг-лийские и французские империалис-ты, а затем подло и вероломно обманул злодей Гитлер, почти без изменения сохранился в головах многих обывателей и трудах постсоветских «ученых» России.

На протяжении всей своей, к счас-тью, относительно короткой истории Советский Союз никогда не был миролюбивой страной, в которой «мирно спали дети». Потерпев неудачу в попытке раздуть пожар мировой революции, большевики сделали сознательную ставку на войну как главный инструмент решения своих политических и социальных задач как внутри страны, так и за ее пределами. Они вмешивались в большинство крупных международных конфликтов (в Китае, Испании, Вьетнаме, Корее, Анголе, Афганистане...), помогая деньгами, оружием и так называемыми добровольцами организаторам национально-освободительной борьбы и коммунистического движения. Основной целью проводимой в стране с 30-х годов индустриализации было создание мощного военно-промышленного комп-лекса и хорошо вооруженной Красной армии. И надо признать, что эта цель является едва ли не единст-венной, которую удалось достичь большевистской власти. Совсем не случайно, выступая с речью на первомайском параде, который по «миролюбивой» традиции открывался военным парадом, нарком обороны К.Во-рошилов сказал: «Советский народ не только умеет, но и любит воевать!».

К 22 июня 1941 г. «миролюбивый и нейтральный» СССР уже почти два года участвовал во Второй мировой войне, причем участвовал в качестве страны-агрессора .


Подписав 23 августа пакт Молото-ва-Риббентропа, разделивший большую часть Европы между Гитлером и Сталиным, Советский Союз 17 сентяб-ря 1939 г. начал вторжение в Польшу. В конце сентября 1939 г. с СССР был «воссоединен» 51% польской террито-рии. При этом по отношению к военнослужащим польской армии, обес-к-ровленной немецким нашествием и практически не сопротивлявшейся частям Красной армии, была совершена масса преступлений — одна Катынь стоила полякам почти 30 тыс. жизней офицеров. Еще больше преступлений совершили советские оккупанты по отношению к мирным гражданам, особенно польской и украинской национальностей. До начала войны советс-кая власть на воссоединенных территориях попыталась почти все крес-тьянское население (а это подавляющее большинство жителей Западной Украины и Беларуси) загнать в колхо-зы и совхозы, предложив «добровольную» альтернативу: «колхоз или Си-бирь ». Уже в 1940 г. многочисленные эшелоны с депортированными поляка-ми, украинцами и несколько позже литовцами, латышами и эстонцами двинулись в Сибирь. Украинское население Западной Украины и Бу-ковины, которое вначале (в 1939-40 гг.) массово встречало советских солдат цветами, надеясь на освобождение от национального гнета (со стороны, соответственно, поляков и румын), на собственном горьком опыте испытало все прелести советской власти. Поэтому совсем не удивительно, что в 1941 г. здесь цветами встречали уже немцев.

30 ноября 1939 г. Советский Союз начал войну с Финляндией, за что был признан агрессором и исключен из Лиги Наций. Эта «неизвестная война» всячески замалчиваемая советской пропагандой, ложится несмываемым позором на репутацию Страны Советов. Под надуманным предлогом мифической военной опасности советские войска вторглись на финскую территорию. «Смести с лица земли финских авантюристов! Наступила пора уничтожить гнусную козявку, которая осмеливается угрожать Советскому Союзу! » — так писали накануне этого вторжения журналис-ты в главной партийной газете «Прав-да». Интересно, какую военную угрозу СССР могла представлять эта «козявка» с населением 3,65 млн. человек и плохо вооруженной армией в 130 тыс. человек.

Когда Красная армия перешла финскую границу, соотношения сил воюющих сторон, по официальным данным, было таким: 6,5:1 в личном сос-таве, 14:1 в артиллерии, 20:1 в авиации и 13:1 в танках в пользу СССР . И тут произошло «финское чу-до» — вместо быстрой победоносной войны советские войска в эту «зимнюю войну» терпели одно поражение за другим. По подсчетам российских военных историков («Гриф секретнос-и снят. Потери Вооружен-ных Сил СССР в войнах, боевых дейст-виях и конфликтах» под ред. Г.Кри-вошеева, М.: Воен-издат, 1993 г.), минимальные потери Красной армии в ходе финской кампании составили 200 тыс. человек . Все в мире познается в сравнении. Сухо-путные войска советских союзников (Англии, США и Канады) в бо-ях за освобождение За-падной Евро-пы — от высадки в Нор-мандии до выхода на Эль-бу — потеря-ли 156 тыс. чело-век. Оккупация Нор-вегии в 1940 г. обошлась Германии в 3,7 тыс. погибших и пропавших без вес-ти солдат, а разгром армии Фран-ции, Бельгии и Голландии — в 49 тыс. человек. На этом фоне ужасающие потери Красной армии в финской войне выглядят красноречиво.
Рассмотрение «миролюбивой и нейтральной» политики СССР в 1939-1940 гг. вызывает еще один серьезный вопрос. Кто у кого учился в те времена методам агитации и пропаганды — Сталин и Молотов у Гит-лера и Геббельса, или наоборот? По-ражает политическая и идеологичес-кая близость этих методов. Гитле-ровская Германия осуществила анш-люс Австрии и оккупацию вначале Судетской области, а затем и всей Че-хии, воссоединяя в единый рейх земли с немецким населением, а СССР ок-купировал половину территории Польши под предлогом воссоединения в единое государство «братских украинского и белорусского народов». Германия захватила Норвегию и Да-нию, дабы обезопасить себя от нападе-ния «английских агрессоров» и обес-печить бесперебойную поставку шведской железной руды, а Советский Со-юз под аналогичным предлогом безопасности границ оккупировал страны Прибалтики и попытался захватить Финляндию. Вот так в общих чертах выглядела миролюбивая политика СССР в 1939-1940 гг., когда гитлеровская Германия готовилась напасть на «нейтральный» Советский Союз.

Теперь еще об одном тезисе Сталина: «История не отпустила нам достаточно времени, и мы не успели отмобилизоваться и технически подготовиться к вероломному нападению». Это ложь.

Рассекреченные в 90-е годы после развала СССР документы убедительно показывают истинную картину «неготовности» страны к войне. На начало октября 1939 г., по официальным советским данным, парк советских ВВС составлял 12677 самолетов и превосходил общую численность военной авиации всех участников начавшейся мировой войны . По числу танков (14544 ) Красная армия на этот момент почти в два раза превышала армии Германии (3419), Франции (3286) и Англии (547), вместе взятые. Советский Союз значительно превосходил воюющие страны не только по количеству, но и по качеству вооружения. В СССР к началу 1941 г. выпус-кали лучший в мире истребитель-перехватчик МИГ-3, лучшие орудия и танки (Т-34 и КВ), а уже с 21 июня — пер-вые в мире реактивные установки залпового огня (знаменитые «Катюши»).

Не соответствует действительности и утверждение о том, что к июню 1941 г. Германия скрытно стянула войс-ка и боевую технику к границам СССР, обеспечив значительное преимущество в боевой технике, подготовив вероломное внезапное нападение на мирную страну. По немецким данным, подтверждаемым европейскими военными историками (см. «Вторая мировая война» под ред. Р.Холмса, 2010, Лондон ), 22 июня 1941 г. к напа-дению на Советский Союз подготовилась трехмиллионная армия немецких, венгерских и румынских солдат, в распоряжении которой находилось четыре танковых группы с 3266 танками и 22 истребительные авиагруппы (66 эскадрилий), в составе которых было 1036 самолетов .

По рассекреченным советским данным, 22 июня 1941 г. на западных границах агрессору противостояла трех с половиной миллионная Красная армия с семью танковыми корпусами, в составе которой было 11029 танков (еще более 2000 танков уже в первые две недели были дополнительно введены в бой под Шепетовкой, Лепе-лем и Даугавпилсом) и с 64 истребительными авиаполками (320 эскадрилий), имеющими на вооружении 4200 самолетов , к которым уже на четвертый день войны перебросили 400 самолетов , а к 9 июля — еще 452 самолета . Превышающая по численному составу противника на 17% РККА на границе имела подавляющее превосходство в боевой технике — почти в четыре раза по танкам и в пять раз по боевым самолетам! Не соответст-вует действительности мнение, что советские механизированные части были укомплектованы устаревшей техникой, а немцы — новой и эффективной. Да, в танковых советских час-тях на начало войны было действительно много танков устаревших конст-рукций БТ-2 и БТ-5, а также легких танкеток Т-37 и Т-38, но при этом почти 15% (1600 танков) приходилось на самые современные средние и тяжелые танки — Т-34 и КВ, равных которым у немцев на тот момент не было. У нацистов из 3266 танков было 895 танкеток и 1039 легких танков. И только 1146 танков можно было отнести к категории средних. И танкетки, и легкие немецкие танки (PZ-II чешского производства и PZ-III E) значительно уступали по своим технико-тактическим характерис-тикам даже устаревшим советским танкам, а лучший на тот момент немецкий средний танк PZ-III J не шел ни в какое сравнение с Т-34 (о сравнении с тяжелым танком КВ говорить бессмысленно).

Версия о внезапности нападения вермахта не выглядит убедительной. Даже если согласиться с глупостью и наивностью советского партийного и военного руководства и лично Сталина, категорически проигнорировавших данные разведки и западных спецслужб и просмотревших развертывание на границах трехмиллионной вражеской армии , то и тогда при имеющейся в распоряжении противников военной технике, внезапность первого удара могла обеспечить успех в течение 1-2 дней и прорыв на расстояние не более 40-50 км. Далее по всем законам боевых действий временно отступившие советские войска, пользуясь своим подавляющим преимуществом в боевой технике, должны были буквально раздавить агрессора. Но события на Восточном фронте развивались по совсем другому, трагическому сценарию...

Катастрофа

Советская историческая наука делила историю войны на три периода. Меньше всего внимания уделялось пер-вому периоду войны, особенно летней кампании 1941 г. Скупо объяснялось, что успехи немцев вызваны внезапностью нападения и неподготовленностью СССР к войне. Кроме того, как выразился в своем докладе т.Ста-лин (октябрь 1941 г.): «За каждый шаг вглубь советской территории вермахт заплатил гигантскими невосполнимыми потерями» (была названа цифра 4,5 млн. убитых и раненых, через две недели в передовой статье газеты «Правда» эта цифра немецких потерь возросла до 6 млн. человек). Что же происходило на самом деле в начале войны?

С рассвета 22 июня войска вермахта хлынули через границу почти по всей ее протяженности — 3000 км от Балтийского до Черного морей. Во-ору-женная до зубов Красная армия была за несколько недель разбита и отброшена на сотни километров от западных границ. Уже к середине июля немцы оккупировали всю Беларусь, взяв в плен 330 тыс. советских военнослужащих, захватив 3332 танка и 1809 орудий и другие многочисленные военные трофеи. Практически за две недели была захвачена вся При-балтика. В августе-сентябре 1941 г. в руках немцев находилась большая часть Украины — в Киевском котле, немцы окружили и взяли в плен 665 тыс. чел., захватили 884 танка и 3718 орудий. Немецкая группа армий «Центр» к началу октября вышла практически к окраинам Москвы. В котле возле Вязьмы немцы захватили еще 663 тыс. пленных.

По немецким данным, скрупулезно отфильтрованным и уточненным уже после войны, за 1941 г. (первые 6 месяцев войны) немцы взяли в плен 3806865 советских солдат , захватили или уничтожили 21 тыс. танков, 17 тыс. самолетов, 33 тыс. орудий и 6,5 млн. стрелкового оружия.

Рассекреченные в постсоветское время военные архивы в целом подтверждают объемы брошенной и захваченной врагом военной техники. Что касается людских потерь, то их в военное время подсчитать очень сложно, к тому же, по понятным причинам, в сов-ременной России эта тема практически табуирована. И все же, сопос-тавление данных из военных архивов и других документов той эпохи позволило некоторым стремящимся к правде российским историкам (Г.Кри-во-шееву, М.Солонину и др.) с достаточной степенью точности определить, что за 1941 г., кроме сдачи в плен 3,8 млн. чел. , Красная армия понесла прямых боевых потерь (убитыми и умершими от ран в госпиталях) — 567 тыс. чел. , ранеными и заболевшими — 1314 тыс. чел. , дезертирами (уклонившимися от плена и фронта) — от 1 до 1,5 млн. чел. и пропавшими без вести или ранеными, брошенными при паническом бегстве — около 1 млн. чел. Последние две цифры определены из сопоставления личного состава советских воинских подразделений на 22 июня и на 31 декабря 1941 г. с учетом точных данных о людс-ком пополнении частей за этот период.

На 1 января 1942 г., по советским данным, попали в плен 9147 немецких солдат и офицеров (в 415 раз меньше советских военнопленных! ). Немецкие, румынские и венгерские потери в живой силе (убитые, пропавшие без вести, раненые, заболевшие) за 1941 г. составили 918 тыс. чел. — большинство из них приходилось на конец 1941 г. (в пять раз меньше, чем озвучил в своем докладе т.Сталин ).

Таким образом, первые месяцы вой-ны на Восточном фронте привели к разгрому Красной армии и почти полному краху созданной большевика-ми политической и экономической сис-темы. Как показывают цифры людских потерь, брошенной военной техники и захваченных врагом огромных территорий, размеры этой катастрофы беспрецедентны и полностью развеивают мифы о мудрости советского пар-тийного руководства, высоком про-фессионализме офицерского корпуса Красной армии, мужестве и стойкости советских солдат и, главное, пре-данности и любви к Родине прос-тых советских людей. Армия практически рассыпалась после первых же мощных ударов немецких частей, высшее партийное и военное руководство растерялось и проявило свою полную некомпетентность, офицерский корпус оказался не готовым к серьезным боям и в значительном большинстве, побросав свои части и боевую технику, бежал с поля боя или сдавался немцам; оставленные офицерами, деморализованные советские солдаты сдавались фашистам или прятались от врага.

Прямым подтверждением нарисованной мрачной картины являются указы Сталина, изданные им в первые недели войны сразу после того, как он сумел справиться с шоком от ужасной катастрофы. Уже 27 июня 1941 г. был подписан указ о создании в армейских частях пресловутых заградительных отрядов (ЗО) . В дополнение к имеющимся особым отрядам НКВД , ЗО просуществовали в Красной армии до осени 1944 г. За-градительные отряды, имевшиеся в каждой стрелковой дивизии, располагались за регулярными частями и задерживали или расстреливали на месте бежавших с передовой воинов. В октябре 1941 г. 1-й заместитель начальника управления особых отделов НКВД Соломон Мильштейн докладывал министру НКВД Лаврентию Берии: «…с начала войны по 10 октяб-ря 1941 г. особыми отделами НКВД и ЗО задержано 657364 военнослужащих, отставших и бежавших с фронта». Всего же за годы войны, по советским официальным данным, военные трибуналы осудили 994 тыс. военнослужащих , из них 157593 — расстреляно (в вермахте расстреляли 7810 солдат — в 20 раз меньше, чем в РККА). За добровольную сдачу в плен и сотрудничество с оккупантами было рас-стреляно или повешено 23 бывших советских генерала (не считая десятков генералов, получивших лагерные сроки).

Несколько позже были под-писаны указы о создании штрафных подразделений , через которые, по официальным данным, прошли 427910 воен-но-служащих (штрафные подразделения просуществовали до 6 июня 1945 г.).

Исходя из реальных цифр и фактов, сохранившихся в советских и немецких документах (указах, секретных докладах, записках и т.п.), можно сделать горький вывод: ни в одной стране, ставшей жертвой гитлеровской агрессии, не было такого морального разложения, массового дезертирства и сотрудничества с оккупантами, как в СССР . Например, численность личного состава военных формирований «добровольных помощников» (так называемых хиви), полицейских и воинских частей из советских военнослужащих и гражданских лиц к середине 1944 г. превышала 800 тыс. чел. (только в СС служили более 150 тыс. бывших советских граждан).

Размеры катастрофы, обрушившейся на Советский Союз в первые месяцы войны, стали неожиданностью не только для советской верхушки, но и для руководства западных стран и, в какой-то степени, даже для гитлеровцев. В частности, немцы оказались не готовы «переварить» такое количество советских военнопленных — уже к середине июля 1941 г. поток военнопленных превысил возможности вермахта по их охране и содержанию. 25 июля 1941 г. командование немецкой армии издает приказ о массовом освобождении пленных ряда национальностей. До 13 ноября по этому приказу было освобождено 318770 советских воен-нопленных (преимущест-венно украинцев, беларусов и прибалтов).

Катастрофические размеры поражений советских войск, сопровождающиеся массовой сдачей в плен, дезертирством и сотрудничеством с врагом на оккупированных территориях, ставят вопрос о причинах этих позорных явлений. Либерально-демократи-ческие историки и политологи часто отмечают обилие общих черт в двух тоталитарных режимах — советском и нацистском. Но при этом не нужно забывать об их коренных отличиях в отношении к собственному народу . Пришедший к влас-ти демократическим путем Гитлер вывел Германию из разрухи и послевоенного унижения, ликвидировал безработицу, построил отличные дороги, завоевал новое жизненное пространство. Да, в Германии начали уничтожать евреев и цыган, преследовать инакомыслящих, вводить жесточайший контроль за общественной и даже личной жизнью граждан, но никто не экспроприировал частную собственность, массово не расстреливал и не сажал в тюрьмы аристократов, буржуазию и интеллигенцию, не загонял в колхозы и не раскулачивал крестьян — уровень жизни подавляющего большинства немцев повышался. И, главное, своими военными, политическими и экономическими успехами нацисты сумели внушить большинству немцев веру в величие и непобедимость своей страны и своего народа.

Захватившие же в царской России власть большевики уничтожили лучшую часть социума и, обманув практически все слои общества, принесли своим народам голодоморы и депортации, а рядовым гражданам — принудительную коллективизацию и индустриализацию, грубо сломавшие привычный уклад и понизившие уровень жизни большинства простых людей.

В 1937-1938 гг. органами НКВД было арестовано 1345 тыс. чел. , из которых 681 тыс. — расстреляны . Накануне войны, в январе 1941 г., по официальной советской статистике, в лагерях ГУЛАГа содержалось 1930 тыс. осужденных, еще 462 тыс. чел. находилось в тюрьмах, а 1200 тыс. — на «спецпоселениях» (итого 3 млн. 600 тыс. человек) . Поэтому риторический вопрос: «А мог ли живущий в таких условиях, при таких порядках и такой власти советский народ массово проявлять в боях с немцами мужество и героизм, грудью защищая «социалистическое отечество, родную коммунистическую партию и мудрого т.Сталина?» — повисает в воздухе, а существенная разница в количестве сдавшихся в плен, дезертиров и брошенной на поле боя военной техники между советской и немецкой армиями в первые месяцы войны убедительно объясняется разным отношением к своим гражданам, солдатам и офицерам в СССР и нацистской Германии.

Перелом.
Мы за ценой не постоим

В октябре 1941 г. Гитлер, предвкушая окончательный разгром Советс-кого Союза, готовился принимать парад немецких войск в цитадели большевизма — на Красной площади. Однако события на фронте и в тылу уже в конце 1941 г. начали развиваться не по его сценарию.

Немецкие потери в боях стали расти, материально-техническая и продовольственная помощь союзников (в основном США) советской армии увеличивалась с каждым месяцем, эвакуированные на Восток военные заводы наладили массовый выпуск вооружения. В замедлении наступательного порыва фашистских частей помогли сначала осенняя распутица, а затем сильные морозы зимы 1941-1942 гг. Но самое главное — постепенно происходил коренной перелом в отношении к врагу со стороны народа — солдат, тружеников тыла и рядовых граждан, оказавшихся на оккупированных территориях.

В ноябре 1941 г. Сталин в своем докладе по случаю очередной годовщины Октябрьской революции сказал знаменательную и на сей раз абсолютно правдивую фразу: «Глупая политика Гитлера превратила народы СССР в заклятых врагов нынешней Германии ». В этих словах сформулирована одна из важнейших причин превращения Второй мировой вой-ны, в которой Советский Союз участвовал с сентября 1939 г., в Ве-ликую Отечественную войну, в которой ведущая роль перешла к народу . Одер-жимый бредовыми расовыми идеями, самовлюбленный параноик Гитлер, не слушая многочисленные предостережения своих генералов, объявил славян «недочеловеками», которые должны освободить жизненное пространство для «арийской расы», а на первых порах обслуживать представителей «расы господ». Миллионы захваченных советских военнопленных сгоняли как скот на огромные открытые площадки, опутанные колючей проволокой, и морили там голодом и холодом. К началу зимы 1941 г. из 3,8 млн. чел. более 2 млн. от таких условий и обращения были уничтожены. Упоми-наемое ранее освобождение пленных ряда национальностей, начатое по инициативе армейского командования 13 нояб-ря 1941 г., было запрещено лично Гитлером. Все попытки антисоветских национальных или гражданских структур, в начале войны сотрудничавших с немцами (украинских на-цио-налистов, казаков, прибалтов, белоэмигрантов), создать хотя бы полусамостоятельные государственные, военные, общественные или региональные структуры были пресечены на корню. С.Бандеру с частью руководства ОУН отправили в концлагерь. Колхозную систему практически сохранили; гражданское население принудительно гнали на работу в Герма-нию, массово брали в заложники и расстреливали по любому подозрению. Ужасные сцены геноцида евреев, массовая гибель военнопленных, расстрелы заложников, публичные казни — все это на глазах населения — потрясло жителей оккупированных территорий. За первые полгода войны от рук оккупантов, по самым скром-ным подсчетам, погибло 5-6 млн. советского гражданского населения (в том числе около 2,5 млн. человек — советских евреев). Не столько советская пропаганда, сколько вести с фронта, рассказы вырвавшихся из оккупированных территорий и прочие способы «беспроволочного телефона» людской молвы убеждали народ, что новый враг ведет бесчеловечную войну на полное уничтожение. Все большее количество простых советских людей — солдат, партизан, жителей оккупированных территорий и тружеников тыла начинало осознавать, что в этой войне вопрос поставлен однозначно — погибнуть или победить. Именно это трансформировало в СССР Вторую мировую в Вели-кую Отечественную (народную) войну.

Враг был силен. Немецкая армия отличалась стойкостью и мужеством солдат, хорошим вооружением и высококвалифицированным генеральским и офицерским корпусом. Еще долгих три с половиной года продолжались упорные бои, в которых на первых порах немцы одерживали локальные победы. Но все большее количество немцев начинало понимать, что сдержать этот порыв почти всеобщей народной ярости им не удастся. Разгром под Сталинградом, кровопролитная битва на Курской дуге, разрастание партизанского движения на оккупированных территориях, которое из тонкого ручейка, организованного НКВД, превращалось в массовое народное сопротивление. Все это произвело коренной прелом в войне на Восточном фронте.

Победы давались Красной армии дорогой ценой. Этому способствовала не только ожесточенность оказываемого сопротивления со стороны фашистов, но и «полководческое мастерство» советских командиров. Воспитанные в духе славных большевистских традиций, согласно которым жизнь отдельного человека, а тем более простого солдата, ничего не стоила, многие маршалы и генералы в своем карьеристском раже (опередить соседа и первым доложить о быстром взятии очередной крепости, высоты или города) не жалели жизней солдат. До сих пор не подсчитано, сколько сотен тысяч жизней советских солдат стоило «соперничество» маршалов Жукова и Конева за право первым доложить Сталину о взятии Берлина.

С конца 1941 г. характер войны начал меняться. Страшные соотношения людских и военно-технических потерь советской и немецкой армий канули в Лету. Например, если за первые месяцы войны на одного пленного немца приходилось 415 советских военнопленных, то с 1942 г. это соотношение приблизилось к единице (из 6,3 млн. взятых в плен советских солдат 2,5 млн. — сдались в период с 1942 г. по май 1945 г.; за это же время сдались в плен 2,2 млн. немецких солдат). На-род заплатил за эту Великую Победу страшную цену — общие людские потери Советского Союза (10,7 млн. бое-вых потерь и 12,4 млн. — гражданское население) во Второй мировой войне составляют почти 40% от потерь других стран-участниц этой войны (учитывая и Китай, потерявший всего 20 млн. человек). Германия потеряла всего 7 млн. 260 тыс. человек (из них 1,76 млн. — гражданское население).

Советская власть военные потери не подсчитывала — ей это было невыгодно, ибо истинные размеры в первую очередь людских потерь убедительно иллюстрировали «мудрость и профессионализм» лично т. Сталина и его партийной и военной номенклатуры.

Последним, достаточно мрачным и плохо проясненным аккордом Второй мировой войны (до сих пор замалчиваемым не только постсоветскими, но и западными историками) был вопрос о репатриантах. К концу войны осталось в живых около 5 млн. советских граждан, оказавшихся за пределами Родины (3 млн. чел. — в зоне действия союзников и 2 млн. чел. — в зоне Красной армии). Из них остарбайтеры — около 3,3 млн. чел. из 4,3 млн., угнанных немцами на принудительные работы. Однако уцелело и около 1,7 млн. чел. военнопленных, включая поступивших на военную или полицейскую службу к противнику и добровольных беженцев.

Возврат на Родину репатриантов носил непростой, а часто трагический характер. Остались на Западе около 500 тыс. чел. (каждый десятый), многих вернули насильно. Союзники, не желающие портить отношения с СССР и связанные необходимостью позаботиться о своих подданных, оказавшихся в зоне действия Красной армии, часто были вынуждены уступать в этом вопросе Советам, понимая, что многие из насильно возвращенных репатриантов будут расстреляны или закончат свою жизнь в ГУЛАГе. В целом же, западные союзники пытались придерживаться принципа — возвращать советским властям репатриантов, имеющих советское гражданство или совершивших военные преступ-ления против советского государства или его граждан.

Особого разговора заслуживает тема «украинского счета» Второй мировой войны. Ни в советские, ни в постсоветские времена эта тема серьезно, за исключением идеологической ругани между сторонниками просоветской «непереписанной истории» и приверженцами национально-демократического направления, не анализировалась. Западноевропейские историки (по крайней мере, английские в упоминаемой ранее книге «Вторая мировая война») определяют потери гражданского населения Украины в 7 млн. чел. Если сюда добавить еще около 2 млн. боевых потерь (пропорционально части населения УССР в общем количестве населения СССР), то получается страшная цифра военных потерь в 9 млн. чел. — это около 20% всего населения Украины на тот период. Таких ужасных потерь не понесла ни одна из стран-участниц Второй мировой войны.

В Украине не прекращаются споры политиков и историков об отношении к воинам УПА. Многочисленные «почитатели красного флага» провозглашают их предателями Родины и пособниками нацистов, не считаясь ни с фактами, ни с документами, ни с мнением европейской юриспруденции. Эти борцы за «историческую справедливость» упрямо не желают знать, что подавляющее большинство жителей Западной Украины, Западной Беларуси и Прибалтики, оказавшихся в 1945 г. вне зоны Красной армии, западные союзники Советам не выдали потому, что по международным законам они не являлись гражданами СССР и не совершали преступлений по отношению к чужой Родине. Так из 10 тыс. бойцов «СС Галичина» , взя-тых в плен союзниками в 1945 г., Советам выдали только 112 чел. , несмотря на беспреце-дентное, почти ультимативное, давление представителей управления СНК СССР по делам репатриации. Что касается рядовых вои-нов УПА, то они му-жественно сражались с немецкими и советскими оккупантами за свои земли и независимую Украину.

В заключении еще раз хочется вернуться к проблеме исторической правды. Стоит ли будоражить память погибших героев и доискиваться неоднозначной истины в трагических событиях Второй мировой войны? Дело не только и не столько в исторической правде, сколько в сохранившейся на постсоветском пространстве, в том числе и в Украине, системе «советских ценностей». Ложь, как ржавчина, разъедает не только историю, но и все стороны жизни. «Непереписанная история», дутые герои, «красные флаги», помпезные военные парады, возобновляющиеся ленинские субботники, завистливая агрессивная враждебность к Западу прямым путем ведут к сохранению убогой нереформированной «советской» промышленности, непродуктивного «колхозного» сельского хозяйства, «самого справедливого», ничем не отличающегося от советских времен судопроизводства, советской по сути («блатной») системы подбора руководящих кадров, доб-лестной «народной» милиции и «совковых» систем образования и здравоохранения. Сохранившаяся система извращенных ценностей во многом виновата в уникальном постсоветском синдроме, который характеризуется полным провалом политических, экономических и социальных реформ на России, в Украине и Беларуси.

Приказано умереть

Штрафные батальоны в годы Великой Отечественной войны называли батальонами смертников. Выживших бойцов этих подразделений считали любимчиками Фортуны. Таких «любимчиков» и после войны осталось-то немного, а уж сейчас вообще по пальцам пересчитать... И тем важнее этот рассказ солдата из 15-го Отдельного штрафного батальона Михаила Аллера. Рассказ страшный и честный.

Увы, сам Аллер не дожил до этой публикации. Однако незадолго до смерти он не просто «исповедался» репортерам «МК», но и передал свои дневники для печати. В них вся правда о войне глазами обреченного.

Михаил Аллер - второй слева.

Штрафбат... Сюда попадали не только те, кто отбывал полученный еще до войны срок за грабежи и убийства. Здесь оказывались даже те, кто имел кристально чистую биографию «до» и геройски воевал «во время». Так случилось с Михаилом Абрамовичем Аллером. В 1942-м он штурмовал Зайцеву Гору, получил ранение, отбился от полка. Потом была встреча с бойцами Смерша, допросы, трибунал. Вердикт — 10 лет лишения свободы. Наказание заменили на 3 месяца штрафбата (больше там обычно никто не выживал).

ИЗ ДОСЬЕ "МК"

Среднемесячные потери личного состава штрафных частей составляли примерно 15 тысяч человек (при численности 27 тысяч). Это в 3-6 раз больше, чем общие среднемесячные потери личного состава в обычных войсках в тех же наступательных операциях.

А теперь с самого начала. Листаем дневник Аллера, который рассказывает, как он попал в штрафбат.

«Наша 58-я стрелковая дивизия воинскими эшелонами прибыла на станцию Дабужа Мосальского района Смоленской области 7 апреля 1942 года. На подходе к боевым позициям в лесу противник открыл артиллерийский и минометный огонь. Это было ужасное первое боевое крещение. По всему лесу раздавались стоны и крики о помощи. Еще не заняв боевых позиций, наш полк в первый день понес большие потери убитыми и ранеными».

Немецкий шестиствольный миномет «Небельверфер 41», прозванный нашими солдатами «Вонюша».

Ранняя весна внесла свои коррективы в планы наступления советских войск. Разбитые грязью дороги нарушили тыловое сообщение с передовыми частями, оставив их без продуктов питания и боеприпасов.

«Наступил голод. Мы стали поедать дохлых и убитых лошадей. Было ужасно противно есть эту конину без соли. Пили болотную воду и воду из луж растаявшего снега, где нередко лежали трупы. У нас были пробирки с таблетками хлора, но пить воду с хлором было еще противнее. Поэтому я пил воду без хлорки, с болотно-трупным душком. Человек ко всему рано или поздно привыкает, к этому тоже можно было привыкнуть. У многих появился кровавый понос. Я на ногах перенес гепатит, солдаты обратили внимание на то, что я пожелтел. От голода распухли ноги. Можно было все стерпеть: и обстрел из вражеских орудий, и пронизывающий человеческую душу вой «Юнкерсов» над твоей головой, и любую физическую боль от полученных ранений, и даже смерть, которая ходила за тобой по пятам, но голод... Его терпеть было невозможно».

Ни гужевой транспорт, ни гусеничная техника не в состоянии были преодолеть непролазную грязь. С передовой снимались тысячи бойцов и отправлялись в тыл за боеприпасами и продовольствием. Они на своих плечах доставляли на передний край снаряды и мины, ящики с патронами и гранатами. В холщовых мешках, которые перевязывались тугим узлом и перекидывались через плечо, была гречневая каша. 30-километровый отрезок смоленской земли от Зайцевой Горы до станции Дабужа был в те дни для 50-й армии своеобразной «Дорогой жизни».

«После нескольких таких атак мы заняли деревню Фомино-1. Вражеская авиация методично, квадрат за квадратом, обрабатывала не только наш «передок», но и второй эшелон и тыловые коммуникации. Особенно свирепствовали пикирующие бомбардировщики «Юнкерсы-87». Немецкие летчики на малой высоте нависали над нашими головами и на бреющем полете, почти в упор расстреливали нас. Однажды самолет пролетел надо мною так низко, что я смог разглядеть улыбку на лице немецкого пилота и цвет его волос — они были рыжие. Вдобавок немецкий летчик погрозил из кабины мне кулаком.

Там, под Фомином, я впервые увидел знаменитую «карусель» — это такой вид бомбардировочно-штурмового удара. На высоте около 1000 с небольшим метров «Юнкерсы» выстраивались в круг для бомбежки и поочередно с включенной сиреной пикировали на цель, затем, «отработав», один выходил из пике, другой заходил следом. Зрелище, с одной стороны, завораживающее, с другой — жуткое, если не сказать зловещее. Человек в этот момент становится настолько беспомощным и незащищенным, что, даже находясь в укрытии — не может себя чувствовать в безопасности. Кто хотя бы раз в своей жизни попадал под такую «карусель», тот по гроб жизни не забудет о ней».

Вся эвакуация раненых происходила только в ночное время суток, и любые попытки добраться до них днем были обречены. По этой причине многие умирали, так и не дождавшись помощи. Прицельный огонь не давал бойцам высунуть голову из окопов.

Наступило Первое мая. В честь знаменательной даты ночью на передовую бойцам доставили продуктовый набор: водку, краковскую колбасу (целый кружок), сухари и консервы. После раскисших от болотной влаги сухарей и горохового концентрата такая еда бойцам показалась каким-то чудесным подарком.

«В большой воронке от фугасной бомбы рядом с передним краем обороны я и несколько солдат собрались делить еду, при этом громко разговаривали. Может быть, мы были услышаны немцами. Вдруг со стороны немецких позиций раздался необычный рев. Вслед за этим загорелась земля, на некоторых солдатах загорелась одежда. Сразу немцы в полный рост пошли на нас в атаку и повели неприцельный автоматный огонь. Отстреливаясь на бегу, я дал команду отходить лощиной ближе к лесу...

Когда я очнулся от резкой боли, то почувствовал, что оторвана левая нога. Минометный огонь продолжался, и я очень хотел, чтобы еще одна мина добила меня. Я лежал в пяти-семи десятках метров от немецкой передовой, с которой доносилась немецкая речь и игра на губных гармошках. Я попытался напрячь все свои оставшиеся силы, чтобы посмотреть на оторванную ногу. К удивлению, я обнаружил, что она была цела, но стала почему-то короче. Как потом выяснится, я получил закрытый перелом левого бедра и многочисленные осколочные ранения».

От смерти Михаила Аллера спас его сослуживец, помощник командира взвода сержант Иванов, как выяснилось, в прошлом уголовник. Благодаря своему напористому характеру и автомату (!) он добился, чтобы ему были выделены санитары для эвакуации раненого товарища.

«В Ульяновском госпитале выяснилось, что кости бедра неправильно срослись за то время, что меня перевозили. Эфирный наркоз (в то время других наркозов не было) на меня не подействовал. Помучившись со мной, главный хирург решил сверлить ногу для установки спицы без наркоза. Даже у медицинской сестры я увидел на глазах слезы. Студентка последнего курса медицинского института по имени Маша пыталась облегчить мои страдания и колола меня морфием, чтобы я заснул. Однажды, когда Маша почувствовала, что я стал привыкать к морфию, она дала мне выпить полстакана медицинского спирта. Маша курила папиросы «Беломорканал». Она совала мне в рот папиросу. Достаточно было одной затяжки, чтобы закружилась голова и я заснул».

Михаилу выдали справку инвалида Отечественной войны 3-й степени. Несмотря на это, он не терял надежды при первой же возможности вернуться в строй. Всю осень 1943 года Михаил Аллер обивал пороги райвоенкомата, упрашивая отправить его на фронт. Наконец в середине января 1944 года его вызвали на комиссию ВТЭК. Главный врач медицинской комиссии попросил сделать его несколько шагов без «посторонней помощи». Михаилу это удалось, несмотря на то, что коленный сустав до конца еще не был разработан. Впрочем, врачей этот изъян не очень-то и волновал: «Годен!» В тот момент Михаил Аллер еще не понимал, что за этот сиюминутный успех ему придется вскоре жестоко и несправедливо расплачиваться. Так он попал в 310-й гвардейский стрелковый полк 110-й гвардейской стрелковой дивизии 2-го Украинского фронта в должности командира взвода связи стрелкового батальона. Михаил отлично понимал, что рано или поздно тяжелое ранение ноги даст о себе знать. Но необходимо было сделать так, чтобы об этом никто и никогда не узнал.

«Со своей должностью я справлялся, пока под Кировоградом шли наступательно-оборонительные бои. Но во время пеших походов, особенно при длительном переходе, было невыносимо тяжело. Ноги увязали в черноземе. Я часто отставал, в конце колонны залезал в повозку с катушками кабеля и телефонной аппаратурой, а на привалах догонял. Все чаще меня стала беспокоить ноющая боль в коленном суставе и бедре. Но об этом я никому не говорил».

По пятам наступавших войск 2-го Украинского фронта двигался Смерш, прочесывая освобожденные города и села, а также зачищая армейские тылы и коммуникации не только от предателей и дезертиров, но и от отставших от своих колонн бойцов Красной Армии. Отстал и Михаил. Он чувствовал, что с больной ногой ему не догнать свой полк. Отлично понимая, чем все это могло для него закончиться, Михаил решил явиться в штаб любой дивизии и рассказать, что с ним произошло. Блуждая в прифронтовой полосе, он забрел в одну пустую полуразрушенную деревню. Собрав окурки в первом попавшемся доме, Михаил присел на лавочке, чтобы спокойно обдумать, как вести себя на допросе. По наивности своей он надеялся, что его поймут и отправят в расположение своей части. Не успев поднести зажженную спичку к окурку, Михаил почувствовал резкий тычок от приставленного автомата под левую лопатку спины и чей-то тихий, но вполне уверенный голос: «Руки». В штабе, куда его доставил конвой, начальник Смерша попытался доказать причастность Михаила к немецкой, а позже и к румынской разведке. Но, не добившись от задержанного «правдивых показаний», Михаила посадили под арест.

«На последнем допросе, потерявший всякую надежду на снисхождение, в последнем своем слове, которое обычно дают перед приведением приговора в исполнение, я сказал: «Немецким или румынским шпионом не может быть простой еврей, и вы знаете почему!» На что мне ответили, что если я буду касаться национального вопроса, то меня привлекут по 58-й политической статье. По этой статье отправляли в исправительно-трудовые лагеря на длительные сроки. Я этого боялся больше смерти. В июле 1944 года состоялось открытое заседание военного трибунала 252-й стрелковой дивизии. При таком показательном заседании я думал, что мне грозит расстрел. В своем последнем слове я просил дать мне возможность искупить свою вину кровью».

Военным трибуналом 252-й стрелковой дивизии Михаил Аллер был осужден на 10 лет лишения свободы с отбыванием срока в исправительно-трудовом лагере и лишен воинского звания «младший лейтенант». И почти сразу срок был заменен на три месяца штрафного батальона.

ИЗ ДОСЬЕ "МК"

Всего в 1944 году в Красной Армии имелось 11 отдельных штрафных батальонов по 226 человек в каждом и 243 отдельные штрафные роты по 102 человека в каждой.

Как ни странно, Аллер был рад такому повороту событий. Думал, что лучше погибнуть в бою, чем замерзнуть где-нибудь на лесоповале или быть растерзанным кучкой зэков в лагерном бараке. После суда Михаила освободили из-под стражи и одного, без конвоя с сопроводительным письмом направили на передовую в 15-й отдельный штрафной батальон. В августе 1944 года батальон из района боевых действий города Ботошаны был переброшен в район города Яссы. Там стояла почти 40-градусная жара.

«Мне снова выпало тяжелое испытание — с искалеченной ногой при такой жаре совершить суточный марш с полной выкладкой. Кроме того, на нервной почве и от грязи мои ягодицы покрылись фурункулами. Они причиняли мне дополнительные муки. Во время марша мне давали хлористый кальций и на привалах делали переливание крови. Моя нервная система и физические возможности были мобилизованы до предела на преодоление трудностей. Я страшно боялся снова отстать».

В ночь на 20 августа 1944 года штрафной батальон занял исходную позицию для атаки. Штрафникам выдали по сто граммов водки. Михаил почувствовал свежий прилив сил и энергии. После мощной и продолжительной артиллерийской подготовки, в которой приняли участие в том числе и знаменитые «катюши», штрафники бросились в атаку. Им предстояло взломать мощную оборону отборных частей СС.

«Мы, штрафники, шли на немецкие позиции в полный рост, невзирая на разрывы снарядов и мин, не кланяясь пулям. Падали вокруг только убитые и раненые. В руках у меня были катушка кабеля и автомат. Вслед за штрафниками в атаку устремились части какой-то неизвестной стрелковой дивизии. К моему удивлению, никакого заградотряда за нашими спинами. Я подумал: значит, в спины нам никто стрелять не будет. Это открытие прибавило сил».

Так бойцам штрафбата приходилось менять позиции.

Вырвавшись вперед, незаметно для всех он оказался в траншее противника. В ход пошли штыки, саперные лопатки, кулаки. В том бою он уничтожил четырех эсэсовцев, один из которых был офицером. Этот факт в дальнейшем сыграл в его судьбе важную роль.

«Обычно была рукопашная схватка. Эсэсовцы отчаянно сопротивлялись, не желая сдаваться в плен. Но наших бойцов ничто уже не могло остановить: лавина атакующих быстро заполнила все. Чаще всего в качестве оружия использовали именно саперную лопатку. Штрафники не давали никакого шанса эсэсовцам. Те от одного вида орущих мужиков с лопатками терялись и не успевали нажать на курок. Мы пугали фашистов своим безумием. Они не могли понять, как можно вот так не бояться смерти. Они не понимали, что такое штрафбат...»

«Вскоре в 15-й отдельный штрафной батальон поступил приказ командующего 2-м Украинским фронтом Малиновского о досрочном освобождении без ранений особо отличившихся. В их число попал и я. Мне предложили остаться в штрафном батальоне на штатной должности командира взвода связи».

Михаил Абрамович выжил, несмотря ни на что. И добился реабилитации. В Центральном архиве Минобороны мы нашли определение военного трибунала №398.

«1944 года сентября 13 дня в открытом судебном заседании рассмотрено ходатайство командира 15-го Отдельного штрафного батальона от 9 сентября 1944 г. Об освобождении от наказания по приговору военного трибунала 252-й стрелковой Харьковской дивизии от 24 июля 1944 года — бывшего мл. лейтенанта АЛЛЕРА Михаила Абрамовича.

Будучи в составе 15-го Отдельного штрафного батальона, АЛЛЕР в боях против немецких захватчиков проявил стойкость и отвагу, неоднократно под огнем противника восстанавливал поврежденную противником связь, чем обеспечивал бесперебойность ее работы, в бою смелый и устойчивый.

Трибунал определил: Аллера Михаила Абрамовича освободить от назначенной ему меры наказания и считать не имеющим судимости».