В разном видели единство натуральной школы Виноградов, Кулешов, Манн. Важны выводы Манна: общность ощутима и связана с закреплением в литературе 40-х гг. переворота, совершенного Гоголем. Близка нам и другая мысль ученого: натуральная школа определяется по единой художественной философии. Очевидно, что творчество конкретных писателей и критиков никогда не может целиком уложиться в рамки какой-либо художественно-философской доктрины. Нас будут интересовать доминантные тенденции их творческих устремлений в 1840-е гг. Для Белинского натуральная школа была именно школой, направлением, хотя и в художественном плане – «широкого типа». Само слово «школа» предполагает нечто, возникающее не произвольно, а создаваемое сознательно, имеющее в виду какие-то заранее данные цели. В мировоззренческом плане – это определенная система взглядов на действительность, ее содержание, ведущие тенденции, возможности и пути ее развития. Общность мировоззрения – важное условие формирования литературной школы. И между тем, литературную школу объединяют прежде всего структурно-поэтические моменты. Так, молодые писатели 40-х гг. восприняли гоголевские приемы, но не гоголевское мировоззрение. По мысли Белинского, гений творит, что и когда хочет, его деятельность невозможно прогнозировать и направить. Его произведения неисчерпаемы по количеству возможных интерпретаций. Одна из задач беллетристики, считал Белинский, - пропаганда передовых научных идей. У истоков натуральной школы стоят Белинский и Герцен, во многом воспитанные на идеях Гегеля. Даже впоследствии, споря с ним, это поколение сохраняло гегелевскую структуру мышления, приверженность рационализму, такие категории, как историзм, примат объективной действительности над субъективным восприятием. Однако стоит заметить, что гегелевский историзм и выведенная на его основе «русская идея» - отнюдь не монопольное достояние Белинского и кружка писателей, объединившихся вокруг «Отечественных записок» в начале 40-х гг. Так, московские славянофилы на основе тех же историко-философских посылок, что и Белинский, сделали противоположные выводы: да, русская нация вышла на всемирно-исторические рубежи; да, история – ключ к современности, но полное осуществление «духа» нации и грядущая великая слава – не столько в успехах цивилизации и западного (общечеловеческого, универсального) просвещения, как полагали Белинский и Герцен, а прежде всего в проявлении православно-византийских начал. Говоря о людях первой половины 40-х гг., исследователь Скабичевский справедливо заметил: «Как славянофилы, так и западники, одинаково верили, что будущее принадлежит России, которой суждено сказать новое слово цивилизации после Европы, но сказать его не иначе, как в духе своей народности. Пункт же их разделения начинался с определения путей, по которому Россия должна идти для выполнения своего исторического назначения». Недаром в «Былом и думах» Герцен сравнил обе партии с двуликим Янусом, имевшем, как известно, одну голову, но два лица, обращенных в разные стороны.

Итак, хотя гегелевские идеи были в основе «натуральной школы», не они определяли ее своеобразие на литературном фоне эпохи 40-х гг. В самом деле, не только натуральная школа в начале 40-х гг. обратилась в своих произведениях к так называемой реальной действительности: пафос отражения и изучения русской жизни.

Впервые название «натуральная школа» было употреблено Булгариным в фельетоне «Северная пчела» от 26.01.1846г. Под пером Булгарина это слово было бранным. В устах Белинского – знамя русской реалистической литературы. Наконец, историко-литературный термин. И защитники, и враги, а позднее – исследователи «натуральной школы», относили к ней творчество молодых писателей, вступивших в литературу после Пушкина и Лермонтова, непосредственно вслед за Гоголем: Гончаров и Герцен, Достоевский и Некрасов, Тургенев и Григорович, Соллогуб и Панаев. Белинский в годовом обзоре «Взгляд на русскую литературу 1847 года» писал: «Натуральная школа стоит на первом плане русской литературы». Белинский относил первые шаги натуральной школы к началу 40-х гг. Ее конечный хронологический рубеж был позднее определен началом 50-х гг. Таким образом, натуральная школа объемлет десятилетие русской литературы. По мысли Манна, одно из ярчайших десятилетий, когда заявили о себе все те, кому во второй половине 19 века суждено было составить основу русской литературы. Сейчас понятие «натуральная школа» принадлежит к общепринятым и наиболее употребительным. Исследователи Благой, Бурсов, Поспелов, Соколов обращались к проблеме «натуральной школы».

Основные направления, в которых изучалась натуральная школа:

1) наиболее распространен тематический подход

подчеркивается, что натуральная школа начала с зарисовок города, широко изображала жизнь чиновников, но не ограничивалась этим, а обращалась к самым обездоленным слоям населения русской столицы: дворникам (Даль), шарманщикам (Григорович), купеческим приказчикам и сидельцам в лавке (Островский), деклассированным обитателям петербургских трущоб («Петербургские углы» Некрасова), характерным героем натуральной школы был демократ-разночинец, отстаивающий свое право на существование.

2) жанровый

Исследователь Цейтлин в докторской диссертации и в созданной на ее основе книге («Становление реализма в русской литературе (Русский физиологический очерк)» – М.: Наука, 1965) исследует становление натуральной школы главным образом как развитие «русского физиологического очерка». По его мнению, натуральная школа своим рождением обязана была физиологическому очерку. С этим выводом согласен и исследователь Манн:

Литература

1. «Натуральная школа» и ее роль в становлении русского реализма. – М.: Наследие, 1997. – 240 с.

2. Кулешов В.И. Натуральная школа в русской литературе XIX века. Изд. 2-е. – М., 1982. (первое изд. кн. вышло в 1965 г.).

4. Манн Ю.В. Утверждение критического реализма. Натуральная школа // Развитие реализма в русской литературе: В 3т. – М., 1972. Т. 1.

5. Русская повесть XIX века. – Л., 1973.

6. Виноградов В.В. Эволюция русского натурализма // Виноградов В.В. Избр. труды. Поэтика русской литературы. – М., 1976.

7. Мельник В.И. Натуральная школа как историко-литературное понятие (к проблеме единства натуральной школы) // Рус. литература. 1978. № 1. С.54-57.

8. Цейтлин А.Г. Становление реализма в русской литературе (Русский физиологический очерк). – М., 1965.

9. Егоров Б.Ф. Борьба эстетических идей в России середины XIX века. – Л., 1982.

А.Герцен роман «Кто виноват?» и традиции «натуральной школы»

Первый роман Герцена. Первая часть романа была напечатана в 1845-1846гг. на страницах «Отечественных записок», а полное издание – в 1847 гг. Художник-публицист, писатель-исследователь и мыслитель, опирающийся на силу глубокой социальной и философской мысли. Герцен обогащает искусство слова, художественные принципы реализма достижениями науки и философии, социологии и истории. По мнению Пруцкова, Герцен является основоположником в русской литературе художественно-публицистического романа, в котором наука и поэзия, художественность и публицистика слились в одно целое. Белинский особенно подчеркивал наличие в творчестве Герцена синтеза философской мысли и художественности. В этом синтезе он видит своеобразие писателя, силу его преимущества перед современниками. Герцен расширил рамки искусства, открыл перед ним новые творческие возможности. Белинский отмечает, что автор «Кто виноват?» «умел довести ум до поэзии, мысль обратить в живые лица…». Белинский называет Герцена «натурой по преимуществу мыслящей и сознательной». Роман – своеобразный синтез художественного отражения жизни с научно-философским анализом общественных явлений и человеческих характеров. Художественная структура романа оригинальна, она свидетельствует о смелом новаторстве писателя. Завязка первой части романа: разночинец Дмитрий Круциферский нанимается домашним учителем в семью отставного генерала, помещика Негрова. Но не эту симптоматическую ситуацию Герцен сделал завязкой всего романа, не она развернулась в основной конфликт, определяющий движение сюжета в целом. Демократизм позиций писателя. Герцен впервые столкнул в романа плебея и дворянина, генерала, это столкновение он сделал художественным стержнем изображения жизни в первых главах романа. За завязкой следуют два биографических очерка: «Биография их превосходительств», «Биография Дмитрия Яковлевича» (жизненные судьбы бедного молодого человека и богатого помещика).

В первой части романа – три биографических очерка (Негровы, Круциферский, Бельтов). Белинский, характеризуя жанровые особенности романа, писал: «собственно не роман, а ряд биографий», «связанных между собою одною мыслию, но бесконечно разнообразных, глубоко правдивых и богатых философским значением». Каждая их глав первой части романа осложнена введением в нее других художественных биографий. Глава о Негрове включает и историю жизни Глафиры Львовны; биография Вл.Бельтова – историю жизни его матери – Софи. Глава о Дм.Круциферском содержит рассказ и о судьбе его отца. В первой части романа рассказана биография Любоньки (в главах «Биография их превосходительств» и «Житье-бытье»).

Литература:

1. Манн О.В. О движущейся типологии конфликтов // Манн Ю.В. Диалектика художественного образа. – М., 1987.

2. Маркович В.М. Тургенев и русский реалистический роман 19 века. – Л., 1982 (гл. «Схема и дискуссия в романах натуральной школы». – С. 71).

3. Герцен и проблемы романа. Н.И. Пруцков. «Кто виноват?» // История русского романа в 2-х тт. – М.- Л., 1962.

4. «Натуральная школа» и ее роль в становлении русского реализма. – М.: Наследие, 1997. – С. 104.

5. Путинцев В.А. Герцен-писатель. – М.: Наука, 1952.

6. Лищинер С.Д. К вопросу о традициях «натуральной школы» в творчестве Герцена и Достоевского // Литературные направления и стили. – М., 1976.

И.С. Тургенев (1818 - 1883)

Личность. Основные этапы формирования личности и творчества. Детство. Спасское - Лутовино. Московский и Петербургский университеты. Берлинский университет. Первый литературный опыт (поэма «Параша»). Знакомство с В.Г.Белинским. Служба в министерстве внутренних дел. Знакомство с Полиной Виардо. Повесть «Андрей Колосов» («Отечественные записки»). Драматургические опыты («Безденежье», «Завтрак у предводителя», «Холостяк», «Месяц в деревне», «Нахлебник»). Серия очерков из будущего сборника «Записки охотника» («Хорь и Калиныч», «Контора», «Бурмистр», «Малиновая вода»). Художественное своеобразие очерков. Мастерство писателя в создании народного характера. Психологизм в раскрытии характеров. Сотрудничество с некрасовским «Современником». Первый роман («Рудин»). Проблема интеллектуальной и нравственной жизни русского дворянства. Моральный и духовный кризис его. Тип тургеневской женщины. «Рудин» (трагичность судьбы главного героя, противоречивость характера). Художественное своеобразие романа (сжатая композиция, монологический характер, психологизм). Повести («Фауст», «Ася»). Романы («Дворянское гнездо», «Накануне»). Проблематика. Разрыв с журналом «Современник» (идейный спор с Н.А. Добролюбовым). Роман «Отцы и дети» (1862 год, журнал «Русский вестник»). Творческая история романа. Трагический конфликт в романе. Противостояние Базарова и Павла Петровича Кирсанова (отталкивание и сближение). Базаров. Интерес Тургенева к своему герою. Внутренний конфликт Базарова. Мировоззренческий кризис героя. Углубление внутреннего конфликта. Усиление жизненных испытаний. Болезнь и смерть Базарова. Соотношение героя и фона. Проблема финала. Художественное своеобразие романа (композиция, диалог - спор, детали портрета, пейзажа, приемы психологической характеристики, богатство языка). «Отцы и дети» в русской критике. Полемика вокруг романа. Актуальность романа в наши дни. Дальнейшее творчество И.С. Тургенева. Повесть «Призраки», роман «Дым», повести «Степной король Лир», «Вешние воды», роман «Новь», «Клара Милич». Значение творчества И.С. Тургенева.

И.Тургенев «Записки охотника»

Сборник очерков и рассказов Ивана Тургенева. Первое издание – Москва, 1852г. Первое крупное произведение Тургенева. Книга принесла известность писателю и положила «начало целой литературе, имеющей своим объектом народ и его нужды» (Салтыков-Щедрин). Очерки возникли в русле «натуральной школы». Дань поэтике и проблематике «натуральной школы» в той или иной степени отдали почти все выдающиеся представители литературы середины – второй половины 19 века. Рассказ «Хорь и Калиныч» (с подзаголовком «Из записок охотника») был опубликован в журнале «Современник» в 1847 году (редакторами журнала были Панаев и Некрасов). Очерк имел реальную основу (охотничьи впечатления автора) и описывал реально существующих людей (Хорь, Полутыкин). Очерк охотника имел успех, получил высокую оценку Белинского («Взгляд на русскую литературу 1847 года), Герцена, Анненкова, Константин Аксаков, впоследствии критически оценивший весь цикл, выделил «Хоря и Калиныча» как наибольшую удачу, Боткин усмотрел в нем идеализацию крестьянства. В 1847-1851гг., большую часть которых Тургенев прожил за границей, журнал «Современник» печатал другие очерки цикла: «Ермолай и мельничиха», «Мой сосед Радилов», «Однодворец Овсянников», «Льгов», «Бурмистр», «Контора», «Малиновая вода», «Уездный лекарь», «Бирюк», «Гамлет Щигровского уезда», «Лес и степь», «Певцы», «Свидание», «Бежин Луг». «Записки охотника» (1852) объединили 22 очерка. Разрешение на издание было дано, но 16 апреля Тургенев был арестован и выслан в Спасское под надзор полиции за публикацию в Москве запрещенной в Петербурге статьи на смерть Н.Гоголя. Главное управление цензуры начало секретное следствие по выяснению обстоятельств разрешения и осуществления издания. Однако книга вышла и была быстро распродана, но результатом секретного следствия о ней явилось увольнение московского цензора князя Львова и признание сочинения Тургенева «неблагонадежным». Очерк Тургенева обнаруживает многогранность искусства повествования (рассказ от лица охотника или встреченного им персонажа, беседа, различное сочетание монолога и диалога), универсальность своих возможностей: пейзажная зарисовка, портретная миниатюра, лирический этюд, психологическая новелла, философское размышление, занимательный рассказ. «Записки охотника» - поэтическое и любовное отношение к России, ее народу, природе.

Тургенев повесть «Ася»

Иван Сергеевич Тургенев – известный русский писатель, автор «Записок охотника», повестей, романов. В своих произведениях Тургенев продолжал традиции Пушкина и Лермонтова. Очень часто Ивана Тургенева называли «европейским писателем», но, на мой взгляд, это истинно русский писатель, в центре творчества которого – проблема русского национального характера, тема России. Именно И.Тургенев известен как «певец дворянских гнезд», а «дворянское гнездо» в произведениях писателя – это не только то место, где живут семьи, не только поместье и сад с липовыми аллеями, это прежде всего культура, история, традиция, неразрывная связь с Отечеством (например, роман «Дворянское гнездо»).

В творчестве Ивана Тургенева важное место занимает не только герой, но и героиня, как-то: Лиза Калитина («Дворянское гнездо»), Ася, Зинаида Засекина, Елена Стахова, Наталья Ласунская («Рудин»). В его произведениях «рождается» так называемый тип «тургеневской девушки». Именно этот тип «тургеневской девушки» станет своеобразным идеалом для современников писателя. Тургеневская девушка – самоотверженная, честная, преданная, способная на настоящую большую любовь, готовая пойти за своим любимым и разделить с ним все трудности. Нельзя не заметить, что героини повестей и романов Тургенева являются для самого писателя выражением самой России, символом ее души. Так, Федор Лаврецкий (роман «Дворянское гнездо»), которые долгие годы прожил за границей, наконец, возвращается на родину, он испытывает чувство грусти, печали. Лаврецкий встречает Лизу Калитину, юную девушку, и она становится для него воплощением всего истинно русского. Свою любовь к Лизе Федор Лаврецкий связывает с любовью к России. Эти два чувства для него неразрывны. Заметим, что и Ася (повесть «Ася») для героя также является символом самой России: « …странное дело! – оттого ли, что я ночью и утром много размышлял о России, - Ася показалась мне совершенно русской девушкой…»

Тургеневские героини, между тем, индивидуальны: у каждой свой характер, своя система ценностей. Ася – живая, непосредственная, милая, но иногда грустная и задумчивая: «Было что-то свое, особенное в складе ее смугловатого круглого лица…». Зинаида Засекина – гордая, своенравная, независимая в своих суждениях и поступках. Даже внешне они такие разные. Ася невысокая, «ее черные волосы, остриженные и причесанные, как у мальчика, падали крупными завитками на шею и уши». Княжна Зинаида –высокая, стройная, светловолосая: « …солнечный луч …обливал мягким светом ее пушистые золотистые волосы». Зинаида Засекина сама делает выбор, полюбив человека, который был значительно ее старше, да к тому же он был женат. Эта любовь в глазах светского общества преступна, осуждаема, но Зинаида не страшится мнения общества, она полюбила всем сердцем, искренне и безоглядно. Именно тургеневские девушки способны на такую самоотверженную любовь. Ася очень страдает из-за своего положения: она незаконнорожденная, ее отец – дворянин, а матушка – крепостная, горничная: «Она хотела заставить целый мир забыть ее происхождение; она и стыдилась своей матери, и стыдилась своего стыда, и гордилась ею». Но обе они, Ася и княжна Зинаида, смелые, гордые, независимые, у каждой богатый духовный мир; души героинь трепетные и нежные. К тому же у каждой тургеневской героини трагическая судьба: Асе никогда не дано соединиться со своим возлюбленным; княжна Зинаида умирает молодой, Лиза Калитина уходит в монастырь.

Но вместе с тем каждая из них оставила самые светлые чувства в душах героев-повествователей, их влияние огромно. Федор Лаврецкий («Дворянское гнездо»), благодаря Лизе Калитиной духовно приобщается к Родине и обретает веру. Нельзя не заметить, что «тургеневские девушки» наследуют черты Татьяны Лариной («Татьяна русская душой). В образе же Татьяны Пушкин воплотил все те черты русской девушки, которые были для него идеалом. А это те особенности характера, которые делают Татьяну Ларину истинно русской: любовь, самоотверженность, преданность, искренность.

И.Тургенев. Роман «Рудин»

Время работы над романом Тургенев определил на листе чернового автографа: «Рудин. Начат 5 июня 1855г. в воскресенье, в Спасском, кончен 24 июля 1855г. в воскресенье, там же, в семь недель». Напечатан в журнале «Современник» (1856г). В письмах 1855 года Тургенев называл «Рудина» «повестью», «большой повестью», «пребольшой повестью», «большой вещью», подчеркивая тем самым, что традиционные жанровые рамки тесны для его книги. Только в последнем авторизованном издании сочинений Тургенева 1880 года за ним закрепляется определение романа. Над «Рудиным» Тургенев «трудился так, как еще ни разу в жизни не трудился», «писал с любовью и обдуманностью». Автор «написал сперва подробный план», «обдумал все лица». «План» в основных чертах наметил и композицию романа. Социально-психологический роман. История текста романа «Рудин» свидетельствовала о начале творческих поисков писателя, связанных с переходом от рассказов к большим повествовательным формам, о зарождении нового типа романа «тургеневского», интерес к личности и подчиненность фабулы раскрытию центрального характера. Рудин – первый тургеневский герой, связанный с общественной борьбой своего времени. Тургенев прототипом Рудина видел Бакунина, но дополнил образ главного героя чертами других современников, создав портрет целого поколения «людей 40-х гг.». Рудин наделен даром красноречия и «диалектики», подкрепленным аналитическим, философским умом, «холодность чувств» не исключает периоды интеллектуального воодушевления. «Деятельность» Рудина заключается в его влиянии на окружающих. Прежде всего на Наталью Ласунскую и Басистова. Наталья воплощает тип «тургеневской девушки», о котором Толстой сказал: «Тургенев сделал великое дело тем, что написал удивительные портреты женщин. Может быть, таковых, как он писал, и не было, но когда он написал их, они появились. Это верно; и я сам потом наблюдал тургеневских женщин в жизни». Героиням Тургенева присущи самоотречение, самоусовершенствование. В критический момент Наталья оказывается сильнее Рудина. Это превосходство ей дает любовь. Любовь трактуется романистом как объективный закон жизни («любовью держится и движется жизнь»). Силы любви и природы как вечные стихии жизни являются в тургеневской прозе не менее важным для понимания человека, чем общественные отношения.

Лежнев – младший товарищ Рудина по университету задается вопросом: «отчего у нас являются Рудины?». «Это его судьба, судьба горькая и тяжелая…». Дружинин увидел в Рудине «дитя своего времени, своего края и своей переходной эпохи», одного из тех, кто был не бесполезен обществу. Славянофильские круги (К.Аксаков) увидел в тургеневском герое «личность с умом сильным, интересом высоким, но запутавшуюся в жизни, вследствие желания строить ее отвлеченно, вследствие попытки все определять, объяснять, возводить в теорию». «Отечественные записки» посчитали Рудина «головным энтузиастом» и несчастье его в том, что он «не знает России».

И.Тургенев «Дворянское гнездо»

Роман «Дворянское гнездо» был задуман сразу после опубликования в «Современнике» «Рудина» в начале 1856 года, закончен в Спасском, опубликован в журнале «Современник» (1859г., №1). Понятие «дворянского гнезда» появилось в творчестве Тургенева гораздо раньше, еще в рассказе «Мой сосед Радилов» (1847г. – «Записки охотника»): «Прадеды наши при выборе места для жительства, непременно отбивали десятины две хорошей земли под фруктовый сад с липовыми аллеями. Лет через 50 много 70 эти усадьбы, «дворянские гнезда», постепенно исчезали с лица земли…». В романе содержание этого понятия расширено: образ «дворянского гнезда» включает многочисленные приметы быта, культуры, эстетики, психологии, формировавшихся в таких усадьбах. В период обдумывания романа Тургеневу рисовалось «главное лицо» его – девушка, «существо религиозное». Образ Лизы Калитиной исследователи чаще всего связывали с именем Елизаветы Шаховой – дальней родственницы И.Тургенева, одаренной поэтессы, которая в ранней молодости после пережитого несчастного любовного увлечения ушла в монастырь. Образ Федора Лаврецкого – главного героя романа – включает отдельные черты Огарева, молодого Льва Толстого. Тургенев наполнил образ главного героя автобиографическими деталями, собственными настроениями: рассказ о нескольких поколениях Лаврецких содержат отзвуки семейных преданий Лутовиновых (родственники писателя по материнской линии), подробности воспитания героя романа, его раздумья об исторических путях развития России, об обязанностях помещика по отношению к своим крестьянам, о нравственном долге, трагической сущности любви.

Роман «Дворянское гнездо» встретил восторженный прием у читателей, критиков самых различных направлений. В позднейшем предисловии к собранию своих романов (1880г) И.Тургенев вспоминал: ««Дворянское гнездо» имело самый большой успех, который когда-либо выпадал на мою долю». Н.Добролюбов в статье: «Когда же придет настоящий день?» (1860) поставил образ Лаврецкого в ряд «лишних людей», время которых безнадежно прошло, когда за «размышлениями и разговорами должно следовать дело». Тургенев, по мнению Добролюбова, вновь придал общественный смысл личным судьбам своих героев.

Действительно, в облике главного героя Лаврецкого много автобиографического: рассказ о детских годах, о спартанском воспитании, о взаимоотношении с отцом; раздумья повзрослевшего Лаврецкого о России, его желание навсегда вернуться на Родину, остаться в своем родовом «гнезде», заняться устройством жизни крестьян. Лаврецкий объединил в себе лучшие качества дворянства. За ним – предыстория целого дворянского рода Лаврецких, она не только объясняет характер главного героя, но и укрупняет проблематику романа, создает необходимый фон. В романе речь идет не только о личной судьбе Федора Лаврецкого, но об исторических судьбах дворянства. Отец Федора Лаврецкого – Иван Лаврецкий – англоман во всех своих увлечениях. Федору Лаврецкому свойственна романтическая мечтательность и одновременно умение анализировать, знание родной земли. Мать Лаврецкого была крепостной крестьянкой. Она умерла молодой, Федор смутно помнит ее. Федор Иванович Лаврецкий получил традиционное для дворянина образование: обучался дома, затем в университете, женился по страстной любви, вместе с женой уехал за границу, прожил там долгие годы. Обманутый женой, разочарованный, он возвращается в Россию, приезжает в свое родовое поместье, заново обретает утраченное чувство родины. Опустошенная душа Лаврецкого жадно впитывает забытые впечатления: длинные межи, заросшие чернобыльником, полынью и полевой рябиной, свежую, степную, тучную голь и глушь, длинные холмы, овраги, серые деревеньки, ветхий господский домик с закрытыми ставнями и кривым крылечком, сад с бурьяном и лопухами, крыжовником и малиной. Процесс исцеления Лаврецкого от суетных парижских впечатлений совершается не сразу, а по мере постепенного сближения с Родиной, с деревенской, родной глушью. Тургенев создает образ России с бережной, сыновней любовью.

Живым олицетворением родины, народной России является в романе Лиза Калитина. Эта дворянская девушка, как пушкинская Татьяна, воспитана на народной культуре, ее воспитывала нянюшка, простая русская крестьянка. Книгами ее детства были Жития святых. Лизу покоряла самоотверженность отшельников, святых мучеников, их готовность пострадать и даже умереть за правду. Лиза религиозна в духе народных верований: ее привлекает в религии высокая нравственная культура, совестливость, терпеливость и готовность подчиняться безоговорочно требованиям сурового нравственного долга. Федор Лаврецкий, возрождающийся к новой жизни, вместе с заново обретаемым чувством родины переживает и новое чувство чистой, одухотворенной любви. Лиза и является для него воплощением Родины, так любимой им. Любовь Лизы и Лаврецкого глубоко поэтична. С этой святой любовью гармоничен и свет лучистых звезд, и ласковая тишина майской ночи, и звуки музыки Лемма. Лизе кажется, что такое счастье непростительно, что за него последует расплата. Герои романа вынуждены выбирать между личным счастьем и долгом, выбирают они, конечно, долг. Лиза и Лаврецкий живут с ощущением невозможности личного счастья, когда вокруг страдают люди, столько несчастных и обездоленных. Лиза решает уйти в монастырь, тем самым она совершает нравственный подвиг. В эпилоге романа звучит элегический мотив скоротечности жизни, стремительного бега времени. Прошло восемь лет: умерла Марфа Тимофеевна, не стало матери Лизы, умер музыкант Лемм, постарел Лаврецкий. В течение этих восьми лет совершился перелом в его жизни: он перестал думать о собственном счастье, о личных целях и интересах. В финале романа герой приветствует новое поколение, идущее ему на смену: «Играйте, веселитесь, растите, молодые силы…».

По словам Анненкова, на этом романе впервые «сошлись люди разных партий в одном общем приговоре; представители различных систем и воззрений подали друг другу руки и выразили одно и то же мнение. Роман был сигналом повсеместного примирения».

Роман «Отцы и дети»

Тургенев-художник наделен особым чувством времени, его неумолимого и стремительного движения. Это объясняется тем, что писатель жил в особую эпоху – интенсивного развития России, когда в несколько десятилетий совершались «превращения» духовные, экономические, социальные. «Наше время, - писал Тургенев, - требует уловить современность в ее преходящих образах…». Заметим, что все шесть романов Ивана Тургенева не только посвящены «современному моменту», но и «предвосхищали» этот момент. Писатель был особенно чуток к тому, что было в преддверии «накануне».

По словам Н.Добролюбова, Тургенев «быстро угадывал новые потребности, новые идеи, вносимые в общественное сознание, и в своих произведениях непременно обращал … внимание на вопрос, стоявший на очереди и уже смутно начинавший волновать общество». Произведения Ивана Тургенева поистине составили целое художественное повествование о русской интеллигенции, ее духовных поисках. Романы писателя охватывают более двадцати лет жизни русского общества. За эти десятилетия, конечно, менялись типы людей, стоящих в центре общественного движения: от Дмитрия Рудина, воспитанника философских кружков, до народника-революционера Нежданова, героя последнего романа «Новь», - таков охват русской жизни в творчестве Тургенева. Главные тургеневские герои различны по социальному происхождению, мировоззрению, политическим убеждениям, но это всегда люди, стремящиеся осознать свое место в мире, понять смысл человеческого существования, у них высокие требования к себе и к миру, к чувствам. Судьба романных героев Тургенева всегда трагична: они или заканчивают жизнь одинокими, как Федор Лаврецкий («Дворянское гнездо»), Павел Кирсанов («Отцы и дети»), или безвременно погибают, как Рудин, Инсаров, Базаров, Нежданов. «Счастье не дается человеку», - вот вечный итог тургеневского романа. Этот трагический закон жизни тяготеет над всеми героями, независимо от конкретных исторических условий эпохи, мировоззрений, идейных позиций.

Действие романа «Отцы и дети» датировано Тургеневым с чрезвычайной точностью: Кирсанов и Базаров приезжают в Марьино 20 мая 1859 года. Между тем роман пишется Тургеневым в 1861 году (дописан 30 июля 1861 года), а печатается в первых книжках «Русского вестника» за 1862 год. Таким образом, роман Тургенева не есть современный роман в совершено точном смысле слова, и смысл датировки действия «Отцов и детей», несомненно, важен: ведь между 1859 и 1862 годом легло освобождение крестьян. Роман, действие которого развертывается почти за два года до освобождения, в 1862 году никак не мог быть принят как современный, и смысл этой разновременности важен. Заметим особое значение датировки у Тургенева: вероятно, нет ни одного романиста, который так тщательно обдумывал бы хронологию своих произведений. Так, действие романа «Накануне» начинается «в один из самых жарких летних дней 1853 года»; «Дыма» - 10 августа 1862 года и т.д., и не только романы («общественные романы», по определению исследователя Л.Пумпянского), но и повести хронологизированы не менее строго. Действие «Вешних вод» происходит летом 1840 года, воспоминания Санина о франкфуртских событиях относятся к зиме 1870 года; ранней весной того же 1870 года он едет за границу и возвращается в мае. Действие «Первой любви» относится к лету 1833 года, события «Несчастной» отнесены к зиме 1835 года. У Тургенева нет почти ни одного рассказа без прямых или косвенных (чаще всего прямых) хронологических указаний. Заметим, что не менее точная историчность свойственна была поэтической системе Пушкина (например, начало и конец «Метели», разделенные войной 1812 года).

Роман «Отцы и дети» начинается, как обычно у Тургенева, с обрисовки той среды, в которой появляется главный герой. Портрет Николая Петровича и его биография, изложенная в первой главе, создают впечатление мягкого, добродушного и в то же время старомодного, совсем не вяжущегося с духом времени, к которому отнесено действие романа. Николай Петрович «пухленький», сидит он «подогнувши под себя ножки», он нежен и сентиментален. Ожидая сына, кончившего учение в Петербурге, Николай Петрович вздыхает и задумчиво поглядывает кругом. Однако эта элегическая картинка сразу сменяется тревогой и движением: слышится стук приближающегося экипажа. Характерно, что в первой главе мы еще не видим Базарова, точно его нет. Скрытая психологическая мотивировка этого отсутствия заключается в том, что Николай Петрович, взволнованный встречей с сыном, видит только одного Аркадия, только околыш его студенческой фуражки и знакомый очерк дорогого лица. Здесь же проявляется искусство повествовательной техники Тургенева: он не хочет знакомить читателя с Базаровым наспех. Первому знакомству с Базаровым Тургенев отводит особую главу (вторую), которую можно назвать базаровской: она вся посвящена «новому» человеку. Сразу обращает на себя внимание его незаурядная внешность: высокий рост, лицо, выражающее «самоуверенность и ум», мужественный голос, своеобразные манеры, свидетельствующие о какой-то спокойной внутренней силе и простоте; длинные волосы – устойчивая, на десятилетия сохранившаяся примета вольнодумства.

В третьей главе Базарова почти нет. Из разговора отца и сына Кирсановых становится ясно, что «главный предмет его – естественные науки» и что «он в будущем году хочет держать на доктора». Возникают картины, показывающие неизбежность изменения прежнего жизненного уклада и, следовательно, неизбежность появления в русской жизни «новых людей». Так, у Николая Петровича большие хлопоты с мужиками в нынешнем году, мужики не платят оброка и «подбивают» наемных работников, у которых тоже «настоящего старания все еще нету». Деревенский пейзаж говорит о крестьянском разорении, о бедности, при виде этого разорения Аркадий размышляет о необходимости перемен: «Да, перемены необходимы...» И это был действительно главный вопрос эпохи, историческая неизбежность его немедленного решения породила те острейшие политические споры.

Образ Базарова в романе «Отцы и дети»

И.Тургенев писал Достоевскому (письмо от 4 мая 1862 года): «Никто, кажется, не подозревает, что я попытался в нем (в Базарове) представить трагическое лицо ». В центре романа Ивана Тургенева «Отцы и дети» – новый герой, рожденный эпохой 60-х годов XIX века. Евгений Базаров – разночинец (он гордится тем, что дед его «землю пахал»), демократ, деятель новой общественной эпохи, атеист, материалист и нигилист по убеждениям. Между тем, Тургенев не развивает полностью философские взгляды своего героя (материалистическая философия). Так, Павел Петрович (в X главе) говорит Базарову: «Вы, может быть, думаете, что ваше учение новость? Напрасно вы это воображаете. Материализм, который вы проповедуете ...» Однако из уст Базарова ни разу не звучит проповеди материализма. Очевидно, Тургенев был лишен возможности передать те, по его замыслу, многочисленные беседы, в которых Базаров «проповедовал» материализм, но достаточно косвенных указаний, чтобы не сомневаться в характере его философских взглядов. В романе есть и другие недомолвки, объясняющиеся цензурой, например, в X главе.

Тургенев в известном письмо Случевскому (14 апреля 1862г.) объясняет, что слово «нигилист» следует понимать как «революционер». Несомненно, Базаров считает необходимым разрушение существующего общественного порядка и коренное переустройство общества. Однако каким идеалом обосновано базаровское отрицание? Какова базаровская программа общественного переустройства? Эти вопросы прямо встают перед Базаровым во время его спора с Павлом Кирсановым (X гл.), но нигилист отказывается их обсуждать. Во время спора Базаров прямо говорит, что у него нет и не может быть никакой положительной программы, потому что у него нет и не может быть другой цели, кроме цели разрушения.

Конфликт романа Базаров и Павел Кирсанов

Мировоззренческие позиции Базарова выясняются в идейных спорах с дворянами Кирсановыми, чуждыми ему социально. Демократ Базаров явно выходит победителем из этих споров: «Это торжество демократизма над аристократией», - так оценивал сам Тургенев смысл изображенной им ситуации. Так о чем идут споры между Евгением Базаровым и старшими Кирсановыми? В чем суть конфликта романа? Можно ли определить его как социальный или социально-политический, то есть столкновение между демократом и либералом? Дело в том, что Базаров интересует автора не только со стороны его социально-политических взглядов, но и мировоззрения философского (общих взглядов на человека и мир). Нигилист Базаров спорит с Павлом Кирсановым по так называемым «вечным» вопросам – искусство, природа, любовь. Правда, есть и еще одна тема споров – народ, его характер. Это естественно, ведь Базаров – демократ. Однако в спорах с Кирсановыми выясняются прежде всего философские взгляды, как демократа, так и дворян-либералов. Каковы же взгляды демократа и нигилиста Базарова по этим мировоззренческим вопросам? В отличие от идеалистов, Евгений Базаров – материалист, рационалист. Он отвергает восприятие природы, искусства, любви как вечных ценностей бытия, отрицает их таинственное и высокое значение для человека. По мнению нигилиста, «природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник». Таким образом, с точки зрения Базарова, в природе нет никакой тайны, ничего, что было бы выше человека, перед чем стоило бы преклоняться и трепетать. Отношение разночинца к искусству определяется степенью его непосредственной пользы: «Порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта», а Рафаэль «гроша ломаного не стоит». Евгений Базаров посмеивается над пристрастием Николая Петровича к Пушкину, над его игрой на виолончели и советует Аркадию дать прочесть отцу научный трактат Бюхнера «Материя и сила». Базаров заметил, что Николай Петрович перед ним робеет, подшучивает по этому поводу над «стареньким романтиком». Базаров высмеивает историю любви Павла Кирсанова к загадочной и таинственной княгине: Что это за таинственные отношения…? Ты проштудируй-ка анатомию глаза: откуда тут взяться загадочному взгляду?». Евгений Базаров полагает, что любовь – это «романтизм, чепуха»: «Человек, который всю свою жизнь поставил на карту женской любви, и, когда ему эту карту убили, раскис и опустился… Этот человек не мужчина, не самец», - говорит Базаров другу Аркадию. Павел Петрович, «изящный и породистый» дворянин, европеец, даже его слуга Прокофьич «по-своему, был аристократ, не хуже Павла Петровича». Базаров говорит Аркадию: «А чудаковат у тебя дядя... Ногти-то, ногти-то, хоть на выставку посылай... Эдакие у него удивительные воротнички, точно каменные...» и т.д.

К вопросу о нигилизме и нигилистах

Кстати, сам Базаров не называет себя нигилистом, не стремится подчеркнуть в споре с Павлом Петровичем, что он нигилист, хотя и не возражает против такого наименования. Заметим, что «крамольное слово» было произнесено другом Евгения Базарова – Аркадием. Аркадий, по всей вероятности, желая эпатировать (шокировать) дядюшку и отца, произносит о своём друге следующее: «Он нигилист». Слову «нигилист» суждено было приобрести мировую популярность. На западе оно стало на долгие годы обозначением передового русского деятеля, отрицателя и революционера. В России сразу же после выхода романа противники демократии сразу сделали из него «бранную кличку». По мнению исследователя Л.В.Пумпянского, «слово нигилизм неудачно и не выражает содержания самого явления, это понимали все серьезные современники, даже враги. Нравилось это слово только реакционерам и обывателям, которые могли благодаря ему освободить себя от обязанности понять ненавистное им явление». Герцен также считал это слово «неудачным», он писал в феврале 1869 года: «Слово нигилизм принадлежит литературному жаргону: его первые выдвинули враги радикального и реалистического движения. Но слово осталось. Поэтому не ищите определения нигилизма в этимологии слова. Разрушение, проповедуемое нашими реалистами, всеми своими стремлениями направлено к утверждению». Действительно, невозможны чисто отрицательные направления, отрицание есть своеобразный акт борьбы, следовательно, есть проявление какой-то общей позиции, и все дело в этой позиции, а не в отрицании самом по себе. Отрицательным кажется какое-либо направление прежде всего противнику, позиция которого отрицается. В данном случае – дворянскому либерализму.

Что касается героев романа, то, например, Павла Кирсанова, известие о том, что Базаров – нигилист, вызывает у него скорее иронию, чем негодование. Павел Кирсанов, человек образованный, знающий латынь, он просто дает дословный перевод: nihil в переводе с латыни означает “никто”, “ничто”, “ноль”. Так неужели Базаров – ноль? Далее Павел Петрович замечает с не меньшей иронией и сарказмом: «Сначала были гегелисты, а теперь нигилисты». Таким образом, Павел Кирсанов сообщает о том, речь идёт о некой философской концепции, философских воззрениях; кроме того, с его точки зрения, молодые люди всегда были увлечены «новыми идеями», и если прежде это был Гегель, то теперь нигилизм. Однако замечания Павла Кирсанова, касающиеся нигилизма (nihil – «никто», «ничто»), звучат, разумеется, резко и выражают крайнее неприятие, негативное отношение аристократа к разночинцу и демократу Базарову. По всей вероятности, именно поэтому Николай Петрович, стараясь смягчить резкость брата, даёт другое определение нигилизма. С точки зрения Николая Петровича Кирсанова, «нигилист – это тот, кто ничего не принимает на веру, во всём сомневается». Павел Кирсанов вновь не может согласиться с подобным суждением, ибо для него нигилист – тот, «кто никого не уважает». Таким образом, как это не удивительно, о нигилизме и нигилистах говорят именно дворяне Кирсановы. Сам же Евгений Базаров не произносит подобных суждений, не призывает всех стать нигилистами, не «разглагольствует» о данной философии. Базаров сдержан и немногословен, его программа не рассчитана на перспективу, есть лишь цель, к которой нужно идти: «Сломать всё надо», - говорит Евгений Базаров. Что же дальше? Базаров не знает и не представляет себе это будущее: «Строить будут другие», - утверждает он. Как видим, у Базарова нет ясной и чёткой цели. Да, он многое отрицает: искусство, поэзию, любовь, в природе же видит лишь одну «мастерскую» («Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник»). Но что даст будущему отрицание ради отрицания, отрицание во имя разрушения? Утверждение нового, несомненно, должно сопровождаться созиданием. Разрушить легко. Пагубность нигилизма в том и состоит, что в этом крайнем разрушении совсем нет места для строительства, для продолжения традиции и созидания. Нигилисты, подобные Базарову, вовсе не собираются следовать «отцам», а ведь в прошлом есть не только пороки, требующие искоренения, но и то, чему обязательно должны следовать «дети». Таким образом, распадается «связь времён», разрушается традиция, а если нет традиции, то «всё позволено» (об этом будет писать Достоевский). Фёдор Михайлович Достоевский был одним из тех русских писателей, кто первым заговорил об опасностях нигилизма как крайнего отрицания. Неслучайно Фёдор Достоевский создаёт антинигилистический роман «Бесы», в котором нигилизм доводит героев до убийства во имя идеи. Да, Базаров молод, силён, полон надежд, любви к человеку (он совершенно бескорыстно лечит крестьян, помогая отцу), но, к сожалению, нигилизм и на него действует разрушающе. К тому же, в романе «Отцы и дети» сама жизнь опровергает воззрения Базарова: он, отрицающий любовь, полюбил Анну Одинцову, и чувство это глубокое и страстное (ему приоткрываются «тайны любви», а вместе с нею и другие тайны, существование которых он прежде отрицал в своих теоретических спорах). Признаваясь в любви к Одинцовой, Базаров скажет: «Я полюбил Вас, глупо, безумно». Как видим, никакого нигилистического отрицания здесь нет, забыты недавние прежние рассуждения о том, что любовь – это «чепуха», «художество». Еще одна проблема спора между Базаровым и Павлом Кирсановым – отношение к народу. Для Павла Кирсанова русский народ – загадочная, труднопостижимая стихия, «он свято чтит предания», «он патриархальный», «он не может жить без веры». Базаров же разделяет взгляды революционной демократии на народ: темный, загнанный, забитый, униженный, доведенный до идиотизма крепостничеством, поэтому униженный русский народ предстоит просвещать и воспитывать. Демократ Евгений Базаров говорит о народе: «Мужик рад сам себя обокрасть, чтобы напиться дурману в кабаке»; «Народ полагает, что когда гром гремит, это Илья-пророк в колеснице по небу разъезжает. Что ж? Мне соглашаться с ним?». В связи с вопросом об отношении к народу в романе возникает еще один вопрос: что важнее – духовные интересы личности или материальные интересы массы? Павел Кирсанов убежден, что «без чувства собственного достоинства, без уважения к самому себе нет никакого прочного основания общественному зданию. Личность – вот главное… ибо на ней все строится». Базаров признает лишь материальную пользу: «Чтобы положить себе кусок хлеба в рот, когда вы голодны, не нужны отвлеченности», те, о которых говорит Павел Петрович.

Нельзя не заметить, что мировоззрение и позиции Базарова не только сходны с идеологией революционных демократов (и это сходство обстоятельно изучено в работах Г.Бялого, П.Г.Пустовойт), но и имеют существенные различия с идеями Чернышевского, Добролюбова, Писарева. Тургенев в известном письме Случевскому 14 апреля 1862 года объяснял, что слово «нигилист» следует понимать как «революционер». Следовательно, главный герой – решительный противник существующего общественного порядка: Базаров считает необходимым разрушение этого порядка и коренное переустройство общества. Однако каким идеалом обосновано базаровское отрицание? Какова базаровская программа общественного переустройства? Эти вопросы прямо встают перед Базаровым во время его спора с Павлом Петровичем Кирсановым (10 гл.) Но «нигилист» отказывается их обсуждать, причем трудно подозревать его в нарочитом утаивании ответов. Во время спора Базаров прямо говорит о том, что у него нет и не может быть никакой положительной программы, потому что у него нет и не может быть никакой другой цели, кроме разрушения. На полемическое напоминание о необходимости «строить» Базаров отвечает достаточно определенно: «Это уже не наше дело... Сперва нужно место расчистить».

Итак, в мировоззренческом конфликте Базаров превосходит своих противников, его позиции выглядят сильнее, пожалуй, он прав, говоря Павлу Кирсанову: «Вот вы уважаете себя и сидите сложа руки, … уважаете народ, а говорить-то с ним не умеете. Как видим, уже после первых споров позиции героев выяснены, но конфликт между ними ничем не разрешается. Что же дальше?

Евгению Базарову предстоит подвергнуться испытанию теми вечными, духовными ценностями бытия, значение которых он отрицал, и прежде всего – любовью. При встрече с Анной Одинцовой Базаров испытывает растерянность, он пытается бодрится, цинично отзываясь о ней: «Баба с мозгом, … тертый калач, … видала виды… Экое богатое тело, хоть сейчас в анатомический театр». Однако за этим цинизмом – смущение и растерянность, которые Базаров пытается скрыть прежде всего от самого себя. Он признается: «Ну, и смирненький же я стал». Несколько позже Евгений Базаров признается Одинцовой в любви, том самом чувстве, которое он отрицал: «Я полюбил вас глупо, безумно». Базарову приоткрывается тайна любви, а вместе с ней и другие тайны, существование которых он отрицал в своих теоретических спорах. Он видит теперь в природе не одну лишь «мастерскую»: «Я вот лежу здесь под стогом… Узенькое местечко, которое я занимаю, до того крохотно в сравнении с остальным пространством, где меня нет и где дела до меня нет, и часть времени, которую мне удастся прожить, так ничтожна перед вечностью, где меня не было и не будет… А в этом атоме, в этой математической точке кровь обращается, мозг работает, чего-то хочет тоже… Что за безобразие…». Тургенев отмечает, что между миром души человека и миром Вселенной существуют невидимые, незримые, но связи, которые неразрывны, но которые могут быть познаны лишь немногим, тонко чувствующими натурами.

Базаров говорит и том, что не все люди осознают трагизм человеческой жизни, трагизм бытия: «Мои родители заняты и не беспокоятся о собственном ничтожестве…». Здесь в базаровском мировосприятии ставится вечный для героя Тургенева вопрос о вечности природы и ограниченности человеческого существования. После встречи с Анной Одинцовой Базаров не произносит суждений об искусстве, но и здесь взгляды его не остались без изменений. Когда умирающий Базаров говорит Анне Одинцовой: «Дуньте на умирающую лампаду, и пусть она погаснет» - это говорит поэт, романтик, мировоззрение которого он не так давно отрицал. Сложнее теперь решается и вопрос о том, что важнее – духовные интересы развитой личности, индивидуальности, или материальные интересы массы: «А я и возненавидел этого последнего мужика, Филиппа или Сидора, для которого я должен из кожи лезть и который мне даже спасибо не скажет… да и на что мне его спасибо? Ну, будет он жить в белой избе, а из меня лопух расти будет…». Да и сам характер народа уже не кажется Базарову таким простым и однозначным, как прежде. В сцене дуэли Павел Петрович, глядя на проходящего мужика, задается вопросом: «Что думает о нас этот человек?». Важен ответ Базарова: «Кто ж его знает? … Русский мужик –это таинственный незнакомец… Кто его поймет? Он сам себя не понимает». Как видим, простое решение вопроса демократами о невежестве и забитости русского народа Базарова уже не удовлетворяет.

Заметим, что сцена дуэли исключительно важна для понимания конфликта романа: здесь Павел Петрович и Евгений Базаров уже не прямолинейные враги, в них обнаруживается нечто родственное на уровне более высоком, чем идеологический. Между ними обнаруживается определенная психологическая близость: оба жертвы любви, Базаров в своем варианте повторяет историю Павла Петровича; оба одинокие, непонятые, гордые. Познание трагического значения любви уравнивает их (Базарова и Павла Кирсанова) на уровне духовно-личностном, более высоком, чем идеологический. Евгений Базаров – новый герой, разночинец, демократ, материалист, но прежде всего – личностная натура, максималист, как и Павел Кирсанов с его аристократизмом, гегельянством. Как личностные натуры они сходятся в своем трагическом итоге: Павел Петрович одинок, жизнь его бесцельна, он даже лишил себя Родины и общения с соотечественниками (живет в Дрездене, общается только с англичанами, все называют его «барон фон-Кирсанофф»), лишь иногда его можно было видеть в русской церкви; Базаров трагически погибает, уходит из этой жизни раньше времени, хотя столько мог сделать и для самой России («Нужен ли я России?» – задается он вопросом). Таким образом, для героя с развитым чувством личности главное не социальная его характеристика, а то, что он в конце концов познает трагизм жизни.

По сути, в этом смысл заглавия романа Тургенева. Оказывается, что и дети, и отцы, то есть каждое новое поколение проходит через общий трагический итог жизни.

И.Тургенев «Накануне»

Тургенев писал в период обдумывания замысла романа «Накануне»: «Фигура главной героини Елены, тогда еще нового типа в русской жизни, довольно ясно обрисовывалась в моем воображении, но недоставало героя…». Прототипом тургеневского героя Инсарова явился Николай Димитров Катранов, родившийся в болгарском городе. В 1848г. он приехал в Россию и поступил на историко-филологический факультет Московского университета. В 1853г. началась русско-турецкая война, болгарский народ боролся против турецкого ига, и Николай Катранов вместе с русской женой Ларисой уехал на свою родину, в Болгарию. Однако Катранов заболел туберкулезом, и ему пришлось вернуться в Россию, а затем уехать на лечение в Венецию, где Катранов простудился и скоропостижно скончался. Это был талантливый человек: он писал стихи, занимался переводами, горячо пропагандировал идею освобождения Болгарии. Тургенев писал об этом человеке: «Вот герой, которого я искал». Н.А.Добролюбов посвятил роману «Накануне» статью «Когда же придет настоящий день?» и дал определение художественному дарованию Тургенева, увидев в нем писателя, чуткого к общественным проблемам. В центре романа не только образ революционера Инсарова, но и Елены Стаховой. Елена мечтает о правде, которую надо искать далеко-далеко, со странническим посохом в руках. Она готова пожертвовать собой ради других, ради высокой цели спасения людей, попавших в беду, страдающих и несчастных. Дмитрий Инсаров оказывается достойным героини. Он отличается от Берсенева и Шубина. Берсенев – молодой ученый, историк; Шубин – будущий художник, человек искусства. Инсарова отличает цельность характера, полное отсутствие противоречий между словом и делом. Он занят не собой, все помыслы его сосредоточены на одной цели – освобождении родины, Болгарии. Инсарову свойственны широта и разносторонность умственных интересов, подчиненному одному делу – освобождению родного народа от векового рабства. Силы Инсарова питает и укрепляет живая связь с родной землей, чего так не хватает, например, Берсеневу. Ученый Берсенев пишет труд «О некоторых особенностях древнегерманского права в деле судебных наказаний». Талантливый Шубин мечтает поехать в Италию. Берсенев и Шубин – деятельные натуры, личности незаурядные, но их деятельность слишком далека от насущных потребностей народной жизни.

В романе Тургенев размышляет о трагической судьбе таких людей, как Инсаров. Писатель обращается к вопросам долга и счастья (начинает звучать философская проблематика). Роман открывается спором между Шубиным и Берсеневым о счастье и долге: «Каждый из нас желает для себя счастья». Инсаров и Елена считают, что их любовь соединяет личное с общественным, что она одухотворяется высшей целью. Жизнь ставит перед Еленой, любящей Инсарова, роковой вопрос: совместимо ли великое дело с горем бедной, одинокой матери. Ведь любовь Елены к Инсарову приносит страдание не только матери: она оборачивается невольной нетерпимостью и по отношению к отцу, к русским друзьям – Берсеневу и Шубину, она ведет Елену к разрыву с Россией. В тургеневском романе звучит мысль о трагизме человеческого существования. Одновременно писатель утверждает красоту и величие дерзновенных, освободительных порывов человеческого духа, оттеняет поэзию любви Елены к Инсарову, придает широкий общечеловеческий смысл социальному содержанию романа. Неудовлетворенность Елены современным состоянием жизни в России, ее тоска по иному, более совершенному социальному порядку в философском плане романа приобретает «продолжающийся» смысл, актуальный во все времена.

«Накануне» – это роман о порыве России к новым общественным отношениям, пронизанный нетерпеливым ожиданием «сознательно-героических натур», в то же врем это роман о бесконечных исканиях человечества, о постоянном стремлении его к совершенству, о вечном вызове, который бросает человеческая личность «равнодушной природе».

Литература:

1. Бялый Г.А. Тургенев и русский реализм. – М. -Л., 1962. С. 142-170.

2. Маркович В.М. И.С.Тургенев и русский реалистический роман 20-х-30-х гг. 19 века. – Л., 1982. С. 180-202.

3. Манн Ю.В. Философия и поэтика «натуральной школы» // Проблемы типологии русского реализма. – М., 1969.

4. Писарев Д.И. Базаров // Писарев Д.И. Литературная критика. В 3т. т. 1. – Л., 1984.

5. Чудаков А.П. О поэтике Тургенева-прозаика // И.С. Тургенев в современном мире. – М., 1987.

6. Роман И.С.Тургенева «Отцы и дети» в русской критике. – Л., 1986.

И.Гончаров «Обломов»

Напечатан в 1859 году в первых четырех номерах журнала «Отечественные записки». Сразу же был высоко оценен читателями, литераторами, критикой; Л.Толстой «Обломов – капитальнейшая вещь, какой давно, давно не было…». План «Обломова», по словам автора, родился в 1847 году. «Сон Обломова» был напечатан в 1849 году. Вплоть до 1852 года Гончаров «служил и писал очень лениво и редко». На этой стадии работы роман назывался «Обломовщина». Замысел заключался в идее «монографии» о русском патриархальном барине, его деревенском и городском быте. С 7 октября 1852 года по 1855 год Гончаров в должности секретаря при адмирале Путятине принимал участие в кругосветной экспедиции на фрегате «Паллада». По возвращении в Петербург работа над «Обломовым» возобновилась, о ней заговорили, и журналы стремились получить рукопись писателя. Именно в этот период Гончаров отказался от первоначального заглавия и всю проблематику связал с характером героя. Теперь художник сосредоточил внимание на судьбе идеально настроенной, духовно развитой личности в современном мире.

В первой части романа в одном дне Обломова представлена вся жизнь. Центральная глава первой части – «Сон Обломова». В статье «Лучше поздно, чем никогда» Гончаров назвал ее «увертюрой всего романа». «Сон» охватывает жизнь целого поколения Обломовых и детство, отрочество, начало юности Ильи Ильича (16 лет). В нем – ответ на вопросы героя: «Отчего я такой?». Что сгубило натуру, наделенную от рождения «пылкой головой, гуманным сердцем»? Русский философ В.Соловьев назвал Обломова «всероссийским типом». Соловьев увидел в Илье Обломове воплощение всего русского, национального, увидел в нем выражение русской души. Действительно, на первых страницах романа мы читаем об Обломове: «Душа так ясно и открыто светилась в улыбке, в глазах, в каждом движении головы, рук Ильи Ильича Обломова». Истории этой живой человеческой души и посвящен роман И.Гончарова. Критик Добролюбов увидел в самом романе «знамение времени и обличение обломовщины». «Обломовщина» – это слово произносит Андрей Штольц, и является оно своеобразным обличением барству, лени, праздности. Действительно, обитатели Обломовки - обломовцы - на протяжении столетий сносили труд как наказание, и где была возможность, всегда от него избавлялись. Несомненно, обличительное направление присутствует в романе. Тот же Илья Обломов на вопрос своей избранницы Ольги Ильинской: «Что сгубило тебя? Нет имени этому злу». Отвечает: «Есть. Обломовщина». Однако Гончаров в романе не только обличает «обломовщину, ибо при всей своей значимости, актуальности, это явление все же преходящее. В книге русского писателя есть нечто большее, чем просто обличение «обломовщины»: автор размышляет о добре и зле, о старой и новой правде, о традициях и об их истоках, о душе человеческой. Илья Обломов – потомственный, ныне оскудевший дворянин. Он уже безвыездно много лет живет в Петербурге, не посещает свое родовое поместье – Обломовку. Между тем, за Обломовым – весь уклад «старинной дворянской жизни», с ее преданиями и традициями. Не случайно Илья Обломов в своем сне «возвращается» в родовое поместье и видит себя ребенком. Это сон из детства, сон души чистой, непорочной. Перед нами исток человеческой жизни и судьбы. Маленький Илюша Обломов любознателен, активен. Он постигает окружающий его мир, стремится туда, где опасно («страшный овраг», куда Илюше строго-настрого запретили ходить, а многочисленные няньки и мамки должны были неукоснительно выполнять требования господ и хранить дитя от «страшного места»), ребенок видит прежде всего поэтическую сущность этого мира. Обломовка – «благословенный край», не знающий катастроф, бурь, несчастий. Здесь все живут счастливо, дружно, не знают болезней, не ведают, что такое преступление и доживают до глубокой старости. Таким образом, перед нами некая идеальная модель жизнеустройства. Обломовцы никогда не знали, что такое воровство, насилие и «даже сама смерть была похожа на сон». Они доживали до глубокой старости и чаще всего умирали во сне, то есть спокойно уходили в мир иной. Однако в Обломовке есть и нечто другое: все ее обитатели стремятся к сытой и спокойной жизни, и уже с самого утра начинаются приготовления к обеду, а сам Илюша Обломов окружен многочисленными запретами: няньки – мамки не спускают с него глаз, запрещено ему посещать и самое страшное место – овраг. Так, благодаря многочисленным запретам, родительской любви, безмерной опеке, Илюша Обломов оказывается оторванным от жизни, жестокой реальности. Любящая матушка стремится избавить Илью даже от трудностей обучения: Илью «не томили книгами, ведь книги гложут ум и сердце и сокращают жизнь». И все-таки Илье Обломову знаком иной труд – это труд души. Его душа развивалась вопреки заветам прошлого. Герой романа не случайно «Обломов», ведь он уже «вышел» за пределы Обломовки и мучительно пытается осмыслить и понять все происходящее. Вот почему «свет души» Обломова отражается в сердцах тех, кто знал и любил его. Андрей Штольц, деловой человек, непрестанно стремится к другу, чтобы в беседе с ним успокоить свою встревоженную душу. Ольга Ильинская полюбила именно Обломова, разглядела в нем честное, верное сердце, добрую душу, открытость, русскую незлобивость. Что же касается Агафьи Матвеевны Пшеницыной, то «навсегда осмыслилась и жизнь ее, теперь уже она знала, зачем жила, знала, что жила не напрасно». Илья Обломов, как и все обломовцы, тихо и спокойно перейдет в мир иной, но останется маленький сын, тоже Обломов. Сопоставление и противопоставление в романе Ильи Обломова и Андрея Штольца – это нравственная, философская проблема. За Штольцом не стоит многовековой уклад, ему не сопутствует ни предания, ни традиции. В настоящем он располагает одним: умеет и любит трудиться. Но каков смысл этой жизни. Перед нами своеобразная механическая деятельность, по сути, деятельность для деятельности, которая математически точно и верно представлена. Аполлон Григорьев, обращаясь к образу Штольца, видел в нем своеобразную «машинизацию» человеческой личности. Андрей Штольц не имеет право на сомнения, размышления, потому что отсутствие сомнений в себе самом, в своих поступках, решениях является гарантом успеха. Если Штольц начнет сомневаться, размышлять, он проиграет и, прежде всего, в области материальной. Штольц же стремится к материальному и карьерному успеху. Деловой человек обещал отцу, что у него обязательно будет дом в Петербурге, теперь уже два дома, вероятно, скоро будет и третий. И. Гончаров, обращаясь к образу Штольца, не случайно ничего не пишет о его духовном мире: деловому человеку важен успех.

Истинным же героем романа, несомненно, является Илья Обломов, с его слабостями, сомнениями, страхами, неуверенностью в себе. В конечном итоге, с его неприспособленностью к миру прагматиков и деловых людей.

А «история души человеческой» – это история жизни русского потомственного дворянина Ильи Обломова.

XVII век – “бунташный век”. Социальные движения в России в XVII веке. Раскол в русской православной церкви

А. Конец династии Рюриковичей и вопрос о престолонаследии

Б. Внутренняя политика Александра I. Вопрос о конституции. Усиление политической реакции

Б. Порядок слов в утвердительном, вопросительном и отрицательном предложениях

Натуральная школа - условное название начального этапа развития критического реализма в русской литературе 1840-х годов, возникшего под влиянием творчества Николая Васильевича Гоголя.

К «натуральной школе» причисляли Тургенева, Достоевского, Григоровича, Герцена, Гончарова, Некрасова, Панаева, Даля, Чернышевского, Салтыкова-Щедрина и других.

Термин «Натуральная школа» был впервые употреблён Фаддеем Булгариным в качестве пренебрежительной характеристики творчества молодых последователей Николая Гоголя в «Северной пчеле» от 26 января 1846, но был переосмыслен Виссарионом Белинским в статье «Взгляд на русскую литературу 1846 года»: «натуральное», то есть безыскусственное, строго правдивое изображение действительности. Основной идеей «натуральной школы» провозглашался тезис о том, что литература должна быть подражанием действительности.

Формирование «Натуральной школы» относится к 1842-1845 годам, когда группа писателей (Николай Некрасов, Дмитрий Григорович, Иван Тургенев, Александр Герцен, Иван Панаев, Евгений Гребёнка, Владимир Даль) объединились под идейным влиянием Белинского в журнале «Отечественные записки». Несколько позднее там печатались Фёдор Достоевский и Михаил Салтыков. Писатели эти выступали также в сборниках «Физиология Петербурга» (1845), «Петербургский сборник» (1846), которые стали программными для «Натуральной школы».

Именно к Гоголю - автору «Мёртвых душ», «Ревизора», «Шинели» - как родоначальнику возводили натуральную школу Белинский и ряд других критиков. Действительно многие писатели, причисляемые к натуральной школе, испытали на себе мощное влияние различных сторон творчества Гоголя. Такова его исключительной силы сатира на «гнусную рассейскую действительность», острота постановки у него проблемы «мелкого человека», его дар изображать «прозаический существенный дрязг жизни». Кроме Гоголя оказывали влияние на писателей натуральной школы такие представители западно-европейской литературы, как Диккенс, Бальзак, Жорж Санд.

«Натуральная школа» вызывала критику представителей разных направлений: её обвиняли в пристрастии «к низкому люду», в «грязефильстве», в политической неблагонадёжности (Булгарин), в односторонне отрицательном подходе к жизни, в подражании новейшей французской литературе. После смерти Белинского само название «натуральная школа» было запрещено цензурой. В 1850-е годы употреблялся термин «гоголевское направление» (характерно название работы Н. Г. Чернышевского «Очерки гоголевского периода русской литературы»). Позднее термин «гоголевское направление» стали понимать шире, чем собственно «натуральная школа», применяя его как обозначение критического реализма.

Наиболее общими признаками, на основании которых писатель считался принадлежащим к Натуральной школе, являлись следующие: общественно-значимая тематика, захватывавшая более широкий круг, чем даже круг социальных наблюдений (зачастую в «низких» слоях общества), критическое отношение к социальной действительности, реализм художественного выражения, боровшийся против приукрашивания действительности, самоцельного эстетства, романтической риторики.

В произведениях участников «натуральной школы» перед читателем открывались новые сферы русской жизни. Выбор тематики свидетельствовал о демократической основе их творчества. Они разоблачали крепостничество, уродующую власть денег, несправедливость всего общественного уклада, угнетающего человеческую личность. Вопрос о «маленьком человеке» перерастал в проблему социального неравенства.

Для Натуральной школы характерно преимущественное внимание к жанрам художественной прозы («физиологический очерк», повесть, роман). Вслед за Гоголем писатели Натуральной школы подвергали сатирическому осмеянию чиновничество (например, в стихах Некрасова), изображали быт и нравы дворянства («Записки одного молодого человека» А. И. Герцена, «Обыкновенная история» И. А. Гончарова), критиковали тёмные стороны городской цивилизации («Двойник» Ф. М. Достоевского, очерки Некрасова, В. И. Даля, Я. П. Буткова), с глубоким сочувствием изображали «маленького человека» («Бедные люди» Достоевского, «Запутанное дело» М. Е. Салтыкова-Щедрина). От А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова Натуральная школа восприняла темы «героя времени» («Кто виноват?» Герцена, «Дневник лишнего человека» И. С. Тургенева и др.), эмансипации женщины («Сорока-воровка» Герцена, «Полинька Сакс» А. В. Дружинина). Н. ш. новаторски решала традиционные для русской литературы темы (так, «героем времени» становился разночинец: «Андрей Колосов» Тургенева, «Доктор Крупов» Герцена, «Жизнь и похождения Тихона Тросникова» Некрасова) и выдвигала новые (правдивое изображение жизни крепостной деревни: «Записки охотника» Тургенева, «Деревня» и «Антон-Горемыка» Д. В. Григоровича).

Направления.

Среди писателей, причислявшихся к Н.ш., в Литературной энциклопедии выделено три течения.

В 1840-х годах разногласия ещё не заострились до предела. Пока ещё и сами писатели, объединяемые под именем натуральной школы, не сознавали отчётливо всей глубины разделяющих их противоречий. Поэтому например в сборнике «Физиология Петербурга», одним из характерных документов натуральной школы, имена Некрасова, Ивана Панаева, Григоровича, Даля стоят рядом. Отсюда же сближение в сознании современников урбанистических очерков и повестей Некрасова с чиновничьими повестями Достоевского.

К 1860-м годам размежевание между писателями, причисляемыми к натуральной школе, резко обострится. Тургенев займёт непримиримую позицию по отношению к «Современнику» Некрасова и Чернышевского и определится как художник-идеолог «прусского» пути развития капитализма. Достоевский останется в лагере, поддерживающем господствующий порядок (хотя демократический протест характерен был и для Достоевского 1840-х годов, в «Бедных людях» напр., и в этом плане у него находились связующие нити с Некрасовым).

И, наконец, Некрасов, Салтыков, Герцен, произведения которых проложат путь широкой литературной продукции революционной части разночинцев 1860-х годов, отразят интересы «крестьянской демократии», борющейся за «американский» путь развития русского капитализма, за «крестьянскую революцию».

Натуральная школа

Натуральная школа

НАТУРАЛЬНАЯ ШКОЛА - презрительная кличка, брошенная Ф. Булгариным по адресу русской лит-ой молодежи 40-х гг. и затем укоренившаяся в критике той поры уже без какого бы то ни было порицательного оттенка (см. напр. Белинский В., Взгляд на русскую литературу 1846 года). Возникнув в эпоху все более обострявшихся противоречий между крепостническим укладом и ростом капиталистических элементов с развитием процесса обуржуазивания помещичьих хозяйств, так наз. Н. ш. при всей ее социальной неоднородности и противоречивости отразила нарастание либеральных и демократических настроений, по-разному проявивших себя в разных классовых группах.
Н. ш. в том расширенном применении термина, как он употреблялся в 40-х годах, не обозначает единого направления, но является понятием в значительной мере условным. К Н. ш. причисляли таких разнородных по их классовой основе и художественному облику писателей, как Тургенев и Достоевский, Григорович и Гончаров, Некрасов и Панаев и т. д. Наиболее общими признаками, на основании к-рых писатель считался принадлежащим к Н. ш., являлись следующие: общественно-значимая тематика, захватывавшая более широкий круг, чем даже круг социальных наблюдений (зачастую в «низких» слоях общества), критическое отношение к социальной действительности, реализм художественного выражения, боровшийся против прикрашивания действительности, самоцельного эстетства, романтической риторики. Белинский выделяет реализм Н. ш., утверждая важнейшей особенностью «истину», а не «ложь» изображения; он указывал, что «литература наша... из риторической стремилась стать естественной, натуральной». Белинский подчеркивал социальную направленность этого реализма как его особенность и задачу, когда, протестуя против самоцельности «искусства для искусства», утверждал, что «в наше время искусство и литература больше, чем когда-либо, сделались выражением общественных вопросов». Реализм Н. ш. в трактовке Белинского демократичен. Н. ш. обращается не к идеальным, выдуманным героям - «приятным исключениям из правил», но к «толпе», к «массе», к людям обыкновенным и чаще всего к людям «низкого звания». Распространенные в 40-х гг. всяческие «физиологические» очерки удовлетворяли этой потребности в отражении иной, недворянской жизни, хотя бы всего лишь в отражении внешне-бытовом, поверхностном. Чернышевский особенно резко акцентирует как существеннейшую и основную черту «литературы гоголевского периода» ее критическое, «отрицательное» отношение к действительности - «литература гоголевского периода» является здесь другим именем той же Н. ш.: именно к Гоголю - автору «Мертвых душ», «Ревизора», «Шинели» - как родоначальнику возводили Н. ш. Белинский и ряд других критиков. Действительно многие писатели, причисляемые к Н. ш., испытали на себе мошное влияние различных сторон творчества Гоголя. Такова его исключительной силы сатира на «гнусную рассейскую действительность», острота постановки у него проблемы «мелкого человека», его дар изображать «прозаический существенный дрязг жизни». Кроме Гоголя оказывали влияние на писателей Н. ш. такие представители зап.-европейской мелкобуржуазной и буржуазной литературы, как Диккенс, Бальзак, Жорж Санд.
Новизна социальной трактовки действительности, хотя и различная у каждой из указанных групп, обусловила ненависть к Н. ш. со стороны писателей, всецело поддерживавших бюрократический режим феодально-дворянской монархии (Н. Кукольник, Ф. Булгарин, Н. Греч и др.), за злоупотребление натуралистическими подробностями окрестивших писателей Н. ш. «грязефилами».
В представлении современной ей критики Н. ш. так. обр. являлась единой группой, объединенной отмеченными выше общими чертами. Однако конкретное социально-художественное выражение данных признаков, а значит и степень последовательности и рельефности их проявления были настолько различны, что Н. ш. как единое целое оказывается условностью. Среди писателей, к ней причислявшихся, необходимо выделить три течения.
Первое, представленное либеральным, капитализирующимся дворянством и примыкавшими к нему социальными прослойками, отличалось поверхностным и осторожным характером критики действительности: это или безобидная ирония по отношению к отдельным сторонам дворянской действительности или прекраснодушный, взывающий к добрым чувствам и дворянски-ограниченный протест против крепостного права. Круг социальных наблюдений данной группы не широк и привычен. Он попрежнему ограничивается барской усадьбой. Существенной новостью является развернутый показ типов крестьян, их жизни. Писатели этого течения Н. ш. (Тургенев, Григорович, И. И. Панаев) зачастую изображают поместье и его обитателей с интонациями легкой насмешки то в поэме («Помещик», «Параша» Тургенева и др.) то в психологической повести (произведения И. И. Панаева). Особое место занимали очерки и повести из крестьянской жизни («Деревня» и «Антон Горемыка» Григоровича, «Записки охотника» Тургенева), хотя и не свободные от барственного сентиментального «жаленья» мужика, от гуманистического подслащивания крестьянских типов и эстетского изображения сельской природы. Реализм в творчестве писателей данной группы - дворянский реализм, лишенный остроты и смелости в отрицании зол окружающей действительности, зараженный стремлением к эстетизации жизни, к сглаживанию ее противоречий. Писатели этой группы продолжают собой линию либерально-дворянской литературы 20-30-х гг. только на новом этапе и ничего качественно-нового в социально-художественном смысле с собою не несут. Это литература господствующего класса в лице передовой его группы, учитывающей новые явления в социальной жизни и пытающейся приспособиться к ним через внесение поправок в существующий строй.
Другое течение Н. ш. опиралось преимущественно на городское мещанство 40-х годов, ущемленное, с одной стороны, еще цепким крепостничеством, а с другой - растущим промышленным капитализмом. Определенная роль здесь принадлежала Ф. Достоевскому, автору ряда психологических романов и повестей («Бедные люди», «Двойник» и др.). Творчество писателей этого течения несомненно отличается гораздо большим своеобразием, новизной социальной проблематики, новизной изображаемого ими мира - мелкого чиновничества, городского мещанства и т. п., ставшего здесь центральным объектом художественного изображения. Социально направленный, обращенный к «низкой» действительности реализм, отрицание отдельных сторон социальной действительности, эти черты качественно новой «самобытной» литературы Н. ш., противопоставленной литературе господствующего класса, как будто бы даны в произведениях данного течения Н. ш., напр. в «Бедных людях» Достоевского. Но уже на данном этапе литература этой группы в неразвернутом виде заключала те противоречия, к-рые не выводят ее из-под воздействия и союза с правящим классом: вместо решительной и последовательной борьбы с существующей действительностью в ней наличествуют сентиментальный гуманизм, покорность, позднее - религия и союз с реакцией; вместо изображения существенных сторон социальной жизни - углубление в хаос и смятение человеческой психики.
Только третье течение в Н. ш., представленное так наз. «разночинцами», идеологами революционной крестьянской демократии, дает в своем творчестве наиболее ясное выражение тенденций, к-рые связывались современниками (Белинский) с именем Н. ш. и противостояли дворянской эстетике. Полнее и резче всего эти тенденции проявили себя у Некрасова (урбанистические повести, очерки - «Петербургские углы» и др., - особенно же антикрепостнические стихотворения). Жгучий, бичующий протест против крепостного барства, темные углы городской действительности, простое изображение которых является резким обвинением против богатых и сытых, герои из «низких» сословий, беспощадное обнажение изнанки действительности и стирание с нее эстетических прикрас дворянской культуры, проявляющееся в образах и стилистике его произведений, делают из Некрасова подлинного представителя идейно-художественных особенностей, соединяемых современниками с именем Н. ш. К этой же группе надо отнести Герцена («Кто виноват?»), Салтыкова («Запутанное дело»), хотя типичные для группы тенденции выражены у них менее резко, чем у Некрасова, и обнаружат себя во всей полноте позже.
Так. обр. в пестром конгломерате так называемых Н. ш. надо видеть различные и в определенных случаях враждебные классовые течения. В 40-х гг. разногласия еще не заострились до предела. Пока еще и сами писатели, объединяемые под именем Н. ш., не сознавали отчетливо всей глубины разделяющих их противоречий. Поэтому например в сб. «Физиология Петербурга», одним из характерных документов Н. ш., мы видим рядом имена Некрасова, Ив. Панаева, Григоровича, Даля. Отсюда же сближение в сознании современников урбанистических очерков и повестей Некрасова с чиновничьими повестями Достоевского. К 60-м гг. классовое размежевание между писателями, причисляемыми к Н. ш., резко обострится. Тургенев займет непримиримую позицию по отношению к «Современнику» Некрасова и Чернышевского и определится как художник-идеолог «прусского» пути развития капитализма. Достоевский останется в лагере, поддерживающем господствующий порядок (хотя демократический протест характерен был и для Достоевского 40-х гг., в «Бедных людях» напр., и в этом плане у него находились связующие нити с Некрасовым). И наконец Некрасов, Салтыков, Герцен, произведения к-рых проложат путь широкой литературной продукции революционной части разночинцев 60-х годов, отразят интересы крестьянской демократии, борющейся за «американский» путь развития русского капитализма, за крестьянскую революцию.
Так. обр. не обо всех этих течениях, к-рые современниками включались в понятие Н. ш., можно с одинаковым правом говорить как о представителях новых тенденций, противостоящих дворянской литературе в ее идейно-художественных особенностях и выражающих новый этап в развитии общественной действительности. Особенности Н. ш. в том содержании их, какое дано Белинским и Чернышевским как реалиама демократического, связанного с отрицанием крепостнической действительности и борьбой против дворянской эстетики, наиболее резко представлены Некрасовым и его группой. Именно эта группа может быть названа выразителем принципов новой эстетики, уже выдвигавшейся в критике Белинского. Другие же или приходят к поддержке существующего строя или, как группа Тургенева - Григоровича, воплощают в себе, хотя и на новом этапе, принципы той дворянской эстетики, против к-рой борются представители революционной демократии. Эта противоположность обнаружит себя со всей убедительностью позже, в 60-х гг., когда литература революционной крестьянской демократии резко встанет против дворянского лагеря. См. «Русская литература», раздел о 40-х гг.Библиография:
Чернышевский Н. Г., Очерки гоголевского периода русской литературы (неск. изд.); Чешихин-Ветринский, Сороковые годы, ст. в «Истории русской литературы XIX века», часть 2, М., 1910; Белинский В. Г., Взгляд на русскую литературу 1847, «Полное собр. сочин.», Под редакцией С. А. Венгерова, т. XI, П., 1917; Его же, Ответ «Москвитянину» (по поводу натуральной школы у Гоголя), там же; Белецкий А., Достоевский и натуральная школа в 1846, «Наука на Украине», Харьков, 1922, № 4; Цейтлин А., Повести о бедном чиновнике Достоевского, М., 1923; Виноградов В., Эволюция русского натурализма, «Academia», Л., 1928. См. также литературу об указ. в тексте писателях.

Литературная энциклопедия. - В 11 т.; М.: издательство Коммунистической академии, Советская энциклопедия, Художественная литература . Под редакцией В. М. Фриче, А. В. Луначарского. 1929-1939 .

Натура́льная шко́ла

Обозначение возникшего в 1840-е гг. в России литературного движения, связанного с творческими традициями Н. В. Гоголя и эстетикой В. Г. Белинского . Термин «натуральная школа» был впервые употреблён Ф. В. Булгариным как негативная, пренебрежительная характеристика творчества молодых литераторов, но затем был подхвачен самим В. Г. Белинским, который полемически переосмыслил его значение, провозгласив главной целью школы «натуральное», т. е. не романтическое, строго правдивое изображение действительности.
Формирование натуральной школы относится к 1842-45 гг., когда группа писателей (Н. А. Некрасов , Д. В. Григорович , И. С. Тургенев , А. И. Герцен , И. И. Панаев , Е. П. Гребёнка, В. И. Даль ) объединилась под идейным влиянием Белинского в журнале «Отечественные записки ». Несколько позднее там печатались Ф. М. Достоевский и М. Е. Салтыков-Щедрин . Вскоре молодые писатели выпустили свой программный сборник «Физиология Петербурга» (1845), который состоял из «физиологических очерков», представлявших живые наблюдения, зарисовки с натуры – физиологию жизни большого города, в основном быт тружеников и петербургской бедноты (напр., «Петербургский дворник» Д. В. Григоровича, «Петербургские шарманщики» В. И. Даля, «Петербургские углы» Н. А. Некрасова). Очерки расширяли представление читателей о границах литературы и являлись первым опытом социальной типизации, ставшей последовательным методом изучения общества, и одновременно представляли целостное материалистическое мировоззрение, с утверждением примата социально-экономических отношений в жизни личности. Открывала сборник статья Белинского, объяснявшая творческие и идейные принципы натуральной школы. Критик писал о необходимости массовой реалистической литературы, которая бы «в форме путешествий, поездок, очерков, рассказов знакомила и с различными частями беспредельной и разнообразной России…». Писатели должны, по мысли Белинского, не только знать русскую действительность, но и верно понимать её, «не только наблюдать, но и судить». Успех нового объединения закрепил «Петербургский сборник» (1846), который отличался жанровым разнообразием, включал художественно более значимые вещи и послужил своеобразным представлением читателям новых литературных талантов: там была опубликована первая повесть Ф. M. Достоевского «Бедные люди», первые стихи Некрасова о крестьянах, повести Герцена, Тургенева и др. С 1847 г. органом натуральной школы становится журнал «Современник », редакторами которого были Некрасов и Панаев. В нём публикуются «Записки охотника» Тургенева, «Обыкновенная история» И. А. Гончарова , «Кто виноват?» Герцена, «Запутанное дело» М. Е. Салтыкова-Щедрина и др. Изложение принципов натуральной школы содержится также в статьях Белинского: «Ответ „Москвитянину”», «Взгляд на русскую литературу 1840 г.», «Взгляд на русскую литературу 1847 г.». Не ограничиваясь описанием городской бедноты, многие авторы натуральной школы занялись и изображением деревни. Первым открывает эту тему Д. В. Григорович своими повестями «Деревня» и «Антон-Горемыка», очень живо воспринятыми читателями, затем следуют «Записки охотника» Тургенева, крестьянские стихи Н. А. Некрасова, повести Герцена.
Пропагандируя гоголевский реализм, Белинский писал, что натуральная школа сознательней, чем раньше, пользовалась методом критического изображения действительности, заложенным в сатире Гоголя. Вместе с тем он отмечал, что эта школа «была результатом всего прошедшего развития нашей литературы и ответом насовременные потребности нашего общества». В 1848 г. Белинский уже утверждал, что натуральная школа занимает ведущую позицию в рус. литературе.
Стремление к фактам, к точности и достоверности выдвинуло новые принципы сюжетосложения – не новеллистические, а очерковые. Популярными жанрами в 1840-е гг. становятся очерки, мемуары, путешествия, рассказы, социально-бытовые и социально-психологические повести. Важное место начинает занимать и социально-психологический роман (первыми, целиком принадлежащими натуральной школе являются «Кто виноват?» А. И. Герцена и «Обыкновенная история» И. А. Гончарова), расцвет которого во второй пол. 19 в. предопределил славу рус. реалистической прозы. В то же время принципы натуральной школы переносятся и в поэзию (стихи Н. А. Некрасова, Н. П. Огарёва, поэмы И. С. Тургенева), и в драму (И. С. Тургенев). Язык литературы обогащается за счёт языка газет, публицистики и профессионализмов и снижается благодаря широкому использованию литераторами просторечий и диалектизмов.
Натуральная школа подвергалась самой разнообразной критике: её обвиняли в пристрастии к «низкому люду», в «грязефильстве», в политической неблагонадёжности (Булгарин), в односторонне отрицательном подходе к жизни, в подражании новейшей французской литературе.
Со второй пол. 1850-х гг. понятие «натуральная школа» постепенно уходит из литературного обихода, поскольку писатели, некогда составлявшие ядро объединения, либо постепенно перестают играть существенную роль в литературном процессе, либо идут дальше в своих художественных исканиях, каждый собственным путём, усложняя картину мира и философскую проблематику своих ранних произведений (Ф. М. Достоевский, И. С. Тургенев, И. А. Гончаров, Л. Н. Толстой). Некрасов – прямой продолжатель традиций натуральной школы становится всё более радикальным в критическом изображении действительности и постепенно переходит на позиции революционного народничества. Можно сказать, таким образом, что натуральная школа была начальной фазой становления рус. реализма 19 в.

Литература и язык. Современная иллюстрированная энциклопедия. - М.: Росмэн . Под редакцией проф. Горкина А.П. 2006 .

К «натуральной школе» причисляли Тургенева и Достоевского , Григоровича , Герцена , Гончарова , Некрасова , Панаева , Даля , Чернышевского , Салтыкова-Щедрина и других.

Термин «Натуральная школа» был впервые употреблён Фаддеем Булгариным в качестве пренебрежительной характеристики творчества молодых последователей Николая Гоголя в «Северной пчеле » от 26 января , но был полемически переосмысленВиссарионом Белинским в статье «Взгляд на русскую литературу 1846 года»: «натуральное», то есть безыскусственное, строго правдивое изображение действительности.

Формирование «Натуральной школы» относится к 1842-1845 годам, когда группа писателей (Николай Некрасов, Дмитрий Григорович, Иван Тургенев, Александр Герцен, Иван Панаев, Евгений Гребёнка, Владимир Даль) объединились под идейным влиянием Белинского в журнале «Отечественные записки». Несколько позднее там печатались Фёдор Достоевский и Михаил Салтыков. Писатели эти выступали также в сборниках «Физиология Петербурга» (1845), «Петербургский сборник» (1846), которые стали программными для «Натуральной школы».

Наиболее общими признаками, на основании которых писатель считался принадлежащим к Натуральной школе, являлись следующие: общественно-значимая тематика, захватывавшая более широкий круг, чем даже круг социальных наблюдений (зачастую в «низких» слоях общества), критическое отношение к социальной действительности, реализм художественного выражения, боровшийся против приукрашивания действительности, самоцельного эстетства, романтической риторики.

"Сорока-воровка" - самая известная повесть Герцена с очень сложной внутренней театральной структурой. Рассказ был написан в самый разгар споров между западниками и славянофилами. Герцен вывел их на сцену как самые характерные типы времени. И предоставил возможность каждому высказаться сообразно со своим характером и убеждениями. Герцен, как Гоголь, полагал, что споры западников и славянофилов - это "страсти ума", бушующие в отвлеченных сферах, в то время как жизнь идет своим путем; и пока они спорят о национальном характере и о том, прилично или неприлично русской женщине быть на сцене, где-то в глуши, в крепостном театре гибнет великая актриса, и князь кричит ей: "Ты моя крепостная девка, а не актриса". Рассказ посвящен М. Щепкину, он и является на "сцене" под именем "знаменитого художника". Это придает "Сороке-воровке" особенную остроту. Ведь и Щепкин был крепостным; его случай избавил от рабства. “Вы знаете предание о "Сороке-воровке”; - говорит "знаменитый художник", - действительность не так слабонервна, как драматические писатели, она идет до конца: Анету казнили". И весь рассказ о крепостной актрисе был вариацией на тему "Сороки-воровки", вариацией на тему о виноватых без вины... «Сорока-воровка» продолжает антикрепостническую тему всех предшествующих произведений писателя. Весьма оригинальная по структуре, эта повесть сочетает публицистичность и яркую художественность. В повести Герцен показал душевную красоту русского человека, русской женщины и огромную силу нравственного протеста против бесчеловечного уклада жизни.

Повесть “Сорока-воровка” - лишь малая часть огромного и разностороннего творческого наследия Александра Ивановича Герцена. Среди повестей середины 40-х годов, раскрывавших внутреннюю, нравственную жизнь народа, эта повесть заняла особенное место. Подобно Тургеневу, Некрасову, Герцен обратил в ней внимание русского общества на особенно тяжелое, бесправное положение крепостной женщины. Герцен, полный интереса к идейному развитию угнетенной личности, обнаружил в характере русской женщины из народа возможности самостоятельного умственного роста и художественного творчества, ставящие женщину на такую интеллектуальную и нравственную высоту, которая уже совершенно несовместима с ее положением подневольной рабы.

Герцен, будучи истинным художником, возвел жизненный эпизод до огромного обобщения. Его рассказ о судьбе крепостной актрисы перерастает в критику всего крепостного строя. Рисуя в повести горестную историю выдающейся крепостной актрисы, сохранившей свою человеческую гордость и в уничижении, в рабстве, писатель утверждает гениальную даровитость, неисчерпаемые творческие возможности, духовное величие порабощенного русского народа. Против крепостничества, за свободу личности, за эмансипацию женщины -- такова основная идейная направленность повести. «Герцен, -- писал Горький, -- первый в 40-х годах в своем рассказе „Сорока-воровка“ смело высказался против крепостного права». Герцен как писатель был необычайно музыкален. "Одна фальшивая нота и оркестр погиб", - говорил он. Отсюда его стремление к завершенности и внутренней цельности каждого характера и эпизода. Некоторые из этих характеров заключали в себе возможности новых вариаций, изменений и развития. И тогда Герцен возвращался к ним в новых произведениях.

В повести Сорока-воровка с актуальными идейными баталиями времени сопрягается другой животрепещущий сюжет национальной реальности, которому также предстоит вырасти в существенную ветвь проблематики «НАТУРАЛЬНОЙ ШКОЛЫ» Это жизнь крестьянства в помещичьей неволе

Здесь сюжетная история гибели крепостной актрисы обрамлена философским диалогом извне. Характеры участников его не развернуты, в портретах выделены не индивидуальные черты, а, казалось бы, внешние штришки, в действительности же - иронические знаки-метонимии общественных позиций: «молодой человек, остриженный под гребенку», «другой, остриженный в кружок», «третий, вовсе не стриженный». Антагонистические системы взглядов второго («славянина») и третьего («европейца») развиваются свободно и обстоятельно. Первый же, соприкасаясь в своих мнениях отчасти с третьим, занимает особую позицию, наиболее близкую к авторской, и выполняет роль дирижера спора: выдвигает его тему - «отчего у нас редки актрисы», очерчивает ее относительные границы. Он-то и замечает по ходу спора, что жизнь не улавливается «общими формулами», т.е. как бы подготавливает необходимость пере вода диалога на иной уровень - художественных доказательств..

Два уровня развертывания проблематики повести - «разговор о театре» в столичной гостиной и события в усадьбе князя Скалинского - объединяются образом «известного художника». Он и вводит в диалог, происходящий «здесь и сейчас», свои воспоминания о давней «встрече с актрисой», которые становятся решающим аргументом в споре о перспективах искусства, культуры вообще в России и Европе, об исторических путях нации. Художественный итог трагического сюжета: «климат» беззакония и бесправия миллионов «не здоров для художника». Однако этот полный «желчевой злобы» ответ Повествователя-художника осложняется и в Сороке-воровке специфическими для Герцена средства ми, благодаря которым трагическая развязка обретает особую глубину - и открытость.

Судьба гибнущей в рабстве крестьянки соотносится непосредственно с судьбами культуры, народа. Но притом сам избранный характер крепостной интеллигентки, показанный в герценовском ракурсе напряженной активности чувств и интеллекта, «эстетики поступков», рождает надежду. Высокая артистичность героини, несовместимая с унижением человеческого достоинства, жажда раскрепощения, порыв к свободе доводят социальный конфликт в сюжете до предельной остроты, до открытого протеста в единственно возможной для героини форме: она освобождается ценою собственной гибели.

Основное фабульное действие укрупнено, кроме того, как бы дополнительной «подсветкой» еще в двух плоскостях. С одной стороны, включением «драмы в драме» оно доводится до новой ступени творческого сгущения: в созданном героиней образе Анеты красота и достоинство человека, «непреклонная гордость, которая развивается на краю унижения» (IV: 232), - вырастают до «раздирающего душу» символа. С другой, - в признаниях «художника» о его и друга-артиста акте солидарности с актрисой (отказ вступить в труппу, вопреки «выгодным условиям» князя: «Пусть он знает, что не все на свете покупается» - IV: 234) центральный конфликт переводится еще на один регистр, приближающий его к осязаемой правде факта20. Вдохновенно-гневное искусство актрисы, - показывает Герцен, - устремлено к людям, к их «братственному сочувствию», как и сама трагическая ее исповедь обращена к человеческому разуму и чувству («Я видела вас на сцене: вы - художник», - с надеждой на понимание говорит она.). Героиня жаждет духовного единения и действительно находит его в Повествователе. Все три градации конфликта объединены, таким образом, высотой и непримиримостью человеческого духа и открыты в живую реальность бытия, апеллируют к жизненным, а не умозрительным решениям. Так традиции философской повести-диалога и романтической «новеллы о художнике» трансформируются в произведении, отразившем жестокую правду российской действительности, исполненном могучим антикрепостническим чувством. Художественный итог диспута об искусстве обретает многомерность и перспективу. «Нездоровый климат» деспотии губителен для таланта. Но вместе с тем искусство и в таких оскорбляющих личность условиях получает - в самом возмущении творца, в несгибаемости человеческого духа - импульс подлинной красоты и силы, объединяющей людей, - а значит, залог неистребимости. Будущее куль туры, самой нации - в освобождении ее духовной энергии, в раскрепощении развитии самосознания народа.

Натуральная школа — этап в развитии русской реалистической литературы, границы которого измеряются 40-ми гг. XIX в. Это сложное, подчас противоречивое объединение писателей, по преимуществу прозаиков, признающих авторитет В.Г. Белинского-теоретика и критика, следующих традициям Н.В. Гоголя, автора петербургских повестей, первого тома «Мертвых душ». Свое наименование получила от его оппонента Ф.В. Булгарина, пытавшегося скомпрометировать преемников Гоголя, единомышленников Белинского отождествлением их реализма с грубым натурализмом (Северная пчела. 26 янв. 1846). Белинский, переосмыслив данный термин, дал ему положительное толкование, воспользовался им, ввел в литературоведческий обиход. Расцвет переживает с 1845 по 1848 г., когда ее произведения, в основном физиологические очерки, повести, романы, появляются на страницах журналов «Отечественные записки», «Современник», альманахов, в т.ч. «Физиология Петербурга», «Петербургский сборник». В отличие от реалистичного направления 30-х г., представленного немногими, но великими именами, объединяла многочисленных рядовых беллетристов и начинающих талантливых писателей. Ее распад в конце 40-х гг. вызван не столько смертью Белинского, сколько изменением общественной ситуации в стране и возмужанием талантов, обретающих в период «мрачного семилетия» новую «манеру» в творчестве.

Натуральная школа характеризует преимущественный интерес к социальной тематике, к изображению трагической зависимости человека, будь то бедный чиновник, крепостной крестьянин, дворянский интеллигент, богатый помещик, от неблагоприятных условий общественного бытия. Признание Белинского: «Меня теперь всего поглотила идея достоинства человеческой личности и ее горькой участи», — определяет содержание многих произведений тех лет (Белинский В.Г. Полн. собр. соч. М., 1956. Т. 11. С. 558). В поле зрения реалистов 1840-х гг. чаще всего находятся горемыки-горюны, тихие, смирные люди, одаренные, но безвольные натуры. Они апатически констатируют свою беспомощность: «Обстоятельства нас определяют <...> и потом же нас казнят» (Тургенев И.С. Полн. собр. соч. М., 1980. Т. 5. С. 26); горько жалуются на свою обездоленность: «Да человек-то я маленький, и ходу мне никакого нет» (Островский А.Н. Полн. собр. соч. М., 1952. Т. 13. С. 17), но обычно не идут дальше вопроса: «За что, судьба жестокая, ты создала меня бедняком?» (Некрасов Н.А. Полн. собр. соч. и писем. М., 1949. Т. 5. С. 168). Поэтому в произведениях нередко присутствует, помимо критического (иронического), сентиментальный пафос, исходящий либо от самого писателя (Д.В. Григорович), либо от его чувствительного героя (Достоевский). Это позволило Ап. Григорьеву говорить о сентиментальном натурализме реалистов 1840-х гг.

Традиции сентиментальной литературы действительно заметны в прозе натуральной школы. И не столько в пафосе ее отдельных произведений, сколько в признании эстетической значимости обыкновенного, повседневного. Одна из заслуг сентименталистов состоит в том, что они увидели «в самых обыкновенных вещах пиитическую сторону» (Н.М. Карамзин), ввели в сферу искусства частную жизнь простых людей, хотя она под их пером приобретала декоративные, оранжерейные черты.

В отличие от сентименталистов и особенно от романтиков, которые, говоря словами В. Майкова, признавали изящное во всем необыкновенном и не допускали его ни в чем обыкновенном, реалисты видят в прозе ежедневных будней и мелочное, пошлое, и «бездну поэзии» (В.Г. Белинский), показывают взаимопроникновение обычного и необычного. Герои натуральной школы, «обитатели чердаков и подвалов» (В.Г. Белинский), отличаются от Башмачкина и Вырина тем, что подчас осознают свою значимость, свою духовность. И это прежде всего характеризует «маленького человека» в произведениях Достоевского. «Сердцем и мыслями я человек», — провозглашает Макар Девушкин (1; 82).

Вопрос о принадлежности Достоевского к натуральной школе давно не вызывает сомнений и является одним из важнейших аспектов изучения как творчества писателя, так и самого реализма 1840-х гг. Удачный литературный дебют сразу сближает Достоевского с Белинским, делает его «своим» в кругу реалистов тех лет. В одном из писем писатель объясняет расположение к себе Белинского тем, что критик видит в нем «доказательство перед публикою и оправдание мнений своих» (28 1 ; 113 — курсив Достоевского. — Прим. ред. ). Последующие осложнения в отношениях Достоевского с Белинским и Некрасовым не отделяют его от натуральной школы. Неслучайно Ап. Григорьев в статье «Русская изящная литература в 1852 году» и «Реализм и идеализм в нашей литературе», написанных в разное время, называет Достоевского 1840-х гг. блестящим представителем «сентиментального натурализма» (Григорьев Ап. Литературная критика. М., 1967. С. 53, 429).

Произведения Достоевского органически вписываются в историко-литературный контекст 1840-х гг., что не лишает их самобытности, оригинальности. И не только свидетельствуют об этом, но и . Натуральная школа, исходя из своей концепции обыкновенного, из признания изменяемости характера под воздействием социальных обстоятельств, полемизировала с романтиками, старалась нанести им «страшный удар» показом опошления мечтателя под влиянием среды или его поражение в столкновении с ней («Обыкновенная история» И.А. Гончарова, «Кто виноват?» А.И. Герцена). Достоевский отзывается своим «сентиментальным романом» на актуальную для натуральной школы тему, но по-своему. Он изображает не опошление мечтателя, как — вслед за Гончаровым — Бутков, Плещеев, а трагедию его одинокого, беспомощного существования, осуждает жизнь в мечте и ратует за жизнь с мечтой.

Не удивительно, что именно Достоевский в конце 1840-х — начале 1850-х гг. одним из первых угадывает потребность в новом решении вопроса о соотношении характеров и обстоятельств, отступает в силу этого от канонов натуральной школы в изображении романтика и «лишнего человека», персонажей его (1849, 1857), написанного в Петропавловской крепости. Здесь, в стенах тюрьмы, писатель приходит к убеждению, что нужно «быть человеком между людьми и остаться им навсегда, в каких бы то ни было несчастьях, не уныть и не пасть...» (28 1 ; 162 — курсив Достоевского. — Прим. ред. ). Эта мысль о нравственном противостоянии человека обстоятельствам станет господствующей в литературе 1850-х гг., когда гоголевский тезис: «вот что может сделаться с человеком» — уступает первенство пушкинскому девизу: «самостоянье человека — залог величия его». Поскольку способностью противостоять враждебным влияниям обладает тот, у кого есть идеал, постольку Достоевский в «Маленьком герое» с глубокой симпатией рисует юного романтика, исполненного рыцарской, платонической любви к женщине. Одновременно с Тургеневым, автором «Гамлета Щигровского уезда» (1849), писатель высмеивает в названном рассказе «лишнего человека» за его вечные жалобы на «враждебные обстоятельства», которые обрекают его на постоянное «ничегонеделание». Так Достоевский и Тургенев выступают в качестве зачинателей нового этапа в развитии русского реализма, идущего на смену натуральной школы.

Достоевский усилит критику диктата социального детерминизма, присущего реалистам 1840-х гг., и придет к выводу, что «человек изменится не от внешних причин, а не иначе как от перемены нравственной » (20; 171 — курсив Достоевского. — Прим. ред. ). Но гуманистический пафос натуральной школы, выразившийся в глубоком сочувствии к униженным и оскорбленным, останется с Достоевским навсегда. Неслучайно в своих упоминаниях о натуральной школе писатель акцентирует ее отношение к маленькому человеку, почти дословно цитируя высказывания Белинского. Так, в повести повествователь, вспоминая натуральную школу, говорит о ее стремлении увидеть в самом падшем создании высочайшие человеческие чувства. В романе «Униженные и оскорбленные» Достоевский передает восприятие обыденным сознанием содержания своего первого печатного произведения, отвечавшего эстетическому кодексу натуральной школы. Неискушенного в литературных спорах и новациях человека удивляет и привлекает в данном содержании описание картин житейских будней простым, близким к разговорной речи языком, призыв видеть в забитых людях своих братьев. Все это еще раз свидетельствует о том, что натуральная школа не только важнейший этап в развитии русского реализма, но и многообещающий пролог литературной деятельности Достоевского.

Проскурина Ю.М.