Не шей ты мне, матушка, красный сарафан…(Свадебный наряд русской невесты). Не шей ты мне, матушка, красный сарафан вера мосова

Роман «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан» является первой книгой трилогии о жизни простой русской семьи Беловых. Он погружает читателя в жизнь уральской глубинки 70-х годов XIX века. Нехитрый быт, заботы и чаяния членов большого семейства, их стремление к счастью и борьба за него, а ещё и старые тайны, всплывающие в самые неожиданные моменты и круто меняющие жизнь героев, – всё это ждёт читателя на страницах увлекательного романа.

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Не шей ты мне, матушка, красный сарафан (В. Е. Мосова) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .

За делами и заботами промчался май. Недаром говорят, что весенний день зиму кормит. Тут уж поспешай, не плошай! Пахали, боронили, сеяли, сажали. Каждому в семье находилась работа. Но как ни загружай себя ею, а от мыслей своих никуда не убежишь! Нюра за это время вся извелась. Она тосковала по Алёше и страшилась поездки к жениху, которая неминуемо приближалась. Из-за работы сёстры ни с кем почти не виделись, разве что утром, гоня коров в пасево, встретят кого-то из подружек. Егорьевские гулянья прошли мимо них, и они даже не заикнулись родителям, что хотят куда-то пойти, смиренно несли своё наказание.

Но вот уже и весенние работы позади. Сегодня Василко, вернувшийся от своего дружка Николки Черепанова, сказал Нюре, что их вечером ждут на посиделки. Татьяна, мол, просила передать, чтоб сёстры обязательно были. Нюра удивилась – не принято, вроде, в это время посиделки собирать. Обычно осень да зима – самое время для них. Хотя, почему бы не отдохнуть, коли есть такая возможность?! Поля у всех засеяны, огороды засажены, все на славу потрудились. Теперь дело за солнышком да тёплым дождичком. А молодёжи самое время немного погулять. Маруся, узнав эту новость, предложила Нюре потихоньку улизнуть из дому, когда родители лягут спать.

– Да Бог с тобой, Маруся! – воскликнула Нюра.– Отец узнает – хуже будет, достанется нам с тобой вожжами повдоль спины!

– А сколько же можно дома сидеть?! Вся жизнь мимо проходит! Может, нам потихоньку у маменьки отпроситься?

– Да разве ж пойдёт она супротив отца? – печально возразила Нюра сестре.

Но всё сложилось, как нельзя лучше: отец уехал по каким-то своим делам и обещал вернуться не раньше завтрева. Маруся подластилась к матери и уговорила её отпустить их на посиделки. Та, конечно, сначала возразила, а потом поддалась на уговоры дочери. Сама ведь когда-то молодой была, любила и песни с подругами попеть, и хороводы поводить. А уж как, бывало, гармонист развернёт меха, да начнёт частушки напевать, да как все поочерёдно станут включаться в пение да на круг выходить, тут уж такой перепляс пойдёт – до утра не остановишь.

После ужина девушки помыли посуду, подмели пол и стали наряжаться. Маруся попросила у сестры разрешения взять её малахитовые украшения, женихов подарок, который так и лежал в коробочке. Та с радостью уступила ей ненавистный серебряный набор с малахитом, сама же надела на палец подаренное Алёшенькой колечко с бирюзой. Взяли они своё рукоделие и отправились на посиделки, которые уже были в разгаре. В избе вдоль одной стены стояли лавки, где расселись девицы, каждая со своей работой: одни вяжут, другие вышивают, сама хозяйка, Татьяна, с прялкой сидит. Вот, мол, парни, смотрите, какие мы умелицы-рукодельницы, хорошими вам жёнами будем, выбирайте! Напротив них уже разместилась компания парней с гармошкой да балалайкой. А мы, дескать, такие ловкие да весёлые ребята, полюбуйтесь на нас! Хотите – споём, хотите – спляшем, с нами не заскучаете! Кто-то сыпал шутками, кто-то напевал задиристые частушки, самые решительные парни стали подсаживаться к девицам, чтоб вести с ними беседы. Нюра осмотрелась, Алёши здесь не было. А жаль! Когда ещё им случай выпадет свидеться. Она уселась на лавку, достала пяльцы и продолжила свою вышивку. Сестра, примостившись рядом, вязала крючком затейливое кружево для рушника. А вдруг Алёша уже заглядывал сюда да ушёл, коль не было их тут? Обычно первыми собираются в избе девицы, парни приходят ватагой попозже, когда у девиц уже работа в разгаре. Сегодня сёстры немного припозднились, и теперь Нюра горевала, что была тут не с самого начала. Она то и дело взглядывала на дверь, с замиранием сердца ожидая, не появится ли её возлюбленный.

– Здравствуй, Машенька! – сказал, подсаживаясь к Марусе, какой-то парень.

Она повернула голову:

– А, Санко, это ты! Здравствуй, коли не шутишь!.

– Нет, не шучу, у меня серьёзные виды на тебя, красавица, – от волнения Санко пытался быть немного развязным, но это у него плохо получалось, он пыхтел, краснел, нервно шевелил пальцами. – Подарочек мой тебе передали?

– Передали, спасибо. Хорош подарочек, только тяжеловат будет! – улыбнулась Маруся.

– А я тебе другой принёс, полегче, – и он вынул из кармана фигурный пряник.

– Спасибо! – игриво ответила девушка, с улыбкой взяла пряник, разломила его пополам и половинку протянула Нюре.

– Может, выйдем на воздух, погуляем немного, – предложил Марусе кавалер.

Она кивнула, передала свою работу сестре и отправилась с ним. Но вскоре снова показалась в двери и поманила за собой Нюру, что-то ей маяча.

Нюра, отложив работу, направилась к двери. Что ещё придумала её сестра? Убежит сейчас с Санком куда-нибудь, а потом отвечай за неё перед матушкой. И ладно бы, любила она его, а то ведь так, играючи. Нюра вышла на крыльцо – Маруси уже нигде не видать. Зато из-за угла появилась знакомая фигура. Неужели? Всё ещё не веря своим глазам, она сделала шаг вперёд; протянув руки, спустилась с крыльца и тут же оказалась в объятьях своего Алёшеньки. Он прижал её к себе и осторожно коснулся губами её волос, лба, щёк, а потом добрался до губ. Земля ушла из-под ног у Нюры, да что там земля! Она и ног своих не чуяла, только бешеный стук сердца в груди. Вот, оказывается, как оно бывает! Словно и нет тебя больше, тело стало совсем невесомым, две души слились в одну, и хочется только одного – не разнимать объятий, не отрывать губ, продлить эти сладкие мгновения как можно дольше. А в воздухе стоит дурман черёмухи, уж не от него ли голова идёт кругом?

Уральский вечер тих и светел. В это время ночь совсем не успевает развернуться, после заката ещё долго светло. Лишь далеко за полночь слегка стемнеет, а там уже и опять светать начнёт. Влюблённые, обнявшись, сидят на завалинке и не могут наговориться. Из избы то и дело выходят парочки, шутят, смеются, поют. Но этот мир уже не существует для Нюры. Она сейчас живёт в своей любви и видит только Алёшу, слышит только его голос.

– Люди говорят, просватали тебя уже, – с горечью произнёс её дружочек.

– Да, отец слово дал. Только я этому совсем не рада. Зачем мне богатый жених, когда ты у меня есть, Алёшенька!?

– И когда свадьба? – хмуро спросил Алексей.

– Осенью. Отец сказывал, на Покров, – потупилась она.

– Значит, у меня ещё есть время, – воодушевился он.

– Да, есть, и я живу одной мыслью, что ещё немного на воле побуду.

– Вот, возьми, – он протянул ей небольшой мешочек. – Это золотой песок. Схорони пока у себя. Я часть уже сдал в контору, а это оставил на всякий случай. До осени я ещё намою. Я не отступлюсь, дождусь своей удачи, чтоб не стыдно было к отцу твоему явиться.

– Боюсь, милый, что отец от своего слова уже не отступит, к нему являться – только сердить его, – печально проговорила Нюра.

– Я не позволю тебе стать чьей-то женой! Ты будешь только моей! – горячо воскликнул он. – Мы сбежим, исчезнем, затеряемся в тайге. …Если, конечно, ты согласна на такое.

– Ой, не знаю, Алёшенька, страшно мне супротив тятеньки идти. Но и без тебя мне тоже жизни нет. Скоро надо ехать в гости к жениху-то, а мне так не хочется.

– А хочешь, убежим прямо сейчас? – глаза его загорелись. – И ехать тебе никуда не придётся.

– Не могу, милый, тогда всем от тятеньки достанется: и матушке за то, что отпустила нас гулять против отцовой воли, и Марусе за то, что со мной была, да не остановила. Они-то не виноваты.

– Добрая ты у меня, совестливая. Ну, как можно тебя не любить?!

И снова он осыпал её поцелуями. Незаметно пролетело времечко: они то говорили, то целовались, то снова говорили. Никогда ещё Нюра не была так счастлива, она и не знала прежде, как сладки могут быть поцелуи.

Но вот из предрассветного тумана появилась Маруся со своим кавалером, и сёстры засобирались домой, не то, неровён час, тятенька вернётся, тогда греха не оберёшься. Маруся зашла в избу за рукоделием, а Нюра, дождавшись сестры, обняла на прощанье мила друга, и, не оборачиваясь, пошла. Душа её и пела, и плакала одновременно. Тело еще чувствовало жаркие объятия, губы горели от поцелуев, а по щекам катились слёзы. Пробравшись тихонько в дом, сестры улеглись на полати и затихли, каждая лежала и думала о своём. Утром мать у печи гремела чугунками, а они сладко спали, не слыша ничего.

Пробуждались они тяжело. Да и диво ли! Легли-то на рассвете. Но мать не дала им понежиться:

– Вставайте, гулёны, всё на свете проспали! Лукерья вон уже вместо вас коров в пасево угнала. Иван в поле отправился, посевы проверить. Даже Василко куда-то ускакал, а вы всё спите! На столе парное молоко с булками, для вас оставила. Быстро просыпайтесь!

Сёстры нехотя поднялись, потянулись, умылись и сели за стол.

– Марусь, а где вы с Санком вчера были? Куда исчезли? – полюбопытствовала шёпотом Нюра.

Та пожала плечами и отмахнулась:

– Да так, гуляли

– Он тебе нравится?

– Не знаю, может быть.

– Как можно не знать, Маруся? Я на Алёшу только глянула впервой и тут же поняла – это мой суженый.

– А я не поняла ещё! Хорошо тебе говорить, когда у тебя такой жених: и красавец, и богач!

– Ты завидуешь мне, сестрица? – удивилась Нюра. – Да я готова всю жизнь нищей прожить, лишь бы с Алёшей вместе. Зачем мне этот жених? Это ж папеньке он нужен, а не мне! Он и тебе красавца-богатея найдёт, не сомневайся!

– Нет, другого такого едва ли сыщет. А местные кавалеры все одинаковые. Мне они не нравятся. Я в городе жить хочу, с богатым мужем, с прислугой.

– Девицы мои, красавицы, покажите-ка мне, чего вы вчера на посиделках наработали? Чует моё сердце, что вы там только пели-веселились.

Сёстры втянули головы в плечи и потихоньку выскользнули из избы.

Ближе к обеду вернулся отец. Сзади к телеге была привязана красивая коляска с откидным верхом. Ну, чем вам не карета! Все высыпали на улицу. Отец радостно улыбался:

– Вот, сторговался не очень дорого, зато перед женихом в грязь лицом не ударим! Не в телеге же нам в гости отправляться!

Все возликовали, а Нюра, хмурясь, опустила голову. Всякое напоминание о поездке гнётом на сердце ложилось.

– Тятенька, возьми меня с собой! – умоляюще посмотрела на отца Маруся. – Я так хочу в новой коляске прокатиться! И в Екатеринбурге я никогда не бывала, и Нюре со мной веселее будет!

Отец посмотрел на мать, та широко улыбалась. Он перевёл взгляд на печальную Нюру, подумал немного и ответил:

– Ладно, возьму! Только, чур, не ныть, что устала! Дорога дальняя. Если повезет, за пару дней доберёмся, а то, может статься, и дольше будем ехать.

Маруся подпрыгнула от радости и захлопала в ладоши. Тут же заныл Василко:

– А я? Я тоже хочу! Они поедут, а я дак нет!

– А ты мал ещё! Подрасти маленько! – сказал отец с улыбкой. – А мы там тебе невесту приглядим, вот вырастешь, и поедем с тобой свататься.

Все рассмеялись, а парнишка надулся и убежал во двор.

© Вера Мосова, 2016

© Мария Лебедева, иллюстрации, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Хмурое мартовское утро взорвалось пронзительным воплем. Спросонок Маруся не поняла, что происходит. Кричала Лушка, жена Ивана, старшего брата, который вместе с отцом был сейчас в отъезде. Хлопотавшая у печи мать уже спешила к ней за занавеску, сонная ребятня повскакивала с полатей.

– Ой-ёй-ёй, сыночек мой, голубочек! Да как же так? Да что же это такое? – причитала Лукерья в голос.

Плетеная зыбка была пуста, а заглянуть за занавеску Маруся не решалась. Она сообразила, что случилось что-то страшное с Гришенькой, её племянником, первенцем Лукерьи и Ивана. Вспомнила, что сквозь сон слышала, как младенец ночью громко плакал, потом замолчал. Видимо, Лушка положила его к себе и дала грудь.

– Ой, что же я Ванечке скажу? Ой, как же так? Боженька, за что ты меня караешь? За что, Господи?! – продолжала вопить Лукерья.

Из-за занавеси молча вышла мать с Гришенькой на руках, положила его на лавку и повернулась к застывшим в ужасе детям:

– Василко, беги за тёткой Тоней, скажи, обмыть надо.

Маруся, словно в тумане, видела, как младший брат метнулся к двери, сдернув с печки пимы и на ходу натягивая овчинный полушубок. Она смотрела на посиневшего Гришеньку и не могла поверить, что всё это правда, что нет больше её милого мальчика, который ещё вчера кривил губки, смешно причмокивал и таращил свои глазёнки, когда она качала зыбку. Нет! Не может быть! Сейчас он откроет глазки. Он не мог умереть. Это ошибка. Он оживет. Вот… сейчас… Слезы застилали глаза, боль душила, а безумные крики Лушки совершенно сводили с ума. Сзади подошла Нюра, мягко приобняла её, и Маруся, повернувшись, уткнулась в плечо сестры.

Весть о том, что беловская сноха приспала ребеночка, мигом облетела околоток. Дело-то обычное, никого этим не удивишь. Бог дал, Бог взял. К вечеру вернулись мужики. Лукерья бросилась в ноги Ивану, причитала, каялась, что не сберегла сыночка. Он подошел к младенцу, сел рядом и уронил голову в ладони. Дом, погруженный в печаль, тихо мерцал лампадами, словно скорбел вместе со своими жильцами. Вдруг с улицы послышался звон колокольчика, и у ворот остановилась повозка. Прохор махнул рукой Васятке, как бы зазывая его за собой, и направился во двор встречать гостя. Горе горем, а работу никто не отменял…

Дом Степана Белова в далёком уральском заводе знает каждый. Большой пятистенок, рубленный еще его отцом, приветливо смотрит на мир всеми своими пятью окнами с затейливыми резными ставнями. Место выбиралось специально на самом въезде, по пути следования из Екатеринбурга в сторону Верхотурья. Просторный постоялый двор всегда готов принять путешественников, и редкая повозка не останавливается тут на отдых. Хозяева приветливо встречают гостя. Уставших лошадей распрягают, засыпают им овса. А путника приглашают к высокому крыльцу, которое переходит в длинную галерею с перилами, тянущуюся вдоль всей избы. Отсюда два входа в дом. Первая дверь ведёт в просторную горницу, где стоит большой стол и лавки вдоль стен. Пол застлан половиками, на окнах строчёные задергушки. Хозяйские дочери мигом разжигают самовар, подают наваристые щи, кашу и румяный домашний хлеб. Удобная лежанка, накрытая домотканым покрывалом с кружевным подзором, призывно манит к себе горкой подушек, обещая сладкий сон. В комнате всегда чисто и уютно, а потому и постояльцы часто останавливаются на отдых именно здесь, а порой и на ночлег остаются.

Во второй половине этой большой избы живет сын Степана Прохор со своим многочисленным семейством – женой Анфисой Игнатьевной и четырьмя отпрысками. Сам же Степан, крепкий семидесятилетний старик с седой бородой и цепким взглядом карих глаз, овдовев, поселился в малухе. Тут у него и дом, и работа. Он каждый день топит небольшую печурку, в объемной колоде вымачивает лозу и плётёт на продажу корзины, туеса, большие решётки, с которыми бабы ходят на реку бельё полоскать. И сколько не звал его сын вернуться в дом, старик наотрез отказывается. В такой уединённой жизни обрёл он покой своей душе. Правда, внуки не дают ему поотшельничать вволю, постоянно топчутся тут же. Они любят смотреть, как дед работает, а еще больше слушать его сказы да притчи. Младший, Василко, пытливый парнишка двенадцати лет от роду, уже старается помогать Степану, осваивает его ремесло. Погодки Нюра и Маруся – девицы на выданье. Нюре исполнилось шестнадцать, и отец уже начал приглядывать ей жениха. Маруся годом младше. Обе девки справные, работящие, хорошая подмога матери по хозяйству. Старший внук Иван – человек семейный. Год назад привёл он в дом молодую жену, дочь заводского шихтмейстера. И всё вроде сладилось, и сыночка народили, Гришеньку. Да только радость нередко с бедою чередом идёт.

После смерти сына Лукерья совсем лицом почернела. Вину свою себе простить не может. Из дому не выходит, ни с кем не разговаривает, только всё молчит да вздыхает. А тут и масленичные гулянья подоспели. Весь посёлок ходуном ходит, гармошки играют, балалайки звенят, песни льются рекой. В каждом доме румяные блины на сковородах шкворчат да бутыли с бражкой распечатываются. Молодёжь гуляет- развлекается, на тройках катается. Нюре с Марусей так и хочется примкнуть ко всеобщему веселью, но боятся даже заикнуться матери об этом. Нельзя, траур в семье.

А как, бывало, весело проходили у них масленичные гулянья! Маруся всегда любила этот праздник, ведь он нёс с собой особый, неповторимый привкус грядущей весны. Отец доставал праздничную сбрую с бубенцами, запрягал Буянку в красивую кошёвку , на дугу с колокольцами девочки крепили бумажные цветочки, в гриву ленточки вплетали. На сиденье стлали телячью шкуру, поверх шубеек мать укутывала дочерей в большие дорожные шали, отец бросал им на ноги старую дедову ягу для тепла. А Василке позволял сесть на передок, рядом с собой, и доверял ему вожжи. Весь завод, казалось, приходил в движение. Порой на улицах выстраивались целые санные поезда. И так это было лихо, задорно, что потом вспоминалось весь год.

– Разрешите, маменька, девушкам на гулянье пойти, – обратилась Лукерья к свекрови в последний день масленичной недели. – Они молодые, а молодым завсегда веселья хочется. Негоже им тут со мной горевать. Да и я себя еще виноватее чувствую, когда они дома томятся из-за моей беды. Пусть хоть на катушки сходят.

Глянула тогда Анфиса Игнатьевна на мужа, словно спрашивая его разрешения, а он только рукой махнул – пусть, мол, идут.

Обрадовались девицы, быстренько стали собираться. Кабы их воля, давно бы уже были они в центре веселья. За ними и Василко увязался, прихватив с собой деревянные санки, на которых можно поочерёдно катить друг дружку. Сегодня надо успеть побывать во всех самых оживлённых местах. Вот поперек Заводской улицы снежный городок выстроен, ребятня перебрасывается снежками, и лихие наездники скачут тут же. На базарной площади огромная Масленица стоит, ждёт своего часа, чтоб погибнуть в огне. Тут же идет бойкая торговля, дымятся самовары, играет гармонь. Но ребята уже бегут на Катушечную улицу, которая имеет сильный уклон, и в праздники превращается в чудесную забаву. Здесь всегда царит веселье. Катаются не только дети, но и взрослые. Вздымая снежную пыль, летят санки вниз, почитай, до самого конца улицы. А по бокам, вдоль домов, тянутся вверх вереницы людей, готовых вновь с ветерком промчаться с горы. Они тащат за собой в гору кто сани, кто ледянки. Вот из одного дома высыпала на склон ватага подгулявших парней, двое из них несут в руках лавку, переворачивают её вверх ногами и вся орава плюхается на широкое сиденье.

– Ой, чо творят, окаянные! – доносится из толпы, – вот щас зубы-то повышшелкают!

– Неее, ничо не выйдет, не покатится она, – подхватывает другой голос, – навозом бы смазать да тонкого ледку наморозить, тогда другое дело!

В это время один из парней, ухватившись за крепкие ножки скамьи, толкает её, и вся компания с криками и улюлюканьем уже несётся вниз под дружный смех зевак.

Чтоб не ждать всяк своей очереди, на сани беловские ребята стали усаживаться втроём, обхватив друг друга за пояс. Впереди Василко, а позади Нюра, как самая старшая. А кому ж, как не ей? Ведь порой бывает, что сидящий последним на ходу вываливается из саней. Марусе досталось место посередине. И то хорошо, хоть снег в лицо не летит, только как повернёшь голову в один бок, так и катишься до конца. То ли дело сидеть первым, тут можно и санями управлять, если их заносить начнёт, но и в сугроб лететь тоже первым придётся. Зато как это весело – вместе мчаться с горы, вместе вываляться в снегу. В гору тянули сани по очереди, чтоб никому не обидно было.

– Давай помогу! – вдруг обратился к Нюре какой-то высокий статный парень, ухватившись за веревку саней.

– Сама справлюсь! – ответила она, зардевшись.

Понимала девица, что неспроста он подошёл, давно заприметила его частые взгляды в свою сторону. Да и неудивительно, ею невозможно было не залюбоваться: от лёгкого морозца щёки разрумянились, огромные серые глаза горели восторгом, а выбившиеся из-под платка завитки волос красиво обрамляли её милое личико.

Парень всё не отпускал верёвку, и так шли они рядом: она – смущенно потупив глаза, он – весело поглядывая на неё. Странно, что парень был ей незнаком, хотя многих в посёлке Нюра знала. Он позвал Василку на свои сани, чтоб девушкам было удобнее кататься. Стали скатываться по двое в каждых санях. Тут и познакомились. Незнакомец представился Алексеем. Он сказал, что его санки сильнее катят, и позвал Нюру прокатиться с ним. С замиранием сердца садилась она перед ним, а когда новый знакомец обхватил её за талию, раскраснелась от приятного смущения.

Домой она возвращалась совершенно счастливая. Удовольствие от праздника в этот раз приправилось еще каким-то непонятным чувством. Тут было и радостное предвкушение, и лёгкое томление, и будоражащее ожидание перемен. Вечером Нюра долго не могла заснуть, всё виделись ей озорные глаза Алексея и его улыбка, добрая и слегка загадочная. Она ничего о нём не знала, но уже с нетерпением ждала новой встречи. Вот Великий пост закончится, а там и Пасха, гулянья да игрища, где, она была уверена, снова повстречается с этим парнем. Она носила в себе свою радость, лелеяла её и светилась изнутри. Только слепой мог не заметить этих перемен в ней да разве что Лукерья, по-прежнему живущая в кандалах своего горя.

Иван стал часто отлучаться из дому, чтоб не видеть мрачного лица жены, которая часами простаивала на коленях перед иконами. А потом и вовсе решил наняться на завод коновозчиком на время, пока санный путь не растаял. Отец был недоволен таким его решением. Зимой, свободные от полевых работ, они обычно вместе шорничали. Их упряжь отличалась своей добротностью и слыла в округе лучшей. Но сейчас все заказы были изготовлены, и Прохор протестовать не стал. Решил Иван поработать на завод, пусть поработает. А тот запрягал утром Буянку и уезжал в леса к углежогам. Возил древесный уголь для заводских печей. Однажды взял с собой Василку, уж больно тот его упрашивал, да и приобщать мальца к работе надо.

Вернувшись из лесу, меньшой братец всё хитро посматривал на Нюру, а потом улучил момент и шепнул:

– Поклон тебе привёз от Алёшки, передать просил, что скучает.

– Вот ещё! – вспыхнула Нюра. – Чего выдумываешь!

– Ничего я не выдумываю, – обиделся Василко, – в лесу он, на Горевском, углежогом работает.

Сестра сделала вид, что эта новость ей совершенно неинтересна и скрылась за печью, гремя деревянной посудой, на самом же деле, просто поспешила спрятать от братца пылающее лицо и унять бешеный стук своего сердца.

РОСИИЙСКАЯ НАУЧНО-СОЦИАЛЬНАЯ ПРОГРАММА
ДЛЯ МОЛОДЕЖИ И ШКОЛЬНИКОВ «ШАГ В БУДУЩЕЕ»

ОБЛАСТНАЯ НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ
МОЛОДЫХ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ «ШАГ В БУДУЩЕЕ - 2012»

« НЕ ШЕЙ ТЫ МНЕ МАТУШКА,
КРАСНЫЙ САРАФАН…»

Выполнила: Бочковских Елена

с. Мальково, МАОУ Мальковская СОШ

Научный руководитель:

Учитель ИЗО и МХК высшей категории

МАОУ Мальковской СОШ

Мальково, 2012

1. Введение………………………………………………........3

2.1. «По одежке встречают…»…………………………….3-4

2.2. Красный сарафан………………………………………4-5

2.3 Женский праздничный костюм Западной Сибири…...5-9

2.4. Музейные экспонаты…………………………………..9

3. Заключение……………………………………………….10

4. Список литературы………………………………………11

5. Приложение………………………………………………12

1.Введение

«Кто владеет прошлым,

тот владеет настоящим,

кто владеет настоящим,

тот владеет будущим»

В нашей школе решили создать музей по декоративно-прикладному искусству родного края. Одним из разделов музея должен быть посвящен праздничному костюму крестьянки 18-19 века. Поэтому тему нашего исследования мы сформулировали так: «Не шей мне матушка, красный сарафан…», взяв слова из старой русской песни.

Сразу возникло несколько гипотез. А именно:

Костюм сибиряков имеет сходство с общерусским костюмом;

Костюм состоит из рубахи и юбки;

Костюм состоит из сарафана и рубахи.

Цель моего исследования было - найти доказательства, подтверждающие или опровергающие наши догадки.

Изготовить экспонат для музея.

1.Изучить историю одежды крестьянки Западной Сибири (основные виды одежды, ее элементы, крой).

2.Изучить какие материалы, расцветка, отделка, орнамент, украшения применялись при изготовлении костюма.

3.Попробовать изготовить костюм самой.

Объект исследования: Женский праздничный костюм крестьянки Западной Сибири XVIII - XIX в.

Методы исследования: анализ литературы по заданной теме,

анализ экспонатов местных музеев

Этапы исследования:

Обзор литературы – август 2011 г. Посещение музеев – сентябрь 2011 г. Обработка результатов – ноябрь, декабрь 2011 г. Изготовление костюма – январь, февраль 2012 г. Написание отчета март 2012 г.

2.1 «По одежке встречают…»

Эта известная поговорка пришла к нам из глубины столетий. Мария Семенова в книге «Мы славяне!» пишет: « Тысячу лет назад нашим предкам было достаточно один раз взглянуть на одежду незнакомого человека, чтобы понять, из какой он местности, к какому роду - племени принадлежит, каково его общественное положение и «гражданское состояние» - совершеннолетний или нет, сочетался ли браком и так далее. Такая «визитная

карточка» позволяла сразу решать, как вести себя с незнакомцем и чего от него ждать…» Древнейшей, самой любимой одеждой древних славян была рубаха. Языковеды пишут, что ее название происходит от корня «руб» - «кусок, отрез, обрывок ткани» - и родственно слову «рубить». Надо думать, история славянской рубахи действительно началась в глубине веков с простого куска ткани, перегнутого пополам, снабженного отверстием для головы и скрепленного поясом.

Из «Очерков истории Тюменской области» под редакцией узнаем: «…Традиционная крестьянская одежда в основных чертах была в основном сходна с общерусской. Однако в одежде сибиряков имелась определенная специфика. Ее определяли особенности социально-экономического развития региона, а также динамика этнической среды. Пополнение ее новыми элементами за счет переселенцев, взаимодействие с аборигенным населением……

Женский костюм состоял из рубахи-становины и сарафана. Украшения рубах зависели от их назначения. Особенно красочно выглядели праздничные рубахи, богато украшенные вышивкой. Сарафан обязательно подпоясывался поясом…..».

«Не шей ты мне, матушка, красный сарафан», эти слова из песни, ставшей почти народной, написал в начале XIX века актер и певец. «Красный сарафан» - означает не только цвет одежды, но и то, что она праздничная, нарядная. Девушка просит в песне мать не шить ей свадебный наряд…..» - так начинается страница о русском костюме в книге А. Клиентова «Народные промыслы».

«Вышивка и кружевоплетение – интереснейшие виды женского рукоделия , связанные с созданием праздничной одежды…. Как правило, народная вышивка прекрасно сочеталась с украшаемой вещью, акцентируя конструкцию предметов одежды, так как располагалась обычно по краю или вдоль главных соединительных швов…..» - написано у и в книге «Русские художественные промыслы».

Галина Королева руководила экспедицией в Исетском районе Тюменской области, которая исследовала культуру старообрядцев и описывает результаты своего исследования в статье «Старообрядцы Приисетья». Данная статья встречается в разных источниках: «Тюменская старина», «Еженедельник 1992. Тюменский областной краеведческий музей».

«…Одежда бабы Фроси (Коробейниковой Ефросиньи Ивановны) характерна для женщин-староверок: рубаха, рукава, сарафан, передник, на голове шамшура и «сорочка»…». Основным из собранного материала является работа Ларисы Валентиновны Ивановой «Русский костюм Западной Сибири 18-19 в. в.», который был подкреплен выкройками и рисунками.

2.2 Красный сарафан

Не шей ты мне матушка,

Красный сарафан…..

Так поется в старой русской песне. На вопрос о том, что такое сарафан, многие ответят, что это старинная русская народная одежда. Ответ этот верен лишь от части. Народной одеждой, то есть одеждой, которую носили простой народ, - сарафан стал лишь в 18 веке.

А до 18 века главной в одежде была русская рубаха. Наши далекие предки считали, что одежда – это «оберег», который укрывал человека от «сглаза». Поэтому все уязвимые места человеческого тела должны были укрываться: древние рубахи имели почти закрытый ворот, длинные рукава. Длина рубахи - ниже колена.

Рубахи носили все без исключения – различались они в основном кроем и отделкой. Были рубахи повседневные и праздничные. Повседневные почти не украшали – только швы и края обшивали красной нитью.

14. Этнография русского крестьянства Сибири XVII - середине XIX в. М. :Наука, 1981.

15. Энциклопедия Я познаю мир. Культура. М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА,2002.

Приложение I

Праздничная одежда русских крестьян

(результаты сравнительного анализа по регионам )

Губерния, уезд

Вид одежды

Материалы, отделка

Север и центральная Россия

Сарафан косоклинный распашной «ферязь»

Русская полушелковая сарафанная ткань, штоф, оловянные пуговицы, шелковый шнур

Коленкор, кисея, вышивка тамбуром и снягами, коклюшечное кружево

Душегрея на лямках(«телогрея», «перо», «перышки», «епонечки»)

Русская сарафанная ткань, галун

Ожерелка –шейное украшение.

Шнур перламутр

Рязанская губерния

Рубаха с косыми поликами

Холст, нашивки из цветных фабричных тканей, браное и закладное ткачество, вышивка

Навершник «клиник»

Холст, браное и закладное ткачество, вышивка, коклюшечное кружево

Передник

Пестрядь, кумач, браное ткачество с поворотом, кружево, выплетенное крючком

Понева «краснятка»

Домотканая шерсть в клетку, шелковые ленты

Вологодская губерния, Великоустюжский уезд

Сарафан «дольник»

Домотканая полосатая шерсть

Рубаха, воротушка - верхняя часть рубахи

Домотканая шерсть из фабричной пряжи, кашемир, выборное ткачество

Передник

Домотканая шерсть

Фабричный шелк, кайма из полосы выборного ткачества

ткачество

Воронежская губерния

Рубаха с прямыми поликами

Холст, шелк, вышивка набором, счетной гладью, росписью, косой стежкой

Передник

Холст, галун, вышивка счетной гладью, росписью косой стежкой

Понева с прошвой

Шерсть ткань домотканая, вышивка шнуром, гладью, косой стежкой

Пояс - кушак

Шейное украшение

Смоленская губерния

Ельнинский, Духовщинский уезд

Рубаха «краснозобка»

Холст, кумач, браное ткачество, вышивка

Понева с прошвой

Клетчатая шерсть домашнего изготовления, вышивка с четными швами

Смоленская губерния

Холст, кумач

Западная Сибирь

Рубаха «станина»

Домотканый льняной или конопляный холст, Из покупных тканей(ситец, сатин, шелк, тонкий холст, пестрядь)

Сарафан косоклинный распашной

Однотонная без узора ткань: синего холста, бязи, красной крашенины, черной домотканой шерсти, позднее из атласа.

Отделка гарусной золотой тесьмой, оловянными, медными пуговицами

Вытканный продольными разноцветными полосами, и геометрический рисунок, вытканными надписями (имена, слова молитвы)

Передник с нагрудкой

его орнаментировали вышивкой, тканым узором. Цветными отделочными вставками, шелковыми узорными лентами. Край передника оформлялся зубцами, белым или цветным кружевом,

Приложение II

Словарь

Сарафан – Женская русская одежда, безрукавая, с проймами для рук и с поясом. Сарафаны по крою бывают: однорядные, двурядные, закрытые, открытые (грудь), круглые, прямые, клинчатые, триклинки, расстегаи (распашные), шубки (московские), с руковами, с проймами (помочами), сборчатые, гладкие, с лифом, без лифа, нвг. По ткани: холщевики, дубленики,

крашенинники. пестрядинники, кумачники, китаечники, ситцевеки, стамедники. К сарафану всегда идет пояс, а в праздники иногда еще вшивают тонкие, рубашечные рукава. (В. Даль)

Сорока – (карельское) головной убор (нвг. ол. твр. арх. ниж. кстр. Урал. ряз. тул. орл. вор. тмб.), род кички, на челе пониже, а с боков повыше. (В. Даль)

Шашмура – сер-вост. шашмура (замшура), волосник, очепок; под платок или под кокошник; прм. вят. самый какошник, высокий. с весьма крутым донцем; парчевый, грезитиновый или шитый золотом. Шутч. плохач шапченка (В. Даль)

Шашмура (шамшура) - вид женских головных уборов, Она состоит из круглого дна, присбориваемого надо лбом, и из опушки, в которую продергивается нить или шнурок. При надевании шашмуры шнурок перекрещивается сзади и закрепляется вокруг головы. Шашмура - мягкая шапочка. Шили ее из ситца или другого вида покупной ткани любой расцветки (набивной мелкий рисунок). У шашмур не делали ни подкладку, ни окручивали вокруг головы каким – либо твердым жгутом.

Сорочка - Поверх шашмур надевали сорочку, сшитую из ткани темной расцветки, Она состояла из круглого дна больших размеров, чем у шашмуры, которое также присборивалось впереди надо лбом. Ободок сорочки выкраивался несколько шире, чем у шашмуры. Закреплялся этот головной убор на голове при помощи длинных завязок (лепестков) пришиваемых к ободку в нижней части. Концы лепестков сорочки должны были выступать из-под платка

«НЕ ШЕЙ ТЫ МНЕ МАТУШКА, КРАСНЫЙ САРАФАН…»

Россия, Тюменская область, Тюменский район, с. Мальково, МАОУ Мальковская СОШ, 8 класс

Исследование посвящено изучению и разработке женского праздничного костюма характерного для Западной Сибири для школьного музея. В ходе исследования найдены выкройки по изготовлению костюма, выявлены особенности костюма по которым удалось изготовить костюм состоящий из: косоклинного распашного сарафана, рубахи (станины), передника с нагрудкой, кокошника, пояса.

Прикладное искусство

«НЕ ШЕЙ ТЫ МНЕ МАТУШКА, КРАСНЫЙ САРАФАН…»

Тюменская область, Тюменский район, с. Мальково

Не шей ты мне, матушка, красный сарафан

Вера Мосова

© Вера Мосова, 2016

© Мария Лебедева, иллюстрации, 2016


Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Хмурое мартовское утро взорвалось пронзительным воплем. Спросонок Маруся не поняла, что происходит. Кричала Лушка, жена Ивана, старшего брата, который вместе с отцом был сейчас в отъезде. Хлопотавшая у печи мать уже спешила к ней за занавеску, сонная ребятня повскакивала с полатей.

– Ой-ёй-ёй, сыночек мой, голубочек! Да как же так? Да что же это такое? – причитала Лукерья в голос.

Плетеная зыбка была пуста, а заглянуть за занавеску Маруся не решалась. Она сообразила, что случилось что-то страшное с Гришенькой, её племянником, первенцем Лукерьи и Ивана. Вспомнила, что сквозь сон слышала, как младенец ночью громко плакал, потом замолчал. Видимо, Лушка положила его к себе и дала грудь.

– Ой, что же я Ванечке скажу? Ой, как же так? Боженька, за что ты меня караешь? За что, Господи?! – продолжала вопить Лукерья.

Из-за занавеси молча вышла мать с Гришенькой на руках, положила его на лавку и повернулась к застывшим в ужасе детям:

– Василко, беги за тёткой Тоней, скажи, обмыть надо.

Маруся, словно в тумане, видела, как младший брат метнулся к двери, сдернув с печки пимы и на ходу натягивая овчинный полушубок. Она смотрела на посиневшего Гришеньку и не могла поверить, что всё это правда, что нет больше её милого мальчика, который ещё вчера кривил губки, смешно причмокивал и таращил свои глазёнки, когда она качала зыбку. Нет! Не может быть! Сейчас он откроет глазки. Он не мог умереть. Это ошибка. Он оживет. Вот… сейчас… Слезы застилали глаза, боль душила, а безумные крики Лушки совершенно сводили с ума. Сзади подошла Нюра, мягко приобняла её, и Маруся, повернувшись, уткнулась в плечо сестры.

Весть о том, что беловская сноха приспала ребеночка, мигом облетела околоток. Дело-то обычное, никого этим не удивишь. Бог дал, Бог взял. К вечеру вернулись мужики. Лукерья бросилась в ноги Ивану, причитала, каялась, что не сберегла сыночка. Он подошел к младенцу, сел рядом и уронил голову в ладони. Дом, погруженный в печаль, тихо мерцал лампадами, словно скорбел вместе со своими жильцами. Вдруг с улицы послышался звон колокольчика, и у ворот остановилась повозка. Прохор махнул рукой Васятке, как бы зазывая его за собой, и направился во двор встречать гостя. Горе горем, а работу никто не отменял…


Дом Степана Белова в далёком уральском заводе знает каждый. Большой пятистенок, рубленный еще его отцом, приветливо смотрит на мир всеми своими пятью окнами с затейливыми резными ставнями. Место выбиралось специально на самом въезде, по пути следования из Екатеринбурга в сторону Верхотурья. Просторный постоялый двор всегда готов принять путешественников, и редкая повозка не останавливается тут на отдых. Хозяева приветливо встречают гостя. Уставших лошадей распрягают, засыпают им овса. А путника приглашают к высокому крыльцу, которое переходит в длинную галерею с перилами, тянущуюся вдоль всей избы. Отсюда два входа в дом. Первая дверь ведёт в просторную горницу, где стоит большой стол и лавки вдоль стен. Пол застлан половиками, на окнах строчёные задергушки. Хозяйские дочери мигом разжигают самовар, подают наваристые щи, кашу и румяный домашний хлеб. Удобная лежанка, накрытая домотканым покрывалом с кружевным подзором, призывно манит к себе горкой подушек, обещая сладкий сон. В комнате всегда чисто и уютно, а потому и постояльцы часто останавливаются на отдых именно здесь, а порой и на ночлег остаются.

Во второй половине этой большой избы живет сын Степана Прохор со своим многочисленным семейством – женой Анфисой Игнатьевной и четырьмя отпрысками. Сам же Степан, крепкий семидесятилетний старик с седой бородой и цепким взглядом карих глаз, овдовев, поселился в малухе. Тут у него и дом, и работа. Он каждый день топит небольшую печурку, в объемной колоде вымачивает лозу и плётёт на продажу корзины, туеса, большие решётки, с которыми бабы ходят на реку бельё полоскать. И сколько не звал его сын вернуться в дом, старик наотрез отказывается. В такой уединённой жизни обрёл он покой своей душе. Правда, внуки не дают ему поотшельничать вволю, постоянно топчутся тут же. Они любят смотреть, как дед работает, а еще больше слушать его сказы да притчи. Младший, Василко, пытливый парнишка двенадцати лет от роду, уже старается помогать Степану, осваивает его ремесло. Погодки Нюра и Маруся – девицы на выданье. Нюре исполнилось шестнадцать, и отец уже начал приглядывать ей жениха. Маруся годом младше. Обе девки справные, работящие, хорошая подмога матери по хозяйству. Старший внук Иван – человек семейный. Год назад привёл он в дом молодую жену, дочь заводского шихтмейстера. И всё вроде сладилось, и сыночка народили, Гришеньку. Да только радость нередко с бедою чередом идёт.

После смерти сына Лукерья совсем лицом почернела. Вину свою себе простить не может. Из дому не выходит, ни с кем не разговаривает, только всё молчит да вздыхает. А тут и масленичные гулянья подоспели. Весь посёлок ходуном ходит, гармошки играют, балалайки звенят, песни льются рекой. В каждом доме румяные блины на сковородах шкворчат да бутыли с бражкой распечатываются. Молодёжь гуляет- развлекается, на тройках катается. Нюре с Марусей так и хочется примкнуть ко всеобщему веселью, но боятся даже заикнуться матери об этом. Нельзя, траур в семье.

А как, бывало, весело проходили у них масленичные гулянья! Маруся всегда любила этот праздник, ведь он нёс с собой особый, неповторимый привкус грядущей весны. Отец доставал праздничную сбрую с бубенцами, запрягал Буянку в красивую кошёвку1, на дугу с колокольцами девочки крепили бумажные цветочки, в гриву ленточки вплетали. На сиденье стлали телячью шкуру, поверх шубеек мать укутывала дочерей в большие дорожные шали, отец бросал им на ноги старую дедову ягу2 для тепла. А Василке позволял сесть на передок, рядом с собой, и доверял ему вожжи. Весь завод, казалось, приходил в движение. Порой на улицах выстраивались целые санные поезда. И так это было лихо, задорно, что потом вспоминалось весь год.


– Разрешите, маменька, девушкам на гулянье пойти, – обратилась Лукерья к свекрови в последний день масленичной недели. – Они молодые, а молодым завсегда веселья хочется. Негоже им тут со мной горевать. Да и я себя еще виноватее чувствую, когда они дома томятся из-за моей беды. Пусть хоть на катушки сходят.

Глянула тогда Анфиса Игнатьевна на мужа, словно спрашивая его разрешения, а он только рукой махнул – пусть, мол, идут.

Обрадовались девицы, быстренько стали собираться. Кабы их воля, давно бы уже были они в центре веселья. За ними и Василко увязался, прихватив с собой деревянные санки, на которых можно поочерёдно катить друг дружку. Сегодня надо успеть побывать во всех самых оживлённых местах. Вот поперек Заводской улицы снежный городок выстроен, ребятня перебрасывается снежками, и лихие наездники скачут тут же. На базарной площади огромная Масленица стоит, ждёт своего часа, чтоб погибнуть в огне. Тут же идет бойкая торговля, дымятся самовары, играет гармонь. Но ребята уже бегут на Катушечную улицу, которая имеет сильный уклон, и в праздники превращается в чудесную забаву. Здесь всегда царит веселье. Катаются не только дети, но и взрослые. Вздымая снежную пыль, летят санки вниз, почитай, до самого конца улицы. А по бокам, вдоль домов, тянутся вверх вереницы людей, готовых вновь с ветерком промчаться с горы. Они тащат за собой в гору кто сани, кто ледянки. Вот из одного дома высыпала на склон ватага подгулявших парней, двое из них несут в руках лавку, переворачивают её вверх ногами и вся орава плюхается на широкое сиденье.

– Ой, чо творят, окаянные! – доносится из толпы, – вот щас зубы-то повышшелкают!

– Неее, ничо не выйдет, не покатится она, – подхватывает другой голос, – навозом бы смазать да тонкого ледку наморозить, тогда другое дело!

В это время один из парней, ухватившись за крепкие ножки скамьи, толкает её, и вся компания с криками и улюлюканьем уже несётся вниз под дружный смех зевак.

Чтоб не ждать всяк своей очереди, на сани беловские ребята стали усаживаться втроём, обхватив друг друга за пояс. Впереди Василко, а позади Нюра, как самая старшая. А кому ж, как не ей? Ведь порой бывает, что сидящий последним на ходу вываливается из саней. Марусе досталось место посередине. И то хорошо, хоть снег в лицо не летит, только как повернёшь голову в один бок, так и катишься до конца. То ли дело сидеть первым, тут можно и санями управлять, если их заносить начнёт, но и в сугроб лететь тоже первым придётся. Зато как это весело – вместе мчаться с горы, вместе вываляться в снегу. В гору тянули сани по очереди, чтоб никому не обидно было.

КРАСНЫЙ САРАФАН

Музыка Александра Варламова
Слова Николая Цыганова

«Не шей ты мне, матушка,
Красный сарафан,
Не входи, родимушка,
Попусту в изъян!

Рано мою косыньку
На две расплетать!
Прикажи мне русую
В ленту убирать!

Пущай, не покрытая
Шелковой фатой,
Очи молодецкие
Веселит собой!

То ли житье девичье,
Чтоб его менять,
Торопиться замужем
Охать да вздыхать?

Золотая волюшка
Мне милей всего!
Не хочу я с волюшкой
В свете ничего!»

- «Дитя мое, дитятко,
Дочка милая!
Головка победная,
Неразумная!

Не век тебе пташечкой
Звонко распевать,
Легкокрылой бабочкой
По цветкам порхать!

Заблекнут на щеченьках
Маковы цветы,
Прискучат забавушки –
Стоскуешься ты.

А мы и при старости
Себя веселим:
Младость вспоминаючи,
На детей глядим;

Я и молодешенька
Была такова,
И мне те же в девушках
Пелися слова!»

Русские песни и романсы / Вступ. статья и сост. В. Гусева. - М.: Худож. лит., 1989. - (Классики и современники. Поэтич. б-ка). - без заглавия, без указания автора музыки

1832 - предположительный год создания стихотворения. В том же году положено на музыку. У самого Цыганова заглавия нет, стихотворение называется по первой строчке, а песня именуется "Красный сарафан". Впервые опубликовано в 1834 г. в изд.: «Русские песни Н. Цыганова», М. 1834 г., № 16. (см.: Русские песни. Сост. проф. Ив. Н. Розанов. М., Гослитиздат, 1952). Это авторский вариант; в песенной практике некоторые устаревшие слова заменились на более литературные (родимушка - родимая и т. д.).

Из сб.: Антология русской песни / Сост., предисл. и коммент. Виктора Калугина. М.: Изд-во Эксмо, 2005:

Эта песня Цыганова получила, по словам Бориса Асафьева, «мировую известность». Композитор Николай Титов, которого Глинка и Даргомыжский называли «дедушкой русского романса», в своих воспоминаниях отмечал, что «Красный сарафан» «произвел фурор», по своей популярности с ним мог сравниться только «Соловей» Дельвига – Алябьева.

Александр Егорович Варламов (1801, Москва - 1848, Петербург)

Николай Григорьевич Цыганов (1797-1832) - актер Саратовского, затем московского Малого театра, поэт, автор мелодий песен, участник кружка любителей пения при Малом театре. Малый театр в те годы был генератором популярных песен, для его постановок были написаны, в частности, "Вниз по Волге-реке" А. Шаховского <1832> и "Когда-то жил в Англии царь удалой" Ф. Кони <1838>. В творчестве Цыганова и его младшего современника - Алексея Кольцова - жанр "русской песни" достиг своего расцвета. Многие тексты Цыганова не сохранились: возможно, среди песен, чье авторство не установлено, есть песни Цыганова.

Такун Ф. И. Славянский базар. – М.: «Современная музыка», 2005

НОТЫ ДЛЯ ФОРТЕПИАНО (5 листов):









1. Не шей ты мне, матушка,
Красный сарафан,
Не входи, родимая,
Попусту в изъян.

2. Рано мою косыньку
На две расплетать,
Прикажи мне русую
В ленту убирать!

3. Пускай не покрытая
Шёлковой фатой
Очи молодецкие
Веселит собой!

4. То ли житьё девичье,
Чтоб его менять?
Торопиться замужем
Охать да вздыхать!

5. Золотая волюшка
Мне милей всего!
Не хочу я с волюшкой
В свете ничего!

6. Дитя моё, дитятко,
Дочка милая!
Головка победная,
Неразумная!

7. Не век тебе пташечкой
Звонко распевать,
Легкокрылой бабочкой
По цветам порхать.

8. Заблекнут на щеченьках
Маковы цветы,
Прискучат забавушки,
Стоскуешься ты!

9. А мы и при старости
Себя веселим,
Младость вспоминаючи
На детей глядим!

10. Я и молодёшенька
Была такова,
И мне те же в девушках
Пелися слова.

Кулёв В. В., Такун Ф. И. Золотая коллекция русского романса. В переложении для голоса в сопровождении фортепиано (гитары). М.: Современная музыка, 2003.

ddvor.ru - Одиночество и расставания. Популярные вопросы. Эмоции. Чувства. Личные отношения