«Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны, прямо к тебе», — услышала Ассоль из обшарпанной радиоточки.

По радио читали «Алые паруса». В это время она накладывала повязку старому зэку Поликарпычу — и замерла, застыла. Громада алых парусов ворвалась прямо в тесную лагерную больничку. К этому времени Ассоль провела в лагерях восемь с половиной лет. До свободы ей оставалось полтора года. Она знала, что выдержит. Выдержит ради своего гениального романтика, своего Капитана Грина.

Улыбка Ассоль

…Они встретились зимой 1918 года. Нина, оставив на время свою медицину, работала в редакции «Петроградского эха». Там она впервые увидела Грина: очень худого, очень высокого, очень мрачного и такого отстраненного, что к нему было страшно подойти. Но она улыбнулась ему — она улыбалась всем, и ему стало тепло от ее улыбки.

Летом сорокалетнего Грина мобилизовали в ряды Красной армии. Длинный, немного нелепый, похожий на католического пастора, он нес в солдатском мешке смену белья и рукопись «Алых парусов». Он уже знал, что посвятит ее этой странной девушке, которая раздаривает улыбки, не думая, что получит взамен. Через год, отвалявшись в госпитале с сыпным тифом, истощенный до полусмерти, бездомный, он брел по петроградским улицам. Горький помог устроиться в Дом Искусств — общежитие для бедных писателей эпохи гражданской войны. У Грина появились своя крошечная комната с узкой кроватью и скудный, но ежедневный паек. Писатель сидел в этой ледяной комнате, пил морковный чай, отогревал замерзшие руки и сочинял свой синий Зурбаган. На улицу выходил редко, но однажды вышел и столкнулся с Ниной. Потом писатель признался ей:

«Расставшись с тобой, я пошёл дальше с чувством тепла и све­та в душе. Вот это наконец-то она», — думал я.

К вам неравнодушен Грин

Каждый день Нина забегала к Грину, а потом бежала в больницу — она снова работала медсестрой. Если писателя не было дома, он оставлял в маленьком стакане трогательный букетик и записку с просьбой подождать. Весь Дом Искусств обсуждал любовь мрачного, нелюдимого затворника. Однажды Нина получила предостерегающее письмо:

«К Вам неравнодушен Грин. Берегитесь его, он опасный человек: был на каторге за убийство своей жены. И вообще прошлое его очень тёмное: говорят, что, будучи матросом, он где-то в Африке убил английского капи­тана и украл у него чемодан с рукописями. Знает английский язык, но тщательно скрывает это, а рукописи постепенно печатает как свои».

Бывшая жена Грина, конечно, была, конечно, жива, здорова и даже счастлива с новым мужем.

Бедное счастье

Для одинокого Грина Нина стала настоящим подарком судьбы. А она и сама не заметила, как тоже полюбила его. Переехали в Феодосию, на деньги от проданного романа и рассказов купили квартиру. В 44 года у Грина впервые появилось собственное жилье. Жили закрыто, почти ни с кем не общались. Все время покупали книги и читали друг другу вслух. Но это было очень хрупкое счастье — романтические произведения Грина не были востребованы Советской властью, а писать о колхозах и героических стройках пятилетки он не мог.

Дошло до того, что обменивали свои вещи на продукты, Нина вязала и продавала платки. Но — Грин написал «Бегущую по волнам» и, как и «Алые паруса», посвятил их жене.

«Милый ты мой, любимый, крепкий друг, очень мне с тобой жить хорошо. Если бы не дрянь со стороны, как нам было бы светло!», — писала Нина мужу.

Здоровье Грина стремительно ухудшалось, люди удивленно оглядывались на них на улице — молодая, красивая женщина под руку со стариком. Нищета сжимала руки на его горле. Он сдавался, она — нет.

«Я одинок. Все одиноки. Я умру. Все умрут. <…> У меня путаются в голове три вещи: жизнь, смерть и любовь — за что выпить?». «Пью за ожидание смерти, называемое жизнью».

Человек умирал

Они просили друзей о помощи, но кто-то просто не мог им помочь, как Волошин, а кто-то не хотел… В 1930 году в жизни Грина все-таки была еще одна радость: они с Ниной переехали в Старый Крым, в крошечный деревянный домик с яблоневым садом. Грин очень любил этот домишко, но прожил в нем недолго.

… В 60-х годах фотографию умирающего Грина увидит ленинградская школьница Таня Рождественская инапишет пронзительное стихотворение, в котором

Человек умирал, не зная, Что ко всем берегам земли Шли, как алая птичья стая, Им придуманные корабли.

11 лет жизни с Грином были для Нины самыми счастливыми в жизни. Когда он умер, она на время потеряла память, долго восстанавливалась. На руках у нее была больная мама. И главное — она не могла уехать из этого домика, в котором все напоминало о Грине. И когда началась война, Нина не эвакуировалась, и чтобы как-то прожить в годы оккупации, пошла работать корректором в открытую при фашистах газету. При этом точно известно, что она помогала партизанам, и а однажды спасла жизнь 13 людям, которых фашисты взяли в заложники после убийства своего офицера — Нине удалось уговорить городского голову освободить ни в чем неповинных людей…

Ассоль в лагере

В 1944 году Нина оказалась в числе местных жителей, которых насильно увезли в Германию. В победный год она смогла бежать из под Бреслау, добралась до Крыма и снова угодила в лагерь, но теперь уже в сталинский. И даже там она оставалась Ассолью — пылкой, романтичной, открытой людям и бесконечно порядочной. И ее все любили.

Татьяна Тюрина, которая работала вместе с Ниной в лагерной больнице, вспоминала:

«Нина Николаевна имела авторитет у персонала и зэков, самых отпетых».

Врач Всеволод Король писал:

«…В университете у нас был предмет «врачебная этика», но Вы были первым человеком, встреченным мной, который применял эту этику в жизни…, так как, забыв, как Вы ухаживали за этим больным воришкой, я забыл бы одну из самых красивых картин человеколюбия…».

Куча разорванных тряпок

Все десять лет в лагере Нина хранила фотографию мужа. Любовь и память помогали ей продержаться, но на свободу пожилая Ассоль вышла в состоянии, которое она называла:

«Все в душе — как куча разорванных окровавленных тряпок».

Через силу, но жила, потому что оставалось еще одно важное дело — создать в их с Гирном маленьком дом-музей. Но домик забрал себе под сарай председатель местного исполкома — потребовались годы изнурительной и противной борьбы, чтобы его вернуть. И Нина прошла и это, и создала этот музей. Она сделала все, чтобы сохранить память о человеке, который когда-то сказал ей:

«Ты мне дала столько радости, смеха, нежности и даже поводов иначе от­носиться к жизни, чем было у меня раньше, что я стою, как в цветах и вол­нах, а над головой птичья стая. На сердце у меня весело и светло».

23 ноября 1922 года Александр Грин завершил написание повести «Алые паруса», посвятив её своей жене Нине, которая стала прототипом главной героини повести - Ассоль.

Нина Николаевна Грин (в девичестве – Миронова), была старшим ребенком в семье банковского служащего Николая Сергеевича Миронова. Окончив гимназию с золотой медалью она в 1914 году поступила на Бестужевские курсы. Через год Нина вышла замуж за студента-юриста Сергея Короткова. Счастью молодых людей помешала Первая мировая война. Вскоре Сергея призвали и в1916 году он погиб. А Нина пошла работать медсестрой в госпиталь.

С Александром Грином Нина познакомилась в 1917 году, когда работала в газете «Петроградское эхо» машинисткой. Но в тот период им обоим было не до романтических отношений. В 1918 году умер отец Нины Николаевны, а саама она заболела туберкулезом и вынуждена была переехать из холодного Петрограда в Подмосковье, где жила у родственников.

Когда в начале 1921 года она вернулась в Петроград, то пошла работать медсестрой. Жила вместе с мамой, чтобы хоть как-то выжить в это трудное и голодное время, продавала на рынке вещи. Именно в этот период, холодным январским днем она снова встретила Грина. Уже 7 марта 1921 года они поженились и в течение последующих 11 лет, до самой смерти писателя, больше не расставались.

Для Александра Грина Нина Николаевна стала настоящей музой. Именно она стала прототипом Ассоль и именно ей, писатель посвятил свою самую романтичную повесть. «Нине Николаевне Грин подносит и посвящает Автор. ПБГ, 23 ноября 1922 г. »: - такими были последние строки в рукописи «Алых парусов».

В 1924 году Грин с Ниной и ее мамой переехали в Крым: сначала в Феодосию, а затем в городок Старый Крым. Этот крымский период оказался самым плодотворным в его творчестве. Именно тут из-под пера писателя появились на свет повести «Блистающий мир», «Золотая цепь», «Бегущая по волнам» и «Джесси и Морггиана». Рядом было ласковое море и любимая женщина. Это было все, что требовалось писателю для плодотворной работы.

В последние годы своей жизни Александр Степанович сильно болел и умер в Крыму в 1932 году. Через два года после его смерти Нина Николаевна в третий раз вышла замуж: в этот раз за феодосийского врача-фтизиатра Петра Ивановича Нания, который был лечащим врачом А. С. Грина. Этот брак распался в начале Великой Отечественной войны.

Нина Николаевна не успела эвакуироваться из Крыма и во время оккупации, чтобы прокормить себя и тяжелобольную мать, работала в оккупационной газете «Официальный бюллетень Старо-Крымского района», а затем заведовала районной типографией.

Немцы широко использовали имя вдовы знаменитого советского писателя в своих пропагандистских целях. В дальнейшем Нина Николаевна была вывезена трудовые работы в Германию.

После окончания войны, в 1945 году, вдова писателя добровольно вернулась из американской зоны оккупации в Советский Союз, где вскоре была арестована и предана суду за «коллаборационизм и измену Родине». Была осуждена на десять лет лагерей с конфискацией имущества. Отбывала заключение в сталинских лагерях сначала на Печоре, затем - в Астрахани.

Освободилась только в 1955 году по амнистии (полностью реабилитирована только в 1997 году уже после смерти). После освобождения вернулась в Крым, где смогла добиться возвращения себе дома, в котором жила вместе с Гринов в последние годы его жизни. Умерла Нина Николаевна 27 сентября 1970 года в Киеве. В завещании она просила похоронить ее в семейной ограде между могилами матери и мужа. Но власти запретили выполнить последнюю волю покойной, и она была похоронена в другом месте старокрымского кладбища.

В 1980 году на могиле Александра Грина установлено надгробие с архитектурной композицией «Бегущая по волнам» с фигурой Фрези Грант, которая для многих почитателей таланта писателя ассоциируется с его верной женой. Скульптор Татьяна Гагарина (1941—1991).

«Ты мне дала столько радости, смеха, нежности и даже поводов иначе относиться к жизни, чем было у меня раньше, что я стою, как в цветах и волнах, а над головой птичья стая. На сердце у меня весело и светло». Из письма Александра Грина к жене, Нине Николаевне.

Нина Николаевна Грин (1894 года, Гдов —1970 года, Киев) — жена Александра Грина. Основатель музея писателя в Старом Крыму, прототип героини «Алых парусов» Ассоль. Родилась в семье банковского служащего Николая Сергеевича Миронова. Старший ребенок в семье, у неё было два младших брата. В 1914 году семья переехала из Нарвы в Петербург.
Нина закончила гимназию с золотой медалью, поступила на Бестужевские курсы (1914), одно из первых женских высших учебных заведений в Российской империи.
В 1915 году вышла замуж за студента-юриста Сергея Короткова, погибшего на фронте Первой мировой войны в 1916 году. Окончив два курса биологического отделения, Нина устроилась медсестрой в госпитале.

В 1917 году, работая в газете «Петроградское эхо» машинисткой, познакомилась с Александром Грином. В 1918 году умер отец Нины, а дочь заболела (туберкулёз), переехала к родственникам в Подмосковье, затем вернулась в Петроград, где жила с матерью и вновь работала медсестрой.
Во второй раз встретила Грина в 1921 году, они поженились. В 1924 году Грин с супругой и тёщей переехали в Крым, жили в Феодосии, затем — в Старом Крыму. Вторая жена Михаила Булгакова Любовь Белозерская, встречавшаяся с Ниной Николаевной в 1925 году у Макса Волошина в Коктебеле, вспоминала: «пришла очень привлекательная вальяжная русская женщина в светлом кружевном шарфе».

***
После смерти мужа в 1932 году вдова писателя, Нина Николаевна Грин, продолжала жить в Старом Крыму, в саманном домике, трудилась медсестрой и начала работу по увековечению памяти писателя. В 1934 году ей удалось организовать мемориальную комнату. Получив гонорар за сборник рассказов Грина «Фантастические новеллы», на ранее приобретенном участке земли 20 соток возвела жилой дом, а саманный дом Грина стал частным музеем. Открытие государственного музея намечалось на 1942 год, к 10-летию смерти А. С. Грина.

В 1934 году Нина Николаевна вышла замуж за феодосийского врача-фтизиатра Петра Ивановича Нания, лечившего А. С. Грина. В начале Великой Отечественной войны брак распался.

Когда гитлеровская армия захватила Крым, вдова Грина осталась с тяжело больной матерью на оккупированной нацистами территории и чтобы прокормиться, вынуждена была устроиться на работу корректором в редакции местной газеты «Официальный бюллетень Старо-Крымского района». Оккупационные власти использовали имя вдовы знаменитого писателя в своих пропагандистских целях. В дальнейшем была угнана на трудовые работы в Германию. В 1945 году добровольно вернулась из американской зоны оккупации в СССР в Крым, была арестована, получила десять лет за «коллаборационизм и измену Родине» с конфискацией имущества. Отбывала заключение в сталинских лагерях на Печоре, затем — в Астрахани. Большую поддержку, в том числе вещами и продуктами, оказывала ей первая жена Александра Грина, Вера Павловна Калицкая. Нина Николаевна отбыла почти весть срок и освободилась по амнистии в 1956 году, вернулась в Крым.

Получив стараниями друзей Грина гонорар за «Избранное» писателя (1956), Нина Николаевна приехала в Старый Крым, с трудом отыскала заброшенную могилу мужа и выяснила, что дом, где умер Грин, вместе с садом перешёл к председателю местного исполкома (по другой версии первому секретарю райкома партии) и использовался как сарай (курятник?). В 1960 году, после нескольких лет борьбы за возвращение дома, Нина Николаевна открыла на общественных началах Музей Грина в Старом Крыму. Там она провела последние десять лет своей жизни, с пенсией 21 рубль (авторские права больше не действовали). Сарай партийному функционеру построили новый, а вот борьба за сад еще долго продолжалась. Последние силы ушли на организацию музея.
В июле 1970 года был открыт Музей Грина в Феодосии, а год спустя дом Грина в Старом Крыму тоже получил статус музея. Его открытие крымским обкомом КПСС увязывалось с конфликтом с вдовой писателя: «Мы за Грина, но против его вдовы. Музей будет только тогда, когда она умрёт».

Нина Николаевна Грин скончалась 27 сентября 1970 года в Киеве у друзей. В своем завещании просила похоронить ее на старокрымском кладбище в семейной ограде между могилами мужа и матери. Но власти Старого Крыма не разрешили выполнить волю покойной, так как «изменнице» Родины не место рядом с советским писателем. Захоронение состоялось в другом месте кладбища раньше установленного часа, чтобы меньше было провожающих. В следующем году в день её рождения, шестеро друзей ночью перезахоронили гроб, выполнив завещание вдовы писателя.

Нина Николаевна Грин была полностью реабилитирована только в 1997 году. В заключение Прокуратуры Автономной Республики Крым отмечалось, что Грин Н. Н. в период Великой Отечественной войны не принимала участия в карательных акциях против мирного населения, не занималась предательством и не оказывала в этом пособничества врагам. Таким образом, не совершила действий, предусматривающих ответственность за измену Родине.

Нина Николаевн Грин в расцвете лет и в последние годы жизни


Нина Николаевна Грин. — http://tiina.livejournal.com/7078788.html

***
Мемориальный дом-музей А. С. Грина является старейшим музеем Старый Крым, входит в состав государственного историко-культурного, мемориального музея-заповедника «Киммерия М. А. Волошина». Музей создан благодаря упорству и невероятной силе духа вдовы Александра Грина, Нины Николаевны Грин. После её кончины в 1970 году Музей Грина и его коллекция, по завещанию вдовы, были переданы государству.

Литература:
Ей дарили Алые паруса...http://cleanlove.diary.ru/p114718022.htm
Крым. Истории любви - А. Грин —

Его называли «мрачным, тихим, как каторжник в середине своего срока», а Ходасевич и вовсе сострил: «туберкулезный человек… занимавшийся дрессировкой тараканов». Большинство знало Александра Грина именно таким. И только его супруга, Нина Николаевна Грин, видела его настоящим.

«Берегитесь его…»

Они познакомились в Петрограде то ли в 1917-м, то ли в самом начале 1918 года. Ей было 23 года. Озорная, смешливая красавица, умница, закончившая с золотой медалью гимназию, отучившаяся на Бестужевских курсах, вряд ли сразу обратила внимание на угрюмого литератора, выглядевшего старше своих лет и казавшегося ей почти стариком. Нина Николаевна вспоминала, что Грин походил на католического патера: «Длинный, худой, в узком черном, с поднятым воротником, пальто, в высокой черной меховой шапке, с очень бледным, тоже узким лицом и узким… извилистым носом».

Нина к тому времени уже была вдовой и выходить замуж повторно не стремилась. Ее брак был далеко не счастливым из-за постоянной ревности супруга, который погиб в в одном из самых первых боев (тогда она этого еще не знала и считала себя несвободной).

Он опасный человек. И вообще прошлое его очень темно

Знакомые, заметив интерес Грина к молодой женщине, предупреждали: «Нина Николаевна, Грин к вам неравнодушен, берегитесь его, он опасный человек – был на каторге за убийство своей жены. И вообще прошлое его очень темно».

Действительно, за плечами 38-летнего писателя было многое…

Начало странствий

Саша Гриневский родился 11(23) августа 1880 года в Вятской губернии, в семье польского шляхтича Стефана Гриневского. Степан Евсеевич – так его стали величать в России – женился на 16-летней русской медсестре Анне Степановне Лепковой. Саша был долгожданным первенцем, которого баловали нещадно.

Впрочем, Грин вспоминал: «Детство мое было не очень приятное. Маленького меня страшно баловали, а подросшего за живость характера и озорство – преследовали всячески, включительно до жестоких побоев и порки. Я научился читать с помощью отца 6-и лет, и первая прочитанная мною книга была “Путешествие Гулливера в страну лилипутов и великанов” (в детском изложении). <…> Мои игры носили характер сказочный и охотничий. Мои товарищи были мальчики-нелюдимы. Я рос без всякого воспитания». С тех пор, а может, уже задолго до этого Саша стал грезить о бескрайних морских просторах, о свободной и полной приключений жизни моряка. Следуя за своей мечтой, мальчик несколько раз делал попытки побега из дома.

Характер у Саши был весьма непростой. Ни с домашними, ни с учителями, ни с одноклассниками отношения у него не складывались. Ребята недолюбливали Гриневского и даже придумали ему прозвище «Грин-блин», первая часть которого позже стала псевдонимом писателя.

Поведение Саши вызывало постоянное недовольство учителей. В конце концов он был исключен со второго курса училища и, если бы не усердие отца, имел все шансы вообще не закончить обучение. «Отец бегал, просил, унижался, ходил к губернатору, везде искал протекции, чтобы меня не исключали». Когда же стало ясно, что на прежнее место мальчику не вернуться, отец выхлопотал ему место в другом вятском училище, имевшем, правда, самую дурную репутацию. Очень точно дух училища передал его инспектор:

– Постыдитесь, – увещевал он галдящую и скачущую ораву, – гимназистки давно уже перестали ходить мимо училища… Еще за квартал отсюда девочки наспех бормочут: «Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его!» – и бегут в гимназию кружным путем.

Несмотря на наносной саркастический тон воспоминаний, эти годы в жизни Грина были весьма тяжелыми. Когда мальчику было 14 лет, от туберкулеза умерла его мама, а отец спустя всего четыре месяца женился во второй раз. Отношения с мачехой у Саши не складывались. Он часто ссорился с ней, сочинял саркастические стихи. Степан Евсеевич, разрываясь между сыном-подростком и новой женой, вынужден был «удалить его от себя» и стал снимать мальчику отдельную комнату. Так у Александра началась самостоятельная жизнь.

Отец в душе Грина оставил гораздо более глубокий след, чем мать. Неслучайно в его произведениях так много образов овдовевших отцов и так мало матерей. Биограф писателя А.Н. Варламов справедливо отмечает: «Но то, что потерявшему в отрочестве мать Грину всегда не хватало женской, материнской любви и ласки и эта смерть сильно повлияла на его характер, то, что он всю жизнь этой любви искал, несомненно. Это тот самый случай, когда значимо не присутствие человека, но его отсутствие».

Окончив в 1896 году училище со средней отметкой «3», Александр покинул родной город и начал бесконечное странствие, которое продолжалось, пожалуй, всю его жизнь.

Нине Николаевне к тому времени исполнилось всего два года.

«Из тебя вышел бы писатель»

В Одессе Гриневский стал матросом и плавал на пароходе «Платон» по маршруту Одесса– –Одесса. Однажды ему даже посчастливилось отправиться в плавание до египетской Александрии.

Матросский труд оказался слишком прозаичен, он быстро разочаровал Александра, и тот, разругавшись с капитаном корабля, вернулся в Вятку. Пробыв в родном городе около года, он снова отправился на поиски приключений, теперь уже в Баку. Там он был рыбаком, чернорабочим, работал в железнодорожных мастерских. Снова вернулся к отцу и снова ушёл в странствия. Был лесорубом, золотоискателем на Урале, шахтёром на железном руднике, театральным переписчиком. Ни на что его душа не откликалась. В конце концов в марте 1902 года Грин, уставший от скитаний, стал солдатом… Он вытерпел полгода службы (из которых три с половиной месяца провёл в карцере), дезертировал, был пойман и снова бежал.

В армии и без того революционно настроенный Грин познакомился с эсеровскими пропагандистами, которые помогли ему скрыться в Симбирске.

С этого момента весь свой юношеский пыл и горячность Грин решил посвятить делу революции, отказавшись, правда, от методов террористических действий. Получив кличку «Долговязый», Александр принялся за пропаганду среди рабочих и солдат. Выступления будущего писателя были яркими, увлекательными и часто достигали поставленной цели.

С 1903 по 1906 год жизнь Грина была тесно связана с эсеровской активисткой Екатериной Александровной Бибергаль. Александр влюбился в нее без памяти. И когда молодой человек в 1903 году был арестован за «речи противоправительственного содержания», Екатерина пыталась организовать ему побег из тюрьмы, за что сама угодила в ссылку в Холмогоры.

Он страстно любил ее, томился по ней. Она больше всего любила революцию и была предана только ей. Он умолял ее отказаться от борьбы, уйти с ним и начать новую жизнь. Она без революции не видела смысла в жизни.

Вне себя от гнева, Александр достал револьвер и выстрелил в любимую в упор

В начале 1906 года они окончательно разошлись. Разрыв этот мог стоить Грину очень дорого. Вне себя от гнева и ярости, Александр достал револьвер и выстрелил в любимую в упор. Пуля попала ей в грудь. «Девушка была доставлена в Обуховскую больницу, где ее оперировал знаменитый хирург профессор И.И. Греков». К счастью, пуля вошла неглубоко, и ранение оказалось не смертельным. Грина она не выдала.

После этих трагических событий Александр, вероятно, окончательно понимает обманчивость выбранного пути, но никакого другого для себя найти не может. Однажды член ЦК партии эсеров Быховский сказал ему: «Из тебя вышел бы писатель». Эти слова зацепили что-то важное в душе Грина. Он впервые увидел свой путь.

«Я понял, чего я жажду, душа моя нашла свой путь»

«Уже испытанные: море, бродяжничество, странствия – показали мне, что это всё-таки не то, чего жаждет моя душа, – вспоминал Грин. – А что ей было нужно, я не знал. Слова Быховского были не только толчком, они были светом, озарившим мой разум и тайные глубины моей души. Я понял, чего я жажду, душа моя нашла свой путь». «Это было как откровение, как первая, шквалом налетевшая любовь. Я затрепетал от этих слов, поняв что-то единственное, что сделало бы меня счастливым, то единственное, к чему, не зная, должно быть, с детства стремилось мое существо. И сразу же испугался: что я представляю, чтобы сметь думать о писательстве? Что я знаю? Недоучка! Босяк! Но… зерно пало в мою душу и стало расти. Я нашел свое место в жизни».

В январе 1906 года Грина снова арестовали и в мае выслали на четыре года в Тобольскую губернию. Там он пробыл всего 3 дня и сбежал в Вятку, где с помощью отца раздобыл чужой паспорт на имя Мальгинова, по которому уехал в Петербург.

Призвание

В 1906 году жизнь Грина кардинально меняется. Александр начинает писать и убеждается, что именно это – его подлинное призвание.

Псевдоним «Грин» появился уже в следующем, 1907 году под рассказом «Случай».

А в начале 1908 года в Петербурге вышел первый авторский сборник Александра Грина «Шапка-невидимка» (с подзаголовком «Рассказы о революционерах»). Несмотря на то, что большинство рассказов было посвящено эсерам, именно в этом году произошел окончательный разрыв писателя с социалистами-революционерами. «Грин ненавидел по-прежнему, но он начал формировать свой позитивный идеал, который был совсем не похож на эсеровский», – отмечает Варламов.

Еще одно важное событие 1908 года – женитьба Грина на Вере Абрамовой, навещавшей его еще в тюрьме.

В 1910 году вышел второй сборник Грина «Рассказы». Здесь есть два рассказа – «Остров Рено» и «Колония Ланфиер», – в которых уже угадывается знакомый нам Грин-сказочник. Сам Александр Степанович считал, что именно эти рассказы дали ему право считаться писателем.

Летом 1910 года полиции стало известно, что писатель Грин – это сбежавший каторжник Гриневский. Его арестовали в третий раз. Осенью 1911 года он был сослан в Архангельскую губернию, куда вместе с ним отправилась и жена. Уже в 1912 году срок ссылки был сокращен, и Гриневские вернулись в Петербург.

Осенью 1913 года Вера решила разойтись с мужем. Причиной тому – непредсказуемость и неуправляемость Грина, его постоянные кутежи, их взаимное непонимание.

Движение по кругу

Александр Грин, как и очень многие его современники, искренне надеялся на обновляющую и созидающую силу революции. Но постепенно действительность жестко и неопровержимо стала убеждать в необоснованности этих надежд.

Нелюдимость была для Грина панцирем, куда он прятался в поисках покоя и радости

Такая подчеркнутая нелюдимость была для Грина эдаким панцирем, куда он прятался в поисках покоя и радости. «Очень ранимый в душе, Грин был неприспособлен к коммунальной, да и вообще любой общественной жизни, от школы до армии, и не вписывался в нее даже тогда, когда коммуна состояла из собратьев по перу» .

В Доме искусств, как и многие другие обитатели этого заведения, Грин был влюблен в литературного секретаря, семнадцатилетнюю Марию Сергеевну Алонкину. Вряд ли девушка, избалованная вниманием куда более завидных ухажеров, могла ответить взаимностью.

Эта влюбленность переплавилась в душе Грина в творческое вдохновение и дала импульс к написанию уже давно задуманной вещи – феерии «Алые паруса».

Цвет вина, зари, рубина

«Трудно было представить, что такой светлый, согретый любовью к людям цветок мог родиться здесь, в сумрачном, холодном и полуголодном Петрограде в зимних сумерках сурового 1920 года, и что выращен он человеком внешне угрюмым, неприветливым и как бы замкнутом в особом мире, куда ему не хотелось никого впускать», – вспоминал Всеволод Рождественский .

Первоначально произведение должно было называться «Красные паруса». Это был любимый цвет поэта, и ничего революционного он не подразумевал. «Надо оговориться, что, любя красный цвет, я исключаю из моего цветного пристрастия его политическое, вернее – сектантское значение. Цвет вина, роз, зари, рубина, здоровых губ, крови и маленьких мандаринов, кожица которых так обольстительно пахнет острым летучим маслом, цвет этот – в многочисленных оттенках своих – всегда весел и точен. К нему не пристанут лживые или неопределенные толкования. Вызываемое им чувство радости сродни полному дыханию среди пышного сада».

По мнению некоторых исследователей, именно неизбежная идеологическая знаковость красного цвета заставила Грина переменить название .

Грин писал: «Я настолько сживаюсь со своими героями, что порою и сам поражаюсь, как и почему не случилось с ними чего-нибудь на редкость хорошего! Беру рассказ и чиню его, дать герою кусок счастья – это в моей воле. Я думаю: пусть и читатель будет счастлив!» Так и происходит.

Может показаться, что весь пафос «Алых парусов» сводится к призыву мечтать и ждать чуда. Но стоит остановиться и задуматься, как станет понятно: Грин говорит не о мечтах, а о действиях. Это не слащавая маниловщина, а активное творчество, творение счастья. Слова Артура – именно об этом: «Я понял одну нехитрую истину. Она в том, чтобы делать так называемые чудеса своими руками. Когда для человека главное – получать дражайший пятак, легко дать этот пятак, но когда душа таит зерно пламенного растения – чуда, сделай это чудо, если ты в состоянии. Новая душа будет у него и новая у тебя».

«Гринландия» настолько прекрасна и совершенна, что вопрос о бытии Бога здесь не стоит. Оно очевидно. Поэтому для Ассоль было естественным, просыпаясь, говорить «Здравствуй, Бог!», а вечером: «Прощай, Бог!»

Марк Щеглов в статье «Корабли Александра Грина» утверждает: «Романтика в творчестве Грина по существу своему, а не по внешне несбыточным и нездешним проявлениям, должна быть воспринята не как “уход от жизни”, но как приход к ней со всем очарованием и волнением веры в добро и красоту людей, в отсвет иной жизни на берегах безмятежных морей, где ходят отрадно стройные корабли…» .

Стране Советов, где существовало жесткое классовое деление, Грин рассказал о настоящей жизни, в которой имущественные различия и социальное происхождение не имеют никакого значения. «Мир богатых и бедных независимо трансформировался Грином в мир хороших и плохих. Способности Ассоль и Грэя творить добро, мечтать, любить, верить противостоит фактически только один лагерь, объединяющий и бедняков-капернцев, и богачей-аристократов – лагерь косности, традиционности, равнодушия ко всем иным формам существования, кроме собственных, говоря расширительно, лагерь мещанства» .

«Грин писал “Алые паруса” в те годы, когда ему негде было приклонить голову, когда рушился вокруг миропорядок, пусть им нисколько не любимый, – пришедшее на смену оказалось еще ужаснее… он взял эту рукопись с собой, когда, тридцатидевятилетнего больного, измученного человека, сына польского повстанца, его погнали на войну с белополяками умирать за совершенно чуждые ему, изжеванные идеалы… С этой тетрадкой он дезертировал, ее таскал с собой по госпиталям и тифозным баракам… и наперекор всему, что составляло его каждодневное бытие, верил, как с “невинностью факта, опровергающего все законы бытия и здравого смысла”, в голодный Петроград войдет корабль с красными парусами, только это будет его, а не их красный цвет. Он ни в одну свою книгу столько боли, отчаяния и надежды не вложил, и читатель сердцем не мог этого не почувствовать и Грина не полюбить» .

Для верующего читателя несомненно: «Алые паруса» наполнены христианским духом

Для верующего читателя несомненно: «Алые паруса» наполнены христианским духом.

Название места действия феерии – Каперна – отсылает нас на берег Галилейского моря, к евангельскому Капернауму, где проповедовал и совершил множество чудес Спаситель.

А яркий и запоминающийся эпизод, когда Ассоль, проснувшись в лесу, находит на своей руке кольцо и с этого момента начинает твердо верить в предстоящую встречу, удивительным образом повторяет событие из жития , отказавшей знатным и богатым женихам ради Жениха Небесного. Сам Господь явился ей в видении и вручил ей в залог обручения Свой перстень, который, проснувшись, девушка обнаружила на своей руке.

В унисон

Зимой 1921 года на Невском проспекте Грин встретился с Ниной Николаевной – спустя два с половиной года, которые по насыщенности событиями для писателя равнялись чуть ли не половине жизни. «Необходимо было каждому из нас отмучиться отдельно, – писала Нина Николаевна, – чтобы острее почувствовать одиночество и усталость. А встретились случайно снова, и души запели в унисон».

Та далекая зима мало способствовала романтическому настроению. «Мокрый снег тяжелыми хлопьями падает на лицо и одежду, – вспоминала Нина Николаевна. – Мне только что в райсовете отказали в выдаче ботинок, в рваных моих туфлях хлюпает холодная вода, оттого серо и мрачно у меня на душе – надо снова идти на толчок, что-нибудь продать из маминых вещей, чтобы купить хоть самые простые, но целые ботинки, а я ненавижу ходить на толчок и продавать».

Она была медсестрой в сыпно-тифозном бараке села Рыбацкого, а жила в Лигове и через Питер ездила на работу. Грин, уже достаточно известный писатель, предложил ей заходить иногда к нему в Дом искусств («Диск»), где было тепло и сухо.

Однажды, когда Нина зашла к Александру Степановичу, тот поцеловал ее в щеку и, ни слова не говоря, убежал. От волнения и неожиданности все закачалось у нее перед глазами, и она стояла посреди комнаты столбом до тех пор, пока в комнату не зашла в поисках сигареты поэтесса Надежда Павлович, у которой из-под юбки торчали штаны. Та самая Павлович, секретарь Крупской и знакомая Блока, которая, приехав однажды «с сигаретой в зубах» к , стала его духовной дочерью, а в 1920 году обратилась к своей начальнице Надежде Константиновне с просьбой не расстреливать старца Нектария, и просьба эта была выполнена.

В те дни неподалеку от Невского, в Кронштадте, вспыхнул и был подавлен антиправительственный мятеж. Именно об этих событиях и говорили угрюмый поэт и его гостья-поэтесса. Суть разговора история нам не сохранила, но известно, что в связи с арестом поэта Всеволода Рождественского после кронштадтских событий Грин писал Горькому:

«Дорогой Алексей Максимович!

Сегодня по телефону сообщили в «Дом искусств» (по военной части), что арестован Вс. Рождественский, поэт. Он жил в Д. И. по последние дни, как и другие, удерживался начальством в казарме. В чем он может быть виноват? Нельзя ли похлопотать за него, чтобы выпустили.

Преданный Вам А. С. Грин».

Рождественского освободили, но до самой своей смерти он так и не узнал, что помог ему в этом Грин.

Нежность и тепло

В начале марта 1921 года Александр Степанович Грин предложил Нине Николаевне стать его женой. Про жениха она судила так – «не было противно думать о нем», – и этого было достаточно, чтобы согласиться. Она понимала, что никакого глубокого чувства к ней писатель не испытывает и все еще встревожен неразделенным порывом к Алонкиной, но рассуждала так: «Я согласилась. Не потому, что любила его в то время, а потому, что чувствовала себя безмерно усталой и одинокой, мне нужен был защитник, опора души моей. Александр Степанович – немолодой, несколько старинно-церемонный, немного суровый, как мне казалось, похожий в своем черном сюртуке на пастора, соответствовал моему представлению о защитнике. Кроме того, мне очень нравились его рассказы, и в глубине души лежали его простые и нежные стихи».

Но делить свою жизнь с Грином было невероятно тяжело. Судя по письмам и воспоминаниям Нины Николаевны, в нем преобладали крайности, и никогда – середина. Рядом с ним не могло было просто спокойно – либо очень хорошо, либо очень плохо. «Екатерина Александровна Бибергаль так не захотела, Вера Павловна Абрамова не смогла, Мария Владиславовна Долидзе, вероятно, просто ничего не поняла, Мария Сергеевна Алонкина не приняла всерьез, Нина Николаевна Короткова и захотела, и увидела, и смогла, и приняла» .

Вопреки традиционному сценарию «влюбленности-любви», как только Грин и Короткова поженились, в их отношениях чудесным образом стала сначала зарождаться, а потом и расцветать .

«Мы вскоре поженились, и с первых же дней я увидела, что он завоевывает мое сердце. Изящные нежность и тепло встречали и окружали меня, когда я приезжала к нему в Дом искусств».

«Он не однажды вспоминал ту минуту, когда мы с ним впервые остались вдвоем и я, лежа рядом, стала обертывать и закрывать его одеялом с той стороны, которая была не рядом со мной. “Я, – говорил Александр Степанович, – вдруг почувствовал, что благодарная нежность заполнила все мое существо, я закрыл глаза, чтобы сдержать неожиданно подступавшие слезы, и подумал: Бог мой, дай мне силы сберечь ее…”».

«Алые паруса» Грин заканчивал, будучи уже женат на Нине Николаевне.

В мае 1921 года он писал ей: «Я счастлив, Ниночка, как только можно быть счастливым на земле… Милая моя, ты так скоро успела развести в моем сердце свой хорошенький садик, с синими, голубыми и лиловыми цветочками. Люблю тебя больше жизни».

Еще позднее в мемуарах она писала: «За долгие годы жизни коснешься всего, и из случайных разговоров с Александром Степановичем я знала, что в прошлом у него было много связей, много, быть может, распутства, вызываемого компанейским пьянством. Но были и цветы, когда ему казалось, что вот это то существо, которого жаждет его душа, а существо или оставалось к нему душевно глухо и отходило, не рассмотрев чудесного Александра Степановича, не поняв его, или же просило купить горжетку или новые туфли, как “у моей подруги”. Или же смотрело на Грина, как на “доходную статью” – писатель, мол, в дом принесет. Это все разбивалось и уходило, и казалось ему, что, может быть, никогда он не встретит ту, которая отзовется ему сердцем, ибо стар он становится, некрасив и угрюм. А тут, на наше счастье, мы повстречались».

«Наши души слились неразрывно и нежно»

«Жилось по тогдашним временам материально скудновато, но, Бог мой, как бесконечно хорошо душевно. В ту зиму Грин еще не пил, наши души слились неразрывно и нежно. Я – младшая и не очень опытная в жизни, не умеющая въедаться в нее, в ее бытовую сущность, чувствовала себя как жена Александра Степановича, его дитя и иногда его мать».

«Эпоха мчится мимо»

В середине 1920-х Грина начали активно издавать, у супругов появились деньги. Они отправились в свой любимый Крым и купили квартиру в Ленинграде, но вскоре продали ее и по настоянию Нины Николаевны, боявшейся, как бы у мужа не возобновились запои, переехали в Феодосию. Там, на улице Галерейной, они купили четырехкомнатную квартиру, где стали жить вместе с матерью Нины Николаевны Ольгой Алексеевной Мироновой. «В этой квартире мы прожили четыре хороших ласковых года», – вспоминала много позднее Нина Николаевна .

Сегодня в этой квартире находится известный всем музей писателя.

В доме царил культ Грина. Когда он работал в собственном кабинете, женщины ходили на цыпочках, неукоснительно соблюдая тишину.

Нина Николаевна просила мужа лишь об одном – не пить: «Саша, голубчик, послушай меня. Не прикасайся больше к вину ни в каком количестве. У нас есть все, чтобы жить мирно и ласково».

В Феодосии, в 1925 году, Грин написал роман «Золотая цепь», а осенью 1926 года увидел свет роман, ставший вершиной творчества писателя – «Бегущая по волнам». С большим трудом удалось опубликовать это произведение, как и два последних романа: «Джесси и Моргиана» и «Дорога никуда».

Грину оставалось лишь констатировать: «Эпоха мчится мимо. Я не нужен ей – такой, какой я есть. А другим я быть не могу. И не хочу».

В результате конфликта с издателем денег снова катастрофически не хватало. У Грина стали повторяться запои.

Квартиру в Феодосии пришлось продать и переехать в Старый Крым – там жизнь была дешевле.

«Вы не сливаетесь с эпохой»

С 1930 года советская цензура вынесла жестокий приговор писателю: «Вы не сливаетесь с эпохой». Переиздания Грина были запрещены, новые книги могли выходить строго по одной в год.

Супруги нищенствовали, буквально голодали и часто болели.

Летом Грин отправился в Москву в надежде продать новый роман. Но ни одно издательство он не заинтересовал. Разочарованный писатель сказал жене: «Амба нам. Печатать больше не будут».

Отправили просьбу о пенсии в Союз писателей – ответа не было. Горький, к которому Грин также обращался за помощью, молчал. В воспоминаниях Нины Николаевны этот период охарактеризован одной фразой: «Тогда он стал умирать».

«Нам даны только знаки…»

В Старом Крыму в последние годы жизни Грин часто вместе с супругой ходил в церковь.

В апреле 1930 года в ответ на вопрос, верит ли он сейчас в Бога, Грин писал: «Религия, вера, Бог – эти явления, которые в чем-то искажаются, если обозначить их словами… Не знаю, почему, но для меня это так.

…Мы с Ниной верим, ничего не пытаясь понять, так как понять нельзя. Нам даны только знаки участия Высшей Воли в жизни. Не всегда их можно заметить, а если научиться замечать, многое, казавшееся непонятным в жизни, вдруг находит объяснение».

«Лучше извинитесь перед собой за то, что вы неверующий»

Писателю Юрию Домбровскому, которого в 1930 году послали к Грину взять интервью от редакции журнала «Безбожник», Грин ответил: «Вот что, молодой человек, я верю в Бога». На поспешные извинения интервьюера Грин добродушно сказал: «Ну вот, это-то зачем? Лучше извинитесь перед собой за то, что вы неверующий. Хотя это пройдет, конечно. Скоро пройдет».

О последних месяцах жизни мужа Нина Николаевна писала: «Поистине эти месяцы были лучшими, чистейшими и мудрейшими в нашей жизни».

Он умирал без ропота и кротко, никого не проклиная

Он умирал без ропота и кротко, никого не проклиная и не озлобясь.

За два дня до смерти он попросил, чтобы пришел священник.

«Он предложил мне забыть все злые чувства и в душе примириться с теми, кого я считаю своими врагами, – рассказывал Грин жене. – Я понял, Нинуша, о ком он говорит, и ответил, что нет у меня зла и ни к одному человеку на свете, я понимаю людей и не обижаюсь на них. Грехов же в моей жизни много, и самый тяжкий из них – распутство, и я прошу Бога отпустить его мне».

Похороны состоялись на следующий день.

«Я думала, что провожать буду только я да мама, – вспоминала Нина Николаевна. – А провожало человек 200, читателей и людей, просто жалевших его за муки. Те же, кто боялся присоединиться к церковной процессии, большими толпами стояли на всех углах пути до церкви. Так что провожал весь город».

Под суровой наружностью, внешней отчужденностью и даже грубостью жил добрый, ранимый человек, который умел мечтать и дарить радость. И этот человек, которого мало кто любил, да и просто понимал при жизни, претерпевший столько страданий, причины которых были не только в окружающем мире, но и в нем самом, – именно он оставил нам такой ценный и уникальный подарок – витамин счастья, концентрат которого содержится в лучших его произведениях.

Их любовь не закончилась со смертью Александра Степановича. Нине Николаевне предстояло пронести ее еще 38 лет.

Когда фашистские войска захватили Крым, Нина осталась с тяжело больной матерью на оккупированной нацистами территории, работала в оккупационной газете «Официальный бюллетень Старо-Крымского района» и была угнана на трудовые работы в Германию. В 1945 году добровольно вернулась в СССР.

После суда Нина Николаевна получила десять лет лагерей за «коллаборационизм и измену Родине» с конфискацией имущества. Отбывала заключение в сталинских лагерях на Печоре.

Вышла на свободу в 1955 году по амнистии (реабилитирована в 1997 году) и вернулась в Старый Крым, где с трудом отыскала заброшенную могилу мужа. Будучи уже немолодой женщиной, она стала хлопотать о возвращении дома, где умер Грин. Там она открыла Дом-музей Грина в Старом Крыму. Там она провела последние десять лет своей жизни.

Нина Николаевна Грин скончалась 27 сентября 1970 года. Похоронить себя она завещала рядом с мужем, на что местное партийное начальство наложило запрет. Супругу писателя похоронили в другом конце кладбища.

23 октября следующего года, в день рождения Нины, шестеро её друзей ночью перезахоронили гроб в предназначенное ему место.

«Блистательная страна»

В своем, может быть, не самом лучшем, но точно самом проникновенном произведении Грин писал: «Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны, прямо к тебе…

Тогда ты увидишь храброго красивого принца: он будет стоять и протягивать к тебе руки. «Здравствуй, Ассоль! – скажет он. – Далеко-далеко отсюда я увидел тебя во сне и приехал, чтобы увезти тебя навсегда в свое царство. Ты будешь там жить со мной в розовой глубокой долине. У тебя будет все, чего только ты пожелаешь; жить с тобой мы станем так дружно и весело, что никогда твоя душа не узнает слез и печали».

Он посадит тебя в лодку, привезет на корабль, и ты уедешь навсегда в блистательную страну, где всходит солнце и где звезды спустятся с неба, чтобы поздравить тебя с приездом».

Будем по-христиански надеяться, что и писатель, и его верная супруга мирно отнесены «громадой алых парусов белого корабля» в , в «блистательную страну, где всходит солнце», о которой так тосковала душа Грина и где, по слову апостола Павла, «любовь никогда не перестает».