Справедливость

Мы все любим справедливость и с рвением стараемся о восстановлении ее там, где, как нам кажется,она попирается. Мы требуем, чтобы зло было наказываемо, а добро вознаграждаемо.

По общему представлению, справедливость есть некое равенство, «равные должны иметь равное»

Однако же, награда далеко не всегда присуждается в соответствии с заслугами человека.

«Положенное» может быть обусловлено этическими обязательствами или некими предварительными соглашениями.

В свою очередь, если человек наказывается более сурово, чем того требует совершенное им преступление, наказание будет несправедливым.

Если же виновный понес более мягкое наказание, чем он того заслуживает, мера воздействия также будет несправедливой.

Ощущая собственное бессилие для свершения справедливости, мы ищем ее от сильных мира сего, а когда замечаем и их бессилие, то обращаем свой взор к небу в надежде оттуда получить удовлетворение чувству справедливости. Если Бог - судия праведный и строго взыскивающи (Пс. 7;12), говорим мы, если суды Господни истина и все праведны (Пс. 18;10), если Он может сотворить суд угнетенным и справедливость бедным (Пс. 139;13), то почему Он не наказывает нечестивых и мирится с несправедливостью?

Так рассуждая, мы хотим Бога уподобить себе и сделать Его, подобно нам, страстным, испрашивая правосудного отмщения.

Однако же, Божественная справедливость требует от человека не только следовать законам человеческой справедливости - не делая и не желая того, что нарушает жизнь и права ближнего -, но, по возможности, становится выше ее, достигая меры Божественной любви, Которая считает несправедливым то, что приносит зло, как бы справедливым это не выглядело.(1) .Это и есть, та самая правда Божия, о которой свидетельствуют закон и пророки (Рим. 3;21). Когда же ищется одна справедливость, без человеколюбия, тогда, как считают святые Отцы, «не действует уже благодать, оправдывающая нечестивого и без дел правды».(2)

О высокой ценности справедливости в человеческих отношениях, читаем в библейской книге Премудрости: «праведность… научает целомудрию и рассудительности, справедливости и мужеству, полезнее которых ничего нет для людей в жизни» (Прем. 8: 7).

Всякий человек, во всяком деле, многое может сказать в свое оправдание, но если он внимательно посмотрит в сердце свое, то увидит, что, оправдываясь, не избегает лукавства. Оправдывается человек, во-первых, потому, что не хочет признать себя, хотя бы частично, виновником зла в мире, оправдывается потому, что не сознает себя одаренным богоподобною свободою, а лишь явлением, вещью мира сего, и потому зависимым от него. В таком сознании есть много рабского, и потому оправдываться - рабское дело, а не богосыновнее.(3)

Милость

Совершенно очевидно, что понятийно, милость и справедливость - разнятся, хотя их часто отождествляют. О милости можно говорить тогда, когда человек несет более мягкое наказание, чем он того заслуживает, или получает награду больше той, которой достоин.

Мы полагаем, что если Бог прощает одного человека, то Он обязан простить и всех остальных людей. Дары от Бога мы привыкли принимать, как обычное явление. Когда дают - мы с радостью принимаем и не думаем о Дарителе, а когда забирают – начинаем протестовать и искать виноватого.

Милость Божья - это всегда акт Его доброй воли: «Кого миловать, помилую; кого жалеть, пожалею» (Рим. 9:15).

Только милосердие Божие могло принять, распутно расточившего свое богатство, при одном его раскаянии, и восстановить его в прежнем состоянии; и только человеческая справедливость могла возмутиться при виде такой Божественной «несправедливости» (Лк. 15; 29-30). Как назвать правосудным одинаковое отпущение неодинакового долга (Лук. 7; 41-42)? А где справедливость в решении вечной участи разбойника, справедливо осужденного на ужасную казнь, соразмерную его делам (Лк. 23;43)?

Каждый человек, пусть и подсознательно, стремится к Богу, и миру с Ним. Вместе с этим, мы понимаем, какая пропасть разделяет нас, грешных людей, и Святого Бога.

Апостол Павел заявляет: «Все согрешили и лишены славы Божией» (Рим 3:23). Действительно, порой мы стараемся загладить свою вину перед Богом, совершая добрые дела.

Однако, архимандрит Лазарь (Абашидзе) предупреждает, что «совершать добрые дела, прекрасные дела, похвальные дела и дела веры – не одно и тоже! Дела добрые, совершаемые без веры, без Бога, посвящены миру сему, от мира сего они и получают плату: славу, честь, почет. Славы вечной, небесной они чужды. А дела веры имеют внутреннее посвящение Богу, творятся молитвой, с обращением к Богу, сколько возможно сокровеннее, чтоб ведал один Бог; такие дела меньше впечатляют внешне, зато принимает их Господь, воздает за них славой в будущей жизни. И вообще, неправильно считать спасение души и наследие Царствия Небесного прямо зависящими от наших добрых дел. Бог милует человека и спасает не за его добрые дела, а за его верующее, сокрушенное и смирившееся сердце. Конечно, вера эта без дел быть не должна, да и не может, она обязательно воплотится в конкретные дела, и дела эти будут непременно самые добрые и святые, так как этим делам учит верующего Сам Господь»(4)

И как поучал митрополит Антоний Киевский: «Всякое добро, где бы оно ни было, кем бы оно ни творилось, всякое добро непременно принадлежит Богу». (5)

В глазах людей мы можем казаться способными делать добро, но Бог знает тайны нашего сердца. Всякое благое дело угодно Господу, но тот, кто пытается добрыми делами заслужить оправдание, обманывает себя.

Ибо, во-первых, все наши добрые дела никогда не могут перевесить чашу с нашими грехами, а во-вторых, и самые лучшие наши дела запятнаны гордостью или самодовольством.

Бог смягчает Свое правосудие милостью. Его благодать.в сущности.представляет собой некий род милости. Бог проявляет Свою милость, когда не торопится обрушить на нас вполне заслуженное наказание,и награждает за послушание, хотя мы обязаны Его слушаться и потому не заслуживаем никакой награды.

Если же мы говорим о наказании кого-либо за другого, то подразумеваем, что зло, положенное одному, возложится на другого.

Но опять же,зло на другого не переносится. У каждого человека своя судьба, каждый будет отвечать за себя. Нести наказания за чужие грехи, человек не будет. Наказание нужно рассматривать (от слова «наказ»), как – вразумление, поучение, придание правильного направления, наставление на дальнейший благой путь.

Свято-отеческое учение говорит о трех мотивирующих началах в человеческой душе: рабском (из страха перед наказанием), наемническом (из интереса к вознаграждению) и сыновнем - начале любви.

Первые два начала вполне охватываются житейским понятием справедливости. И наказание, и вознаграждение Господь определяет нам строго по мере наших собственных действий.

Каждый из нас желает справедливости и требует, чтобы с ним обходились справедливо; каждый жалуется на всевозможные несправедливости, причиненные ему самому, и начинает толковать справедливость так, что из этого выходит явная несправедливость, в его пользу.

Третье же начало к справедливости не сводится. И без него- нет христианства. Нет и спасения.

Милосердие Бога безмерно превышает всякое человеческое представление о Его правосудии или справедливости: «Как песчинка не уравновешивает большое количество золота, так требования правосудия Божия не выдерживает равновесия в сравнении с милосердием Божиим. Что горсть песка, брошенная в великое море, то прегрешения всякой плоти в сравнении с Промыслом и милостью Божией. И как источник, изобилующий водою, не заграждается горсткой пыли, так милосердие Создателя не побеждается пороками тварей»(6)

Любовь

В Новом Завете мы находим однозначную иерархию христианских ценностей: «…а теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» (1 Кор. 13,13).

Любовь есть высшее проявление справедливости.

Любовь открывается в Законе. Кто не познал Любовь в Божьем Законе, живя по принципам закона справедливого Суда, тот не познал Христа, прошел мимо подлинной и сокровенной сути Божьего закона. «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь». (Ин 4:8)

Преподобный Исаак Сирин писал: «Никогда не называй Бога справедливым. Если бы Он был справедлив, ты давно был бы в аду. Полагайся только на Его несправедливость, в которой – милосердие, любовь и прощение»(7)

Наши человеческие представления о карающей справедливости совершенно неприменимы к Богу. Он не есть Бог мести, а только милующей любви, Его справедливость - есть не что иное, как Его же любовь. Он наказывает не с целью отплатить, а ради того, чтобы исцелить.

Таким образом, поскольку Бог есть Любовь, то человек спасен, ибо милость Его беспредельна.

Христианство снимает вопрос о «своих» и «чужих», ибо в Церкви, по слову апостола Павла, «нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол. 3: 11).

Христианская любовь к ближнему не есть простое внимание к другому, она не есть просто благотворительность. Любовь - это чувство религиозное по своему источнику, ибо она является действием Божиим в нас.

Придя к нам от Бога, любовь к Богу и возвращается: ибо любя ближних и всех братьев своих, мы любим Самого Господа, так как вместе составляем Тело Христово (Рим. 12:5-10; 1 Кор. 12:12-27).

Все то, что мешает нам проявить любовь и укрепиться в ней, становится препятствием на пути к Богу, тормозит нас, мешает нашему спасению.

Архимандрит Софроний (Сахаров) пишет: «О Боге нельзя сказать, что он несправедлив, т.е. что в Нем есть неправда, но нельзя и говорить, что Он справедлив так, как мы понимаем справедливость. Святой Исаак Сирин говорит: «не дерзни Бога назвать справедливым; ибо какая же это справедливость - мы согрешили, а Он Сына Единородного предал на крест». И к тому, что говорит преподобный Исаак, можно добавить: мы согрешили, а Бог святых Ангелов поставил на службу нашему спасению. Но Ангелы, как исполненные любви, и сами имеют желание служить нам и в том служении принимают на себя скорби. А вот бессловесных животных и прочую тварь Господь предал закону тления, потому что не должно было оставаться ей свободною от этого закона, когда человек, ради которого она сотворена, чрез грех свой стал рабом тления. Так что, кто добровольно, а кто и не добровольно, но «вся тварь стенает и мучится до ныне» (Рим. 8, 20-22), сострадая человеку. И это не есть закон справедливости, а закон любви.(8)

Все, что относится к спасению, исходит не из справедливости, а из любви Божией, основанной на жертве Иисуса Христа. Христианство говорит нам: никто не может обладать такими заслугами, чтобы по справедливости заслужить себе вечное спасение. Оно не может быть справедливым вознаграждением за наши, пусть даже самые выдающиеся, но все же конечные заслуги. Только Бог может быть поистине справедливым. Человеческая же справедливость всегда защищает интересы того, кто ею пользуется.

И на Страшном Суде перед каждым человеком во всей силе и очевидности откроется все нравственное величие крестного подвига Иисуса Христа, Его величайшее самоуничижение ради нашего спасения, Его Любовь.

Потому святой Исаак Сирин и писал: «Царство и геенна суть следствия милости, которые в своей сущности задуманы Богом по Его вечной благости, а не воздаяния». (9).

Архимандрит Лазарь (Абашидзе) научает нас: «Я благодарю Бога за всё, что со мной происходит. За все несчастья, которые были в моей жизни. За все оскорбления, которые я слышал в свой адрес и более всего - за незаслуженные из них. За то, что Бог, по величайшей милости своей, давая мне осознание греховности моих деяний и помыслов, дает и возможность спасения». (10)

Евангелие говорит, что первым в рай входит не безупречный исполнитель закона Божия; святой, по иудейским понятиям, а разбойник. Нам неизвестно, что он такого сотворил, что был приговорен к распятию. Но сам он признал: «И мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли».

Да, он исповедовал свою вину, осознал, что действительно заслуживает этой страшной казни. И что же он слышит в ответ от Того, Кто для христиан является Богом и Спасителем? «Сегодня же будешь со Мной в раю»! (11)

Вспомним Симона фарисея возмутившегося неправильным, на его взгляд, поведением Господа по отношению к блуднице. На что Господь ему заметил: «Я пришел в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал, а она слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отерла; ты целования Мне не дал, а она, с тех пор как Я пришел, не перестает целовать у Меня ноги; ты головы Мне маслом не помазал, а она миром помазала Мне ноги. А потому сказываю тебе: прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много, а кому мало прощается, тот мало любит» (Лк. 7; 44-47).

Таким образом, не правды следует искать в нашем грешном мире, а любви. Ей одной, и без дел правды, дается оправдывающая благодать. И кто считает, что человеколюбие прилично Богу, от того справедливость требует подтвердить подобное суждение делами любви к грешнику, а не требованиями от него праведных дел.

Само спасение строится на смирении, которое мы так усердно расхваливаем и так нерадиво претворяем в жизнь.

По учению всех святых Отцов Православной Церкви, без смирения невозможно единение с Духом Божиим, ибо невозможна истинная любовь, которая и составляет сущность Бога. Пример действительного смирения разбойника – доказывает условие спасения любого человека. Спасение, оказывается, – в искреннем раскаянии человека. Христианство говорит, что человек, который искренне кается, оказывается выше того, кто исполняет все предписания.

Ибо только смиренный человек, осмысленно и осознанно, отбросит всякие домыслы и размышления о «достойных» и «недостойных» Небесного Царства.

Действительно, на всё воля Божия.

И если бы нам, предположительно, удалось бы заглянуть в « небесный рай», то возможно, мы бы были крайне удивлены, не найдя там всех тех, кого мы ожидаем там увидеть, и наоборот, обнаружили бы там тех, кому, по- нашему мнению, там не место.

1.Преп. Иоанн Дамаскин. Творения. Христологические и полемические трактаты. Против Манихеев. «Мартис». 1997

2.Преп. Петр Дамаскин. Творения. Кн.1Московское подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. 2001

3. Архим. Софроний Старец Силуан Афонский Москва 1996

4. Лазарь Абашидзе «О тайных недугах души» Сретенский монастырь, Москва, 1997

5. Апологетические беседы архиепископа Нафанаила http://eparhia.onego.ru

6 Прп. Исаак Сирин. О Божественных тайнах и о духовной жизни. М., 1998. (www.wco.ru/biblio)

7 .http://www.zavet.ru/kalendar/nmf-004pr.htm

8. Архим. Софроний Старец Силуан Афонский Москва 1996 г.

9..Прп. Исаак Сирин. О Божественных тайнах и о духовной жизни. Беседа 41. М., 1998. (www.wco.ru/biblio)

10.Архим. Лазарь (Абашидзе) Таинство Исповеди Киево-Печерская Успенская Лавра.2005.

11 Легойда Владимир. Зачем и от чего нам спасаться? Журнал Фома №8/31 2005

Александр А. Соколовский

Похожие записи:

• 
  Небольшой рассказ о большом деле прихода св. равноапостольных...
  20.12.2019 | Отзывов нет
• 
  Иваненко Николай Михайлович, заместитель директора по...
  07.10.2019 | Отзывов нет
• 

этический добро зло справедливость

В понимании B.C. Соловьевым справедливости и милосердия их соотнесенность с золотым правилом также была существенна. Соловьев соотносил справедливость с отрицательной формулировкой золотого правила («Не делай другому ничего такого, чего себе не хочешь от других»), а милосердие -- с положительной («Делай другому все то, чего сам хотел бы от других»). Хотя различия между этими правилами, безусловно, имеются, Соловьев не видел оснований их противопоставлять. И дело не в том, что они представляют собой разные стороны одного и того же принципа, их нераздельность обусловлена предполагаемой Соловьевым цельностью внутреннего духовного опыта личности. Соловьев развивал тот взгляд в истории этики, согласно которому справедливость и милосердие представляют основные нравственные добродетели. Справедливость противостоит эгоизму, а милосердие -- зложелательству, или ненависти. Соответственно чужое страдание оказывает влияние на мотивы человека двояким образом: противодействуя его эгоизму, удерживая его от причинения страдания другому и вызывая сострадание: страдание другого побуждает человека к деятельной помощи. На основе последовательного различения милосердия и справедливости в новоевропейской этико-философской мысли появляется возможность понять их как две фундаментальные добродетели, соответствующие разным сферам нравственного опыта и, соответственно, строже обозначить два основных уровня морали. Требование справедливости призвано снимать противоречие между конкурирующими устремлениями (желаниями и интересами) людей в соответствии с их правами и заслугами. Иной, более высокий, уровень нравственности задается заповедью любви. Как выше было отмечено, Гегель считал, что точка зрения милосердия предполагает, что различия, между людьми как обособленными, имеющими различные интересы, уравненными посредством права, т.е. принудительно, преодолены. Здесь необходимо уточнение: точка зрения любви предполагает различие интересов как бы преодоленным; расхождение интересов не принимается во внимание, требование равенства и взаимности считается несущественным. Этика милосердия призывает человека не сопоставлять сталкивающиеся желания и интересы, а жертвовать своими личными интересами ради блага ближнего, блага других людей: «Смело давай другому, не учитывая, что ты получишь взамен». Анализ традиции разделения милосердия и справедливости в истории философии приводит к двум выводам. (1) При том, что милосердие является высшим моральным принципом, нет оснований всегда ожидать его исполнения от других. Милосердие является долгом, но не обязанностью человека; справедливость же, вменяется человеку как обязанность. В отношениях между людьми как членами сообщества милосердие является лишь рекомендуемым требованием, справедливость же -- непреложным. (2) Милосердие вменяется человеку как моральное долженствование, однако он сам вправе требовать от других лишь справедливости и не более того. Принцип справедливости утверждается обычным порядком (как в основе своей правопорядком) цивилизованного общества. Заповедь же любви базируется на том особом типе межчеловеческих отношений, в которых ценности взаимопонимания, соучастия, человечности утверждаются людьми инициативно.

Справедливость. Одной из центральных нравственных категорий, входящих в кодекс профессиональной морали является категория справедливости, которая может определяться как «моральный и политико-правовой принцип, устанавливающий меру отношений между людьми, а также между общественными институтами и гражданами» и основывающийся на принципе равенства. Фактически, это нравственное требование, которое в переводе на язык служебных предписаний будет выглядеть как требование неукоснительного соблюдения законности со стороны самих работников. В основе нормативных актов, регулирующих деятельность сотрудников органов внутренних дел, заложен принцип справедливости.

Справедливость выражает соответствие между трудом и вознаграждением, практической деятельностью людей и их социальным положением, между преступлением и наказанием.

Нарушение справедливости как нормы морали не образует правонарушения, если не входит в сферу права. В то же время любое нарушение правовых норм является проявлением неуважения к праву и поэтому имеет нравственную оценку: правонарушение всегда является нарушением морали и, прежде всего, справедливости.

Трудно назвать другую нравственную категорию, которая имела бы столь важное значение в охране правопорядка и вызывала бы такой сильный общественный резонанс. Справедливость будет торжествовать, если в правоохранительных органах будут работать люди, профессионально подготовленные, уважающие закон и понимающие, что их долг не ловить и изобличать, а искать истину, и в первую очередь думать о том, чтобы не пострадал невинный человек. Ибо нет в юриспруденции хуже ошибки, чем эта. Почему так часто желание справедливости порождает случайные и невинные жертвы? Потому что человек неопытен в справедливости.

Справедливость есть весы, на одной чаше которых сам желающий правды, а на другой все остальное. Закон справедливости есть уравновешенные чаши весов, человек же почти всегда стремится перевесить свою сторону, переусердствовать, а это уже начало беды. Почти никто не может вовремя остановится в усердии выставить свою правду более значимой.

Любое добро в излишестве часто порождает зло, так как человек начинает требовать от другого компенсации за содеянное с избытком, на что тот часто просто не в силах это сделать. Это - первый импульс к агрессии, и это первый шаг к войне. Очень часто борьба за справедливость приводит к войне жестокой, беспощадной и абсурдной, войне - без победителей.

"Я желаю восстановить справедливость." Очень часто нам приходится слышать. "Какую справедливость?" - хочется спросить. Конечно прозвучит ответ: "Справедливость - она и есть справедливость". - Да, верно, это может и так, но только человек хочет установить только свою справедливость, им и выращенную в своем жизненном опыте.

Два крестьянина работали в поле и собрали десять мешков зерна. Один взял все десять мешков себе. Другой приходит к нему и говорит: "Я хочу справедливости, отдай мне ровно половину из этих мешков". И тот отдает ему пять. Казалось, все верно и справедливо, но проходит время и тот, который отдавал, приходит вновь и говорит: "Отдай мне один мешок, ведь у меня дети и жена, а ты - один, зачем тебе столько". Казалось бы, что справедливо было бы отдать, но тот ему отвечает: "Но они не работали в поле, почему я должен отдавать свое? Мы делим зерно только между собой и справедливо ли это - учитывать еще и их интересы?"

Сами понимаете, что диалог можно продолжать очень долго.

Вот здесь и начинается смещение весов справедливости в сторону самосуда и самоудобства. Другими словами, если первый все-таки отдаст мешок, то это будет человечно, но уже несправедливо. Так как же быть? В этом и заключается конфликтность этой ситуации. Ответ один, если человек не знает как поступать, то он должен обращаться к закону.

Справедливость и милосердие

Будем понимать под "милосердием" - добровольный отказ от диктуемого справедливостью требования наказать преступника... Справедливость и милосердие - это понятия РАЗНОГО УРОВНЯ.

Справедливость - это универсальный принцип, обладающий собственной ценностью. Он, может быть, не является единственной ценностью (есть и другие), но, по крайней мере, он "светит собственным светом". Милосердие же вовсе не является принципом и не обладает собственной ценностью ; это, скорее, "определенный способ утверждения определенных ценностей" (иногда, кстати, той же самой справедливости). Милосердие - как луна, оно светит отраженным светом.

Это видно из простого примера. Можно вообразить полнейшее "торжество справедливости", fiat justitia, pereat mundi. Представим себе (например) что могучие маги закляли неких духов, которые наполнили собой все стихии и стали строго осуществлять законы немедленного воздаяния: за каждый удар по чужому лицу невидимая рука из воздуха выдавала бы увесистую оплеуху, каждое бранное слово начинало бы звенеть в ухе ругателя, и т.д. и т.п. Это был бы строгий и не очень веселый мир, но жить в нем было бы как-то можно.

Но невозможно представить себе торжество милосердия, "полнейшее всепрощение" как принцип жизни - и даже не потому, что первый попавшийся "нарушитель спокойствия" быстро поставил бы всех на уши. Просто в таком мире само понятие милосердия быстро потеряло бы всякий смысл. Если уж милосердствовать по любому поводу, то надо прощать и отступления от милосердия: прощать как зло, так и месть, так и ненависть к обидчику, так и желание справедливости и его осуществление. В обществе сплошного милосердия быстро появились бы не только преступники (это бы ладно), но и их судьи.

Тем не менее иногда, как говорится, "милосердие стучится в наши сердца", и даже, бывает, по делу. Милосердие иногда уместно, ибо иногда это бывает целесообразно.

На что это, однако, похоже? Разберем несколько примеров. Представим себе какой-нибудь средневековый суд. Перед королем стоит на коленях связанный преступник и молит о пощаде. Король его милует. Зачем? Очевидно, НЕ для того, чтобы тот, ободренный, "продолжал в том же духе". Отнюдь. Во-первых, король показывает свое ПРЕВОСХОДСТВО над ситуацией. (Милосердие очень часто является способом демонстрации силы.) Кроме того, он может рассчитывать на "воспитательный эффект": жутко перепуганный человечек, с ужасом ждущий смерти или жестокого наказания, и в последнюю минуту избавленный от него, обычно проникается горячими чувствами к избавителю, к тому же эти чувства заразительны: демонстративное помилование осужденного всегда воспринималось толпой как чудо, как избавление от верной смерти, а милующий правитель - как спаситель и заступник. (Тут, правда, надо быть осторожным: некстати проявленное милосердие к несимпатичному человеку может вызвать взрыв негодования. История Понтия Пилата, думаю, всем памятна.) Не говорю уже о случаях, когда помилованный человек элементарно "еще нужен" (по типу "он хороший специалист, он много знает, его еще можно использовать") - это голый расчет (целесообразность).

Теперь возьмем более "чистые" примеры милосердия - например, "святого", молящегося за сильно нагрешившего человека. Здесь, однако, мы тоже сталкиваемся со своего рода "моральной экономией": "святой" ожидает , что грешник покается и обратится (как известно, из раскаявшихся злодеев получаются чуть ли не самые стойкие верующие). Таким образом, милосердие "святого" в данном случае исходит из мысли, что "целесообразно предоставить шанс", то есть, из соображений возможной выгоды в дальнейшем. Заметим, что ни один милостивец не станет отмаливать того, кого он считает "упорствующим во грехе" - то есть, "милосердие" НЕ будет применено, если его применение посчитают нецелесообразным, невыгодным. Таким образом, не альтруизм, а эгоизм управляет тем, что, собственно, и называется "милосердием".

Есть еще милосердие-болезнь, порожденная паталогической привязанностью (когда любимому человеку "все спускают", неважно, прав он или не прав, милосердие любящей мамы маньяка-садиста, которая сама водит к нему маленьких девочек, потому что "мальчику без этого так плохо"), есть милосердие-отвращение, когда "противно добивать гада"... но это все уже попахивает патологией. (Представим себе, что бы произошло с нашим Миром (?), будь все ТАКИМИ вот "милосердными"...) В данном случае таковое "милосердие-болезнь" исходит также из эгоизма - эгоизма "прощающего", кому доставляет этакое странное удовольствие "быть милосердным"; кому приятно таковое собственное состояние "быть милосердным".

Все эти реалистические, но малоаппетитные примеры милосердия как орудия политиканства, расчета, средства морального давления, просто безумия, не отвечают, однако, на главный вопрос: а бывает ли "нормальные", нравственно приемлемые ситуации, когда милосердие уместно? Да. Возьмем ситуацию "условного наказания". Некто совершил проступок или преступление. Его НЕ наказывают (хотя это было бы справедливо!), но ставят определенные условия по поводу его будущего благонравного поведения. Причины такого милосердия довольно прозрачны: у судей есть основания предполагать, что адекватная мера наказания приведет только к закреплению преступного поведения (ну, скажем, в ситуации, когда молодому дурню, преступившему закон просто по пьяни, светит тюряга, из которой у него все шансы выйти действительно "преступным типом"). Здесь милосердие может рассматриваться как нечто подобное рискованной моральной инвестиции ; или, точнее, как локальное (тактическое) отступление от справедливости ради ее же (стратегического) выигрыша в перспективе. Иногда и в самом деле лучше сказать человеку "иди и больше не греши", чем карать по всем правилам. Разумеется, милосердие в таких случаях сплошь и рядом может оказаться ошибочным и неуместным, но сама ДОПУСТИМОСТЬ подобного приема в некоторых особых случаях, кажется, не вызывает сомнений. Иными словами, в осуществлении на практике так называемого милосердия ВСЕГДА господствует (исходящая из эгоизма) целесообразность.